Гл 3. Видение
PREV | NEXT
содержание
3.3. Пути освоения
Сигнал тревоги
Пути освоения
Восприятие
Субъект и мир
Культурология видения
Выше мы приводили различные примеры освоения. В фокусе нашего внимания попеременно оказывались цвет, дыхание, локализация, сенсорная активность и другие аспекты. Теперь перед нами встает общая задача - дать реконструкцию истории освоения, расставив акценты на ключевых событиях. Каждому аспекту в идеале следовало бы посвятить отдельный раздел книги. Но на данный момент такая задача выглядит фантастически. В нашей книге мы касаемся лишь отдельных сюжетов, сосредотачивая особое внимание в том числе и на восприятии.
В каждом конкретном случае нам приходится начинать с реконструкции соответствующих совместных деятельностей, для которых рассматриваемый аспект оказался актуальным. Следует ли нам утверждать, что все аспекты, так или иначе поддерживаемые нервной системой, подверглись освоению? Можно ли представить себе, что, допустим, цвет оказался бы за пределами освоения? Ну, наверное, можно представить. В таком случае даже при наличии физиологической способности различения цвет не стал бы предметом сознания - мы не обращали бы на цвет внимания, не реагировали бы на него в культурном смысле.
Практически невероятно, чтобы цвет в действительности оказался за пределами какой-нибудь из существующих культур.
Рассмотрим, однако, другой пример. Известно, что глаз реагирует на яркое освещение сужением зрачка. Реакция эта остается у человека непроизвольной, а само действие не имеет практически никакого культурного значения (впрочем, это не совсем верно; большие размеры зрачков придают взгляду выражение доброжелательности; некоторые девушки умеют управлять размером зрачков). Мы можем узнать об этой реакции, проводя специальные наблюдения. В рассуждениях о сужении зрачка мы склонны придерживаться механистического объяснения. Здесь нас вполне удовлетворит представление о системе с обратной связью. Мы, разумеется, можем различать (ощущать) яркий и тусклый свет, но это различение не имеет никакого отношения к реакции сужения зрачка, о которой мы можем даже не догадываться.
Иначе складывается ситуация в случае с болью. Нарушение в телесных тканях (ранение руки) приводит к движениям, оберегающим поврежденный орган. Как и в случае с расширением зрачка, это адаптивная реакция, эволюционный смысл которой вполне очевиден. Однако в этом втором случае мы не склонны удовлетвориться механистическим объяснением. Наш внутренний опыт свидетельствует о промежуточном звене - ощущении боли, которое теперь приходится вписывать в общую психологическую схему.
И реакцию зрачка, и оберег раненой руки физиологически можно представить в виде системы с обратной связью. В первом случае реакцию определяет состояние сетчатки, задаваемое количеством падающего на нее света. Во втором случае начальным звеном в цепи нервного сигнала являются рецепторы механического напряжения.
Следует ли объяснять различия в осознанности этих двух процессов исходными особенностями нервных путей? Едва ли следует. Вероятнее всего, что аспект сужения зрачка, в отличие от аспекта боли, в силу ряда объективных причин оказался, попросту говоря, на периферии основных путей культурного освоения.
Рассмотрим подробнее экологическую роль боли. Боль нужна, чтобы оберегать пораненный орган, допустим, руку. Иногда реакция на боль выливается в обездвиженность. Как правило, боль локализована в некотором органе. Как же работает эта система? Очевидно, что задействуется уже сложившийся к тому времени аппарат двигательного контроля. Можно представить себе, что на вход этого аппарата подается код, который подвергается распознаванию и ведет к адекватной двигательной реакции. Приблизительно то же самое можно сказать о вкусовых ощущениях или запахах. Сладкое должно вызывать реакцию глотания, горькое разумно выплюнуть. Глотание проходит по ведомству аппарата двигательного контроля. Перед нами вполне механистическая картина. Что дальше?
Логично предположить, что речевая деятельность является ответвлением от нервного древа движения и контролируется тем же двигательным центром. Действительно, управление голосовыми связками и языком осуществляется с помощью мышц. Этот факт не следует недооценивать.
Мы видели, как хватательное движение, обладая объективной выразительностью, превращается в указательный жест. Жест находит себе сопровождение в акустическом паттерне. Вопрос решается в рамках одного ведомства - двигательного центра. И вот уже акустический знак работает на просторах культуры указания. «Образ» яблока задействован в совместной деятельности. Это только начало. Мы успели к отправлению. Этот поезд привезет нас к личной истории.
Нашими «пассажирами» оказались цвет, запах и боль. Возможно, что некоторые из них «заскочили на следующей остановке». Ну а представьте себе, что некоторая чувствительность действует не через систему движения, а иным способом - например, химически. Судя по всему, такая форма чувствительности осталась бы за пределами нашего сознания.
содержание
3.3. Пути освоения
Сигнал тревоги
Пути освоения
Восприятие
Субъект и мир
Культурология видения
Выше мы приводили различные примеры освоения. В фокусе нашего внимания попеременно оказывались цвет, дыхание, локализация, сенсорная активность и другие аспекты. Теперь перед нами встает общая задача - дать реконструкцию истории освоения, расставив акценты на ключевых событиях. Каждому аспекту в идеале следовало бы посвятить отдельный раздел книги. Но на данный момент такая задача выглядит фантастически. В нашей книге мы касаемся лишь отдельных сюжетов, сосредотачивая особое внимание в том числе и на восприятии.
В каждом конкретном случае нам приходится начинать с реконструкции соответствующих совместных деятельностей, для которых рассматриваемый аспект оказался актуальным. Следует ли нам утверждать, что все аспекты, так или иначе поддерживаемые нервной системой, подверглись освоению? Можно ли представить себе, что, допустим, цвет оказался бы за пределами освоения? Ну, наверное, можно представить. В таком случае даже при наличии физиологической способности различения цвет не стал бы предметом сознания - мы не обращали бы на цвет внимания, не реагировали бы на него в культурном смысле.
Практически невероятно, чтобы цвет в действительности оказался за пределами какой-нибудь из существующих культур.
Рассмотрим, однако, другой пример. Известно, что глаз реагирует на яркое освещение сужением зрачка. Реакция эта остается у человека непроизвольной, а само действие не имеет практически никакого культурного значения (впрочем, это не совсем верно; большие размеры зрачков придают взгляду выражение доброжелательности; некоторые девушки умеют управлять размером зрачков). Мы можем узнать об этой реакции, проводя специальные наблюдения. В рассуждениях о сужении зрачка мы склонны придерживаться механистического объяснения. Здесь нас вполне удовлетворит представление о системе с обратной связью. Мы, разумеется, можем различать (ощущать) яркий и тусклый свет, но это различение не имеет никакого отношения к реакции сужения зрачка, о которой мы можем даже не догадываться.
Иначе складывается ситуация в случае с болью. Нарушение в телесных тканях (ранение руки) приводит к движениям, оберегающим поврежденный орган. Как и в случае с расширением зрачка, это адаптивная реакция, эволюционный смысл которой вполне очевиден. Однако в этом втором случае мы не склонны удовлетвориться механистическим объяснением. Наш внутренний опыт свидетельствует о промежуточном звене - ощущении боли, которое теперь приходится вписывать в общую психологическую схему.
И реакцию зрачка, и оберег раненой руки физиологически можно представить в виде системы с обратной связью. В первом случае реакцию определяет состояние сетчатки, задаваемое количеством падающего на нее света. Во втором случае начальным звеном в цепи нервного сигнала являются рецепторы механического напряжения.
Следует ли объяснять различия в осознанности этих двух процессов исходными особенностями нервных путей? Едва ли следует. Вероятнее всего, что аспект сужения зрачка, в отличие от аспекта боли, в силу ряда объективных причин оказался, попросту говоря, на периферии основных путей культурного освоения.
Рассмотрим подробнее экологическую роль боли. Боль нужна, чтобы оберегать пораненный орган, допустим, руку. Иногда реакция на боль выливается в обездвиженность. Как правило, боль локализована в некотором органе. Как же работает эта система? Очевидно, что задействуется уже сложившийся к тому времени аппарат двигательного контроля. Можно представить себе, что на вход этого аппарата подается код, который подвергается распознаванию и ведет к адекватной двигательной реакции. Приблизительно то же самое можно сказать о вкусовых ощущениях или запахах. Сладкое должно вызывать реакцию глотания, горькое разумно выплюнуть. Глотание проходит по ведомству аппарата двигательного контроля. Перед нами вполне механистическая картина. Что дальше?
Логично предположить, что речевая деятельность является ответвлением от нервного древа движения и контролируется тем же двигательным центром. Действительно, управление голосовыми связками и языком осуществляется с помощью мышц. Этот факт не следует недооценивать.
Мы видели, как хватательное движение, обладая объективной выразительностью, превращается в указательный жест. Жест находит себе сопровождение в акустическом паттерне. Вопрос решается в рамках одного ведомства - двигательного центра. И вот уже акустический знак работает на просторах культуры указания. «Образ» яблока задействован в совместной деятельности. Это только начало. Мы успели к отправлению. Этот поезд привезет нас к личной истории.
Нашими «пассажирами» оказались цвет, запах и боль. Возможно, что некоторые из них «заскочили на следующей остановке». Ну а представьте себе, что некоторая чувствительность действует не через систему движения, а иным способом - например, химически. Судя по всему, такая форма чувствительности осталась бы за пределами нашего сознания.