Гл. 2. Язык
PREV | NEXT
содержание
2.1. Дрейф языка
Язык и личная история
Этимология, лексикография и культурология
Из истории движений
Дрейф
Тело и «я»
Язык часто представляют себе как систему связанных знаков. Каждый знак состоит из двух частей - означаемого (понятие) и означающего (акустический образ). В качестве иллюстрации можно привести изображение, которое мы позаимствовали из курса лингвистики Фердинанда де Соссюра.
Знаки связаны друг с другом в различных отношениях. Изменения, произошедшие в одном из знаков, могут оказаться причиной смещений в соседних знаках. В этом смысле язык является целостной системой. Эта система подвержена дрейфу. Вопросами, связанными с изменением языков во времени, занимается диахроническая лингвистика.
Хорошо известны процессы, которые могут протекать в области означающего. Прежде всего речь идет о фонетических изменениях. Изменение может претерпеть некоторая фонема при определенных условиях.
Фонетическое изменение, как указывается в курсе лингвистики, может привести к разрыву грамматических связей между словами, в результате чего получается, что одно слово уже не воспринимается как произведенное от другого. Таким образом, фонетические изменения играют деструктивную роль, разрушая грамматическую регулярность языка.
Следующим фактором в эволюции языка, по мнению Соссюра, следует признать аналогию:
«Аналогия предполагает образец и регулярное подражание ему. Аналогическая форма - это форма, образованная по об-разцу одной или нескольких других форм согласно определенному правилу». [24, 161]
Так, появление в латинском языке формы «honor» является результатом аналогии, что можно прояснить пропорцией:
Аналогия в некоторой степени компенсирует деструктивную роль фонетических изменений, восстанавливая регулярность в языке.
Наконец, агглютинация является третьим решающим фактором в эволюции языка. Агглютинация состоит в том, что два или несколько слов, первоначально раздельные, но часто встречающиеся внутри предложения в одной синтагме (последовательности знаков), сливаются в неанализируемую единицу. В результате агглютинации могут спаиваться также и единицы более низкого уровня внутри слова. Никакие другие факторы, по мнению Соссюра, не могут сравниться с упомянутыми в их роли, определяющей эволюцию языка.
Перечисленные выше случаи представляют собой преимущественно примеры эволюции акустических образов. Ну, можно представить, что фонетическое изменение или агглютинация происходит вовсе без изменения понятия. Если понятие выкристаллизовывается в языке в виде некоторого словосочетания, то может оказаться естественным, что это словосочетание будет заменено каким-то словом в согласии с механизмом аналогии или путем агглютинации. И это здесь будет лишь заключительным шагом в истории становления нового знака. Для нас же основной интерес представляют смещения в области означаемого. Очевидно, что эволюцию языка следовало бы рассматривать как эволюцию знаков, а не только акустических образов.
Теоретические представления о смещении означаемого скудны, а экспериментальные свидетельства, на которые можно было бы опереться, разрознены и фрагментарны. Одна из дисциплин, которая в этом смысле привлекает внимание в первую очередь, - это этимология. В этимологических сюжетах мы часто встречаем ситуации, где одни слова заменяют другие без изменения значения. С другой стороны, некоторое слово может изменить со временем свой смысл. Знаки могут вытеснять друг друга или, напротив, проторять друг другу дорогу. Каждая часть целого реагирует на изменения, происходящие в соседних или даже отдаленных частях знаковой системы.
В этимологии разработаны процедуры, позволяющие при наличии специальных свидетельств доказать или опровергнуть существование связей между словами. Допустим, что слово «горе» этимологически связано со словом «гореть» (нас здесь не интересует, собственно, этимологический аспект проблемы - мы используем сюжет со словом «горе» всего лишь как модельный пример). Наличие упомянутой связи могло бы нас натолкнуть на размышления о судьбе самого понятия «горе». Чаще всего указывают на то, что человек в горе как бы «горит изнутри». Как могло бы войти в употребление такое выражение? Что означало бы в общем случае «гореть изнутри»?
Можно рассмотреть и другие гипотезы. Можно было бы предположить, что на первых порах горе в строгом смысле этого слова могли испытывать только погорельцы. Позднее произошло обобщение, и этот знак стал использоваться в более широком контексте. Не проведя специального исследования, мы вообще не можем быть уверенными в том, что понятие «горе» не существовало и раньше. Можно предположить, что слово, которое ранее обозначало это понятие, в силу каких-то причин было вытеснено словом «горе». Таким образом, этимология этого слова оказалась бы плохим свидетельством о происхождении понятия.
Нам неизвестно, какой исторический путь прошел язык. Возможно, что свидетельства, которые могли бы послужить ключом к происхождению интересующих нас понятий, давно стерты шумом случайных смещений и перетасовок. Мы с известной осторожностью должны привлекать к рассуждению конкретные этимологии. И все же этимология является одним из ключей к тайнам языка. Было бы логично использовать некоторые этимологические сюжеты в качестве моделей, в рамках которых мы могли бы реконструировать судьбы отдельных слов и понятий. В известных этимологических сюжетах следует искать образцы и схемы того, что могло бы происходить в действительности. Это вполне разумный подход в изучении тех случаев, по поводу которых у нас нет прямых свидетельств.
Часто мы сталкиваемся с образованием новых понятий. Легко представить себе появление нового хозяйственного инструмента или культурной практики. Появление новой вещи в ряду уже существующих не повлияет на формы жизни. Куда интереснее изменение понятий, в которых человек осмысляет свою личную историю - таких, например, как горе или удача. Если мы пойдем дальше, то перед нами встанет вопрос о понятиях, структурирующих восприятие и ориентацию во времени. В этимологических исследованиях иногда пытаются проследить какие-то смысловые переходы, но там не ставится вопрос о причинах смещений в общем случае. Не интересуют этимологию и культурные последствия этих смещений. Ясно, что все это не является задачей такой прикладной дисциплины, как этимология. Но едва ли мы вообще найдем дисциплину, которая в явной форме ставила бы перед собой такие задачи.
В культурологических исследованиях, образцовым примером которых можно считать работы Арона Гуревича, мы можем найти много глубоких наблюдений и важных обобщений о характере культуры и ее важнейших категориях. Но вопрос не ставится здесь ни лингвистически, ни психологически.
Работы по лексикографии носят по преимуществу описательный характер - здесь пытаются дифференцировать языковые картины мира и описать их на некотором метаязыке.
Что же касается самой психологии, то наука эта до сих пор с некоторым опасением смотрит в сторону культурологических феноменов, предпочитая заниматься техническими вопросами функционирования индивидуального организма.
содержание
2.1. Дрейф языка
Язык и личная история
Этимология, лексикография и культурология
Из истории движений
Дрейф
Тело и «я»
Язык часто представляют себе как систему связанных знаков. Каждый знак состоит из двух частей - означаемого (понятие) и означающего (акустический образ). В качестве иллюстрации можно привести изображение, которое мы позаимствовали из курса лингвистики Фердинанда де Соссюра.
Знаки связаны друг с другом в различных отношениях. Изменения, произошедшие в одном из знаков, могут оказаться причиной смещений в соседних знаках. В этом смысле язык является целостной системой. Эта система подвержена дрейфу. Вопросами, связанными с изменением языков во времени, занимается диахроническая лингвистика.
Хорошо известны процессы, которые могут протекать в области означающего. Прежде всего речь идет о фонетических изменениях. Изменение может претерпеть некоторая фонема при определенных условиях.
Фонетическое изменение, как указывается в курсе лингвистики, может привести к разрыву грамматических связей между словами, в результате чего получается, что одно слово уже не воспринимается как произведенное от другого. Таким образом, фонетические изменения играют деструктивную роль, разрушая грамматическую регулярность языка.
Следующим фактором в эволюции языка, по мнению Соссюра, следует признать аналогию:
«Аналогия предполагает образец и регулярное подражание ему. Аналогическая форма - это форма, образованная по об-разцу одной или нескольких других форм согласно определенному правилу». [24, 161]
Так, появление в латинском языке формы «honor» является результатом аналогии, что можно прояснить пропорцией:
Аналогия в некоторой степени компенсирует деструктивную роль фонетических изменений, восстанавливая регулярность в языке.
Наконец, агглютинация является третьим решающим фактором в эволюции языка. Агглютинация состоит в том, что два или несколько слов, первоначально раздельные, но часто встречающиеся внутри предложения в одной синтагме (последовательности знаков), сливаются в неанализируемую единицу. В результате агглютинации могут спаиваться также и единицы более низкого уровня внутри слова. Никакие другие факторы, по мнению Соссюра, не могут сравниться с упомянутыми в их роли, определяющей эволюцию языка.
Перечисленные выше случаи представляют собой преимущественно примеры эволюции акустических образов. Ну, можно представить, что фонетическое изменение или агглютинация происходит вовсе без изменения понятия. Если понятие выкристаллизовывается в языке в виде некоторого словосочетания, то может оказаться естественным, что это словосочетание будет заменено каким-то словом в согласии с механизмом аналогии или путем агглютинации. И это здесь будет лишь заключительным шагом в истории становления нового знака. Для нас же основной интерес представляют смещения в области означаемого. Очевидно, что эволюцию языка следовало бы рассматривать как эволюцию знаков, а не только акустических образов.
Теоретические представления о смещении означаемого скудны, а экспериментальные свидетельства, на которые можно было бы опереться, разрознены и фрагментарны. Одна из дисциплин, которая в этом смысле привлекает внимание в первую очередь, - это этимология. В этимологических сюжетах мы часто встречаем ситуации, где одни слова заменяют другие без изменения значения. С другой стороны, некоторое слово может изменить со временем свой смысл. Знаки могут вытеснять друг друга или, напротив, проторять друг другу дорогу. Каждая часть целого реагирует на изменения, происходящие в соседних или даже отдаленных частях знаковой системы.
В этимологии разработаны процедуры, позволяющие при наличии специальных свидетельств доказать или опровергнуть существование связей между словами. Допустим, что слово «горе» этимологически связано со словом «гореть» (нас здесь не интересует, собственно, этимологический аспект проблемы - мы используем сюжет со словом «горе» всего лишь как модельный пример). Наличие упомянутой связи могло бы нас натолкнуть на размышления о судьбе самого понятия «горе». Чаще всего указывают на то, что человек в горе как бы «горит изнутри». Как могло бы войти в употребление такое выражение? Что означало бы в общем случае «гореть изнутри»?
Можно рассмотреть и другие гипотезы. Можно было бы предположить, что на первых порах горе в строгом смысле этого слова могли испытывать только погорельцы. Позднее произошло обобщение, и этот знак стал использоваться в более широком контексте. Не проведя специального исследования, мы вообще не можем быть уверенными в том, что понятие «горе» не существовало и раньше. Можно предположить, что слово, которое ранее обозначало это понятие, в силу каких-то причин было вытеснено словом «горе». Таким образом, этимология этого слова оказалась бы плохим свидетельством о происхождении понятия.
Нам неизвестно, какой исторический путь прошел язык. Возможно, что свидетельства, которые могли бы послужить ключом к происхождению интересующих нас понятий, давно стерты шумом случайных смещений и перетасовок. Мы с известной осторожностью должны привлекать к рассуждению конкретные этимологии. И все же этимология является одним из ключей к тайнам языка. Было бы логично использовать некоторые этимологические сюжеты в качестве моделей, в рамках которых мы могли бы реконструировать судьбы отдельных слов и понятий. В известных этимологических сюжетах следует искать образцы и схемы того, что могло бы происходить в действительности. Это вполне разумный подход в изучении тех случаев, по поводу которых у нас нет прямых свидетельств.
Часто мы сталкиваемся с образованием новых понятий. Легко представить себе появление нового хозяйственного инструмента или культурной практики. Появление новой вещи в ряду уже существующих не повлияет на формы жизни. Куда интереснее изменение понятий, в которых человек осмысляет свою личную историю - таких, например, как горе или удача. Если мы пойдем дальше, то перед нами встанет вопрос о понятиях, структурирующих восприятие и ориентацию во времени. В этимологических исследованиях иногда пытаются проследить какие-то смысловые переходы, но там не ставится вопрос о причинах смещений в общем случае. Не интересуют этимологию и культурные последствия этих смещений. Ясно, что все это не является задачей такой прикладной дисциплины, как этимология. Но едва ли мы вообще найдем дисциплину, которая в явной форме ставила бы перед собой такие задачи.
В культурологических исследованиях, образцовым примером которых можно считать работы Арона Гуревича, мы можем найти много глубоких наблюдений и важных обобщений о характере культуры и ее важнейших категориях. Но вопрос не ставится здесь ни лингвистически, ни психологически.
Работы по лексикографии носят по преимуществу описательный характер - здесь пытаются дифференцировать языковые картины мира и описать их на некотором метаязыке.
Что же касается самой психологии, то наука эта до сих пор с некоторым опасением смотрит в сторону культурологических феноменов, предпочитая заниматься техническими вопросами функционирования индивидуального организма.