Гл. 1. Высказывание
PREV | NEXT
содержание
1.4. Протокол «я»
Гипотеза о заданности ролей
Существо с личной историей
Имя и личные местоимения
Участник деятельности
Нашим исследованием движет простая идея. Вот в чем она заключается. Практикуя высказывание, существо начинает использовать специальный знак, который теперь представлен в языке посредством многочисленных лексических и грамматических форм: «иду», «мне», «сам», «по-моему», «я» и других. Все эти языковые фрагменты хотя и находят весьма разнообразное употребление, все же содержат в себе общую категорию - категорию «я». Мы будем говорить об этом знакоупотреблении как о практике «я». Эти знаки легче всего представить себе как своеобразный протокол, возникший в процессе эволюции высказывания и решающий некоторую задачу коммуникации.
Когда мы задумываемся о природе протокола «я», перебирая речевые фрагменты, в которых проявляет себя интересующая нас категория, взор наш застилает пелена естественных ассоциаций. Нам невероятно тяжело отвлечься от своей личной истории и увидеть в этих знаках функциональный смысл. Мы не улавливаем ту естественную необходимость, с которой они могли бы быть использованы. В этом вопросе хотелось бы достичь той ясности, с которой, например, мы можем представить себе функционирование указательного жеста, оформившегося в виде специального акустического образа, знака, который использовался бы рефлекторно в подходящей ситуации - наподобие хватательного движения.
Б. А. Успенский пишет о местоимении «я»:
«Что такое «я»? Не существует объекта (денотата), который может быть определен как «я» вне речевого акта (т. е. вне процесса коммуникации). «Я» означает говорящего: «я» - это тот, кто говорит «я», т. е. тот, кто обозначает себя таким образом - тот, кто порождает или же способен породить текст, содержащий само это местоимение». [26, 14]
В этом фрагменте подчеркнута принципиальная связь категории «я» с процедурой высказывания. «Я» появляется в процессе коммуникации. Это важный момент. Однако приведенную выше формулировку, судя по всему, нельзя принять за определение. Прежде всего нас настораживает оборот «... тот, кто ...». В самом деле, «тот» - это производная от «я». «Тот» и «я» - сущности одного порядка. Нельзя использовать одно из этих слов при определении другого.
Проблема, видимо, состоит не только в том, чтобы в каждом конкретном случае выбрать нужный элемент из уже существующего набора {«я», «ты», «он»}. Природа самого множества участников коммуникации представляет для нас главную загадку. Как мы можем помыслить участников коммуникации, которые обращаются друг к другу по именам?
Ранее, в примере с яблоком, мы рассмотрели деятельность высказывания, которая не предполагала употребления знака «я». Эта деятельность распределялась между несколькими индивидами, но роли их были заданы заранее. Один из участников был инициатором активности по добыванию яблока и существом, которому в рамках нашей модели доставалась добыча. Ему предстояло также выполнить свое обещание, разделив добычу со своим помощником. Роль этого второго участника также была дана с самого начала. Мы видели, что такая практика не потребовала знака «я». Из этого мы можем заключить, что высказывание как таковое не нуждается еще в протоколе «я».
Можно предположить, что интересующий нас протокол возникает в совместной деятельности высказывания, развивающейся по другой схеме. Здесь мы опять вступаем на скользкую почву гипотез. Но сейчас у нас нет другого пути.
Предположим, что роли участников не заданы с самого начала. Представьте себе, что мы с другом собираемся в поход. Я говорю: «Я возьму топор, а ты возьмешь котелок». Допустим, он соглашается с моим предложением.
Отметим прежде всего, что я являюсь инициатором совместной деятельности по распределению инвентаря - мы с другом практикуем распределение инвентаря. Эта деятельность без сомнения развивается по принципу высказывания. Наш короткий диалог задает серию серьезных оснований к тому, чтобы я взял топор, а он - котелок. Факт нашей договоренности будет иметь серьезные последствия и в том случае, если кто-то из нас не выполнит своего обязательства.
Чем отличается пример с топором и котелком от примера с яблоком? Практика распределения инвентаря предполагает, что роли между участниками не заданы заранее. Я беру топор, но мог бы взять и котелок. Распределение обеспечивается специальными знаками, встроенными в само высказывание. Решение о том, кто возьмет топор, опирается, в свою очередь, на другие основания, которые принимаются мною во внимание. Эти основания в общем случае остаются неозвученными. Если бы инициатор распределения инвентаря всегда брал бы одну и ту же вещь, или этот выбор был бы ясно задан внешне явленными причинами, то не было бы необходимости в специальном указании на того, кто берет топор. Однако путь, предполагающий явленные причины, оказывается, видимо, слишком затратным.
В рамках практики распределения инвентаря знак «я» обеспечивает однозначное толкование и задает основания к дальнейшим действиям.
Разумеется, одного примера недостаточно, чтобы почувствовать характер практики «я». Однако мы пока не будем плодить примеры, а попытаемся уловить формальную особенность этой практики. С математической точки зрения такая практика обладает симметрией относительно перестановки участников. Если в совместной деятельности высказывания поменять местами участников («Ты возьмешь топор, а я котелок»), то мы получим опять то же самое высказывание - точнее, возможный вариант этого же высказывания, ту же практику. Структура совместной деятельности разлагается, таким образом, на действия и участников. Знак «я» обслуживает эту сложную деятельность.
В чем же заключается экологический смысл такого усложнения? Как мы должны представлять себе участников этой деятельности?
содержание
1.4. Протокол «я»
Гипотеза о заданности ролей
Существо с личной историей
Имя и личные местоимения
Участник деятельности
Нашим исследованием движет простая идея. Вот в чем она заключается. Практикуя высказывание, существо начинает использовать специальный знак, который теперь представлен в языке посредством многочисленных лексических и грамматических форм: «иду», «мне», «сам», «по-моему», «я» и других. Все эти языковые фрагменты хотя и находят весьма разнообразное употребление, все же содержат в себе общую категорию - категорию «я». Мы будем говорить об этом знакоупотреблении как о практике «я». Эти знаки легче всего представить себе как своеобразный протокол, возникший в процессе эволюции высказывания и решающий некоторую задачу коммуникации.
Когда мы задумываемся о природе протокола «я», перебирая речевые фрагменты, в которых проявляет себя интересующая нас категория, взор наш застилает пелена естественных ассоциаций. Нам невероятно тяжело отвлечься от своей личной истории и увидеть в этих знаках функциональный смысл. Мы не улавливаем ту естественную необходимость, с которой они могли бы быть использованы. В этом вопросе хотелось бы достичь той ясности, с которой, например, мы можем представить себе функционирование указательного жеста, оформившегося в виде специального акустического образа, знака, который использовался бы рефлекторно в подходящей ситуации - наподобие хватательного движения.
Б. А. Успенский пишет о местоимении «я»:
«Что такое «я»? Не существует объекта (денотата), который может быть определен как «я» вне речевого акта (т. е. вне процесса коммуникации). «Я» означает говорящего: «я» - это тот, кто говорит «я», т. е. тот, кто обозначает себя таким образом - тот, кто порождает или же способен породить текст, содержащий само это местоимение». [26, 14]
В этом фрагменте подчеркнута принципиальная связь категории «я» с процедурой высказывания. «Я» появляется в процессе коммуникации. Это важный момент. Однако приведенную выше формулировку, судя по всему, нельзя принять за определение. Прежде всего нас настораживает оборот «... тот, кто ...». В самом деле, «тот» - это производная от «я». «Тот» и «я» - сущности одного порядка. Нельзя использовать одно из этих слов при определении другого.
Проблема, видимо, состоит не только в том, чтобы в каждом конкретном случае выбрать нужный элемент из уже существующего набора {«я», «ты», «он»}. Природа самого множества участников коммуникации представляет для нас главную загадку. Как мы можем помыслить участников коммуникации, которые обращаются друг к другу по именам?
Ранее, в примере с яблоком, мы рассмотрели деятельность высказывания, которая не предполагала употребления знака «я». Эта деятельность распределялась между несколькими индивидами, но роли их были заданы заранее. Один из участников был инициатором активности по добыванию яблока и существом, которому в рамках нашей модели доставалась добыча. Ему предстояло также выполнить свое обещание, разделив добычу со своим помощником. Роль этого второго участника также была дана с самого начала. Мы видели, что такая практика не потребовала знака «я». Из этого мы можем заключить, что высказывание как таковое не нуждается еще в протоколе «я».
Можно предположить, что интересующий нас протокол возникает в совместной деятельности высказывания, развивающейся по другой схеме. Здесь мы опять вступаем на скользкую почву гипотез. Но сейчас у нас нет другого пути.
Предположим, что роли участников не заданы с самого начала. Представьте себе, что мы с другом собираемся в поход. Я говорю: «Я возьму топор, а ты возьмешь котелок». Допустим, он соглашается с моим предложением.
Отметим прежде всего, что я являюсь инициатором совместной деятельности по распределению инвентаря - мы с другом практикуем распределение инвентаря. Эта деятельность без сомнения развивается по принципу высказывания. Наш короткий диалог задает серию серьезных оснований к тому, чтобы я взял топор, а он - котелок. Факт нашей договоренности будет иметь серьезные последствия и в том случае, если кто-то из нас не выполнит своего обязательства.
Чем отличается пример с топором и котелком от примера с яблоком? Практика распределения инвентаря предполагает, что роли между участниками не заданы заранее. Я беру топор, но мог бы взять и котелок. Распределение обеспечивается специальными знаками, встроенными в само высказывание. Решение о том, кто возьмет топор, опирается, в свою очередь, на другие основания, которые принимаются мною во внимание. Эти основания в общем случае остаются неозвученными. Если бы инициатор распределения инвентаря всегда брал бы одну и ту же вещь, или этот выбор был бы ясно задан внешне явленными причинами, то не было бы необходимости в специальном указании на того, кто берет топор. Однако путь, предполагающий явленные причины, оказывается, видимо, слишком затратным.
В рамках практики распределения инвентаря знак «я» обеспечивает однозначное толкование и задает основания к дальнейшим действиям.
Разумеется, одного примера недостаточно, чтобы почувствовать характер практики «я». Однако мы пока не будем плодить примеры, а попытаемся уловить формальную особенность этой практики. С математической точки зрения такая практика обладает симметрией относительно перестановки участников. Если в совместной деятельности высказывания поменять местами участников («Ты возьмешь топор, а я котелок»), то мы получим опять то же самое высказывание - точнее, возможный вариант этого же высказывания, ту же практику. Структура совместной деятельности разлагается, таким образом, на действия и участников. Знак «я» обслуживает эту сложную деятельность.
В чем же заключается экологический смысл такого усложнения? Как мы должны представлять себе участников этой деятельности?