Воры и воровство в Ташкенте
Н. С. Лыкошин. Воры и воровство в г. Ташкенте / Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. - Петроград, 1916.
В летнее время в русской части г. Ташкента ежегодно значительно увеличивается число дневных и ночных краж, причем местные жители обыкновенно обвиняют полицию в том, что она не умеет предупредить краж, разыскать воров и возвратить похищенное. Между тем в нашей жизни немало таких условий, которые мешают действиям полиции по предупреждению и обнаружению краж.
Придя в Туркестанский край, мы застали здесь весьма суровый режим мусульманского управления. В ханские времена воспрещалось выходить на улицу после определенного часа вечером; всякого идущего по улице в ночное время арестовывали туземные миршабы (ночные стражи) и представляли курбаши (начальнику полиции), который, по своему усмотрению, ограничивался внушением или, за повторные нарушения принятого порядка, подвергал виновного наказанию. Такой порядок являлся насилием над мирной частью населения, но, приучая граждан к правильной жизни, в значительной степени гарантировал от краж имущество обывателей: вор в большинстве случаев попадался в руки полиции еще до совершения преступления.
Насколько предупредительная деятельность полиции уменьшала число краж неустанным надзором, настолько и уголовный кодекс устрашал воров своими жестокими наказаниями: уличенного в воровстве обыкновенно наказывали отсечением руки.
Препятствовала развитию воровства и замкнутая жизнь туземцев. Сартовское жилье доступно для постороннего только в наружной своей части (ташкари), войти же внутрь и не застать там кого-нибудь во всякое время дня и ночи - положительно невозможно. В деле ограждения своего имущества от краж туземцы всегда шли навстречу заботам о них администрации. Сарт никогда не привяжет свою лошадь на улице, не станет при знакомых людях считать свои деньги, не остановится по дороге в незнакомом караван-сарае. Богатый сарт старается скрыть свое благосостояние, прилагает все усилия, чтобы ничем не выделяться из толпы, не бить в глаза своим дорогим костюмом, не вводить вора в грех. К приезжему из другого города (мусафиру) сарты относятся первое время весьма осторожно; над ним устанавливается, хотя и негласное, но весьма зоркое наблюдение самих обывателей; под таким присмотром и на ум не придет красть да мошенничать. В прислугу к себе туземец берет лишь хорошо ему известного человека; в большинстве случаев это - один из его дальних бедных родственников, а если родных нет, то сарт сам себе приготовляет надежных слуг, воспитывая в своем доме 2-3 мальчиков, которые живут у него всю жизнь, вполне преданы своему хозяину и за гроши исполняют все нехитрые работы туземного обихода.
Базар в Старом городе
Часто хозяин снисходит до того, что отдает за своего слугу одну из своих дочерей, роднится с ним и принимает его в долю в своих торговых предприятиях или отдает ему в обработку свою землю. Все, что нужно для хозяйства, глава семьи заблаговременно приобретает на базаре, не прибегая к посредству слуг, а тем более к услугам разносчиков, которые приносили бы товар прямо к нему на дом. Таким образом, самая жизнь сартов сложилась крайне неблагоприятно для воров: вор не знает, что он может найти в данную минуту в доме туземца; во внутреннем дворике его непременно встретят преданные слуги и сумеют отстоять имущество своего хозяина, а убежать забравшемуся во двор вору трудно, так как для этого надо перелезать через заборы и прыгать с опасностью для жизни по плоским крышам жилых построек. При этом всякий вор, который рискует идти красть у своего соседа, знает, что если его поймают, то он немедленно получит должное возмездие от поймавших его и будет жестоко избит.
Все это, вместе взятое, до известной степени гарантирует туземца от краж, и он спокойно живет себе, загораживая вход в свою лавку разборным щитом из досок или просто камышовой циновкой; в туземной части Ташкента только недавно появились немудрые запоры.
В иных условиях находится европейская часть Ташкента. Русским пионерам в крае очень понравились сартовские обычаи; нашлись мечтатели, которые склонны были приписывать туземцам такую голубиную чистоту нравов, при которой нечего опасаться с их стороны посягательств на чужое добро. Так оно и было на первых порах; офицер, не задумываясь, вручал дорогого коня совершенно неведомому для него «держишке», который, как истукан, ожидал выхода тюри из магазина, не помышляя о возможности уехать на чужом коне в Старый город; барыня, накупив на базаре кучу свертков с припасами, не обинуясь, вручала свое добро «тащишке», который за 2 копейки тащил покупки через весь город к ее дому; словом, туземцы на первых порах снискали себе полное доверие завоевателей. Но то было время, когда хотя ворам уже и не рубили рук и ног, но население хорошо еще помнило мрачные картины ханской расправы для укрепления в людях нравственности и уважения к чужой собственности. Наши гуманные законы только понемногу стали делаться известными туземцам: первый попавшийся вор, посидев в тюрьме и убедившись, что все его члены остались при нем, вознес хвалу Аллаху за то, что для людей его профессии наступили лучшие времена; нашлись подражатели, и старые порядки мало-помалу стали изглаживаться из памяти населения. Мы, русские, не приняли в расчет перемены обстановки, в которой нам приходится жить, и продолжаем беспечно относиться к своему имуществу в надежде на то, что у нас воров мало. Между тем вор, который не решился бы на кражу в среде туземного населения, отваживается на нее в русском городе, где его на каждом шагу наталкивают на путь преступления соблазны. Наши постройки позволяют всякому туземцу спокойно войти во двор и осмотреть заранее расположение жилых и нежилых помещений: во дворе часто никого нет; в домах большие окна на улицу, которые в летний зной открываются настежь; всякий, кто захочет войти к нам в дом под предлогом продажи фруктов, птицы или мелочей, может высмотреть заранее, где и что плохо лежит.
Канал Анхор. Граница Старого и Нового города
В прислугу к себе мы часто берем людей совершенно неизвестных, и ограничиваемся заявлением нового слуги, что он «кокандский человек», или что зовут его Ахметом. Взятый с базара Ахмет может высмотреть, где вы храните ценные вещи и, обобрав вас, уйти в свой кишлак, ничем не рискуя, так как найти его по приметам нет никакой возможности: он назвал себя кокандцем, а сам в Коканде никогда не был; глаза, волосы, борода и одежда у него такие же, как у большинства его единоплеменников: вор спокойно живет себе где-нибудь в городе, подсмеиваясь над доверчивостью русских, которая по-сартовски, конечно, будет объяснена наивностью, если не глупостью.
До введения в Ташкенте обязательного постановления о регистрации населения европейской части города за приезжими из других городов следили слабо: если сам приехавший ничем о себе не заявлял, то полиция о нем и не знала. Приезжали нередко люди, которым невыгодно было обнаруживать свое появление в городе, обрабатывали публику, насколько удавалось, уезжали дальше, похваливая наши патриархальные обычаи и рассчитывая в недалеком будущем снова посетить наш город.
Благоприятствует также воровству то, что в городе живут тысячи поденщиков-сартов, которые приходят в Ташкент не только из соседних уездов и областей, но даже из бухарских вилайетов [Мне пришлось встретить около г. Ура-Тюбе партию каратегинцев и дарвазцев, шедших из Ташкента домой.]. В пору горячих работ на хлопковых плантациях рабочий получает по 80 к. в день: туземец-поденщик прежде никогда и не помышлял о такой цене. Стекающаяся в Ташкент на заработки молодежь приобретает такие средства, каких при скромной кишлачной жизни было бы достаточно чуть не на неделю; является стремление к роскоши, к пьянству, к игре, к поездкам на извозчиках и разным развлечениям, которым туземец-поденщик предается, может быть, впервые, со всей страстью своего южного темперамента.
Электротеатр «Макс» («Красная мельница»)
За месяц спешных работ на хлопковых плантациях поденщики привыкают к роскоши, но с окончанием этих работ заработная плата понижается чуть не до 25 коп. Уходить к себе домой в кишлаки рабочим не хочется, потому что через 1½ месяца хлопководы снова будут нуждаться в рабочей силе и снова на некоторое время сильно поднимут мардакерскую плату [Мардакер - поденщик.]. Молодежь остается в городе и, в ожидании высокой заработной платы, отказывается работать за те 25-30 коп. в день, которые еще платят поденщику. Начинается воровство, слышатся еженощно полицейские свистки, кое-кого ловят, а большинство скрывается, потому что одними полицейскими мерами нет никакой возможности прекратить хищнические действия всех темных личностей города. Охраняющие город по ночам полицейские и караульщики, при скудном освещении, не могут изловить вора, который часто не выходит на улицу, а пробирается в сартовский город где-нибудь задами, по берегу Чаули или другого арыка. Караульщики всю ночь оглашают город звуками какой-то допотопной трещотки, но это только беспокоит мирных граждан, а вору дает возможность прежде, чем спрыгнуть с забора в переулок, прислушаться, как далеко отошел от него караульщик. Районы полицейских постов довольно обширны: иному полицейскому поручается охрана двух-трех улиц, и, конечно, он не в состоянии всюду поспеть вовремя. Большинство полицейских сарты и, хотя они вполне годны к этой службе, трезвы и внимательны, но надеяться на доброе желание каждого из них служить хорошо нельзя. Только при постоянном за ними надзоре полицейский-сарт будет смотреть в оба, а караульщики станут чаще обходить свой участок вместо того, чтобы сидеть где-нибудь под деревом, только покашливая, когда мимо проходит русский тюря [Господин.]. Надзор за полицейскими и караульщиками лежит на полицмейстере и двух городских приставах, но они весь день завалены работой, и требовать от них ежедневной ночной службы решительно невозможно. Облегчить же трудную задачу полиции в значительной мере могли бы сами обыватели, если бы они, для ограждения себя от посягательства на их трудовое добро, принимали те меры осторожности, которые вошли в обычай в больших городах Европейской России.См. также другие отрывки из книги Н. С. Лыкошина.
В летнее время в русской части г. Ташкента ежегодно значительно увеличивается число дневных и ночных краж, причем местные жители обыкновенно обвиняют полицию в том, что она не умеет предупредить краж, разыскать воров и возвратить похищенное. Между тем в нашей жизни немало таких условий, которые мешают действиям полиции по предупреждению и обнаружению краж.
Придя в Туркестанский край, мы застали здесь весьма суровый режим мусульманского управления. В ханские времена воспрещалось выходить на улицу после определенного часа вечером; всякого идущего по улице в ночное время арестовывали туземные миршабы (ночные стражи) и представляли курбаши (начальнику полиции), который, по своему усмотрению, ограничивался внушением или, за повторные нарушения принятого порядка, подвергал виновного наказанию. Такой порядок являлся насилием над мирной частью населения, но, приучая граждан к правильной жизни, в значительной степени гарантировал от краж имущество обывателей: вор в большинстве случаев попадался в руки полиции еще до совершения преступления.
Насколько предупредительная деятельность полиции уменьшала число краж неустанным надзором, настолько и уголовный кодекс устрашал воров своими жестокими наказаниями: уличенного в воровстве обыкновенно наказывали отсечением руки.
Препятствовала развитию воровства и замкнутая жизнь туземцев. Сартовское жилье доступно для постороннего только в наружной своей части (ташкари), войти же внутрь и не застать там кого-нибудь во всякое время дня и ночи - положительно невозможно. В деле ограждения своего имущества от краж туземцы всегда шли навстречу заботам о них администрации. Сарт никогда не привяжет свою лошадь на улице, не станет при знакомых людях считать свои деньги, не остановится по дороге в незнакомом караван-сарае. Богатый сарт старается скрыть свое благосостояние, прилагает все усилия, чтобы ничем не выделяться из толпы, не бить в глаза своим дорогим костюмом, не вводить вора в грех. К приезжему из другого города (мусафиру) сарты относятся первое время весьма осторожно; над ним устанавливается, хотя и негласное, но весьма зоркое наблюдение самих обывателей; под таким присмотром и на ум не придет красть да мошенничать. В прислугу к себе туземец берет лишь хорошо ему известного человека; в большинстве случаев это - один из его дальних бедных родственников, а если родных нет, то сарт сам себе приготовляет надежных слуг, воспитывая в своем доме 2-3 мальчиков, которые живут у него всю жизнь, вполне преданы своему хозяину и за гроши исполняют все нехитрые работы туземного обихода.
Базар в Старом городе
Часто хозяин снисходит до того, что отдает за своего слугу одну из своих дочерей, роднится с ним и принимает его в долю в своих торговых предприятиях или отдает ему в обработку свою землю. Все, что нужно для хозяйства, глава семьи заблаговременно приобретает на базаре, не прибегая к посредству слуг, а тем более к услугам разносчиков, которые приносили бы товар прямо к нему на дом. Таким образом, самая жизнь сартов сложилась крайне неблагоприятно для воров: вор не знает, что он может найти в данную минуту в доме туземца; во внутреннем дворике его непременно встретят преданные слуги и сумеют отстоять имущество своего хозяина, а убежать забравшемуся во двор вору трудно, так как для этого надо перелезать через заборы и прыгать с опасностью для жизни по плоским крышам жилых построек. При этом всякий вор, который рискует идти красть у своего соседа, знает, что если его поймают, то он немедленно получит должное возмездие от поймавших его и будет жестоко избит.
Все это, вместе взятое, до известной степени гарантирует туземца от краж, и он спокойно живет себе, загораживая вход в свою лавку разборным щитом из досок или просто камышовой циновкой; в туземной части Ташкента только недавно появились немудрые запоры.
В иных условиях находится европейская часть Ташкента. Русским пионерам в крае очень понравились сартовские обычаи; нашлись мечтатели, которые склонны были приписывать туземцам такую голубиную чистоту нравов, при которой нечего опасаться с их стороны посягательств на чужое добро. Так оно и было на первых порах; офицер, не задумываясь, вручал дорогого коня совершенно неведомому для него «держишке», который, как истукан, ожидал выхода тюри из магазина, не помышляя о возможности уехать на чужом коне в Старый город; барыня, накупив на базаре кучу свертков с припасами, не обинуясь, вручала свое добро «тащишке», который за 2 копейки тащил покупки через весь город к ее дому; словом, туземцы на первых порах снискали себе полное доверие завоевателей. Но то было время, когда хотя ворам уже и не рубили рук и ног, но население хорошо еще помнило мрачные картины ханской расправы для укрепления в людях нравственности и уважения к чужой собственности. Наши гуманные законы только понемногу стали делаться известными туземцам: первый попавшийся вор, посидев в тюрьме и убедившись, что все его члены остались при нем, вознес хвалу Аллаху за то, что для людей его профессии наступили лучшие времена; нашлись подражатели, и старые порядки мало-помалу стали изглаживаться из памяти населения. Мы, русские, не приняли в расчет перемены обстановки, в которой нам приходится жить, и продолжаем беспечно относиться к своему имуществу в надежде на то, что у нас воров мало. Между тем вор, который не решился бы на кражу в среде туземного населения, отваживается на нее в русском городе, где его на каждом шагу наталкивают на путь преступления соблазны. Наши постройки позволяют всякому туземцу спокойно войти во двор и осмотреть заранее расположение жилых и нежилых помещений: во дворе часто никого нет; в домах большие окна на улицу, которые в летний зной открываются настежь; всякий, кто захочет войти к нам в дом под предлогом продажи фруктов, птицы или мелочей, может высмотреть заранее, где и что плохо лежит.
Канал Анхор. Граница Старого и Нового города
В прислугу к себе мы часто берем людей совершенно неизвестных, и ограничиваемся заявлением нового слуги, что он «кокандский человек», или что зовут его Ахметом. Взятый с базара Ахмет может высмотреть, где вы храните ценные вещи и, обобрав вас, уйти в свой кишлак, ничем не рискуя, так как найти его по приметам нет никакой возможности: он назвал себя кокандцем, а сам в Коканде никогда не был; глаза, волосы, борода и одежда у него такие же, как у большинства его единоплеменников: вор спокойно живет себе где-нибудь в городе, подсмеиваясь над доверчивостью русских, которая по-сартовски, конечно, будет объяснена наивностью, если не глупостью.
До введения в Ташкенте обязательного постановления о регистрации населения европейской части города за приезжими из других городов следили слабо: если сам приехавший ничем о себе не заявлял, то полиция о нем и не знала. Приезжали нередко люди, которым невыгодно было обнаруживать свое появление в городе, обрабатывали публику, насколько удавалось, уезжали дальше, похваливая наши патриархальные обычаи и рассчитывая в недалеком будущем снова посетить наш город.
Благоприятствует также воровству то, что в городе живут тысячи поденщиков-сартов, которые приходят в Ташкент не только из соседних уездов и областей, но даже из бухарских вилайетов [Мне пришлось встретить около г. Ура-Тюбе партию каратегинцев и дарвазцев, шедших из Ташкента домой.]. В пору горячих работ на хлопковых плантациях рабочий получает по 80 к. в день: туземец-поденщик прежде никогда и не помышлял о такой цене. Стекающаяся в Ташкент на заработки молодежь приобретает такие средства, каких при скромной кишлачной жизни было бы достаточно чуть не на неделю; является стремление к роскоши, к пьянству, к игре, к поездкам на извозчиках и разным развлечениям, которым туземец-поденщик предается, может быть, впервые, со всей страстью своего южного темперамента.
Электротеатр «Макс» («Красная мельница»)
За месяц спешных работ на хлопковых плантациях поденщики привыкают к роскоши, но с окончанием этих работ заработная плата понижается чуть не до 25 коп. Уходить к себе домой в кишлаки рабочим не хочется, потому что через 1½ месяца хлопководы снова будут нуждаться в рабочей силе и снова на некоторое время сильно поднимут мардакерскую плату [Мардакер - поденщик.]. Молодежь остается в городе и, в ожидании высокой заработной платы, отказывается работать за те 25-30 коп. в день, которые еще платят поденщику. Начинается воровство, слышатся еженощно полицейские свистки, кое-кого ловят, а большинство скрывается, потому что одними полицейскими мерами нет никакой возможности прекратить хищнические действия всех темных личностей города. Охраняющие город по ночам полицейские и караульщики, при скудном освещении, не могут изловить вора, который часто не выходит на улицу, а пробирается в сартовский город где-нибудь задами, по берегу Чаули или другого арыка. Караульщики всю ночь оглашают город звуками какой-то допотопной трещотки, но это только беспокоит мирных граждан, а вору дает возможность прежде, чем спрыгнуть с забора в переулок, прислушаться, как далеко отошел от него караульщик. Районы полицейских постов довольно обширны: иному полицейскому поручается охрана двух-трех улиц, и, конечно, он не в состоянии всюду поспеть вовремя. Большинство полицейских сарты и, хотя они вполне годны к этой службе, трезвы и внимательны, но надеяться на доброе желание каждого из них служить хорошо нельзя. Только при постоянном за ними надзоре полицейский-сарт будет смотреть в оба, а караульщики станут чаще обходить свой участок вместо того, чтобы сидеть где-нибудь под деревом, только покашливая, когда мимо проходит русский тюря [Господин.]. Надзор за полицейскими и караульщиками лежит на полицмейстере и двух городских приставах, но они весь день завалены работой, и требовать от них ежедневной ночной службы решительно невозможно. Облегчить же трудную задачу полиции в значительной мере могли бы сами обыватели, если бы они, для ограждения себя от посягательства на их трудовое добро, принимали те меры осторожности, которые вошли в обычай в больших городах Европейской России.См. также другие отрывки из книги Н. С. Лыкошина.