В степи широкой под Иканом…
М. А. Терентьев. История завоевания Средней Азии. Том I. - СПб., 1906.
Памятник, поставленный на братской могиле
на поле битвы под Иканом
Не смея атаковать Чимкент, в котором сосредоточены были главные силы отряда генерала Черняева, Алимкул, собрав скопища силою от 10.000 до 15.000 чел., двинулся из Ташкента, в начале декабря, по левому берегу Сырдарьи, с целью разграбить киргизов, вновь принявших русское подданство, и даже взять Туркестан (Азрет), занятый только двумя с половиною ротами пехоты и полутора сотнями казаков.
Вечером 3 декабря [1864 года] комендант Туркестана, подполковник Жемчужников, получив сведения, что в 63 верстах по дороге к Чимкенту, около селения Чилик, появилась неприятельская партия, - послал туда, с целью оградить от разорения подвластных нам жителей Чилика и Икана, сотню уральских казаков есаула Серова (2 обер-офицера, 5 урядников и 98 казаков), вооруженных нарезными ружьями, при одном горном единороге с 4 артиллеристами. Всего в отряде, следовательно, было 109 человек и 1 орудие; казакам дали по два комплекта патронов, а к единорогу взято 42 заряда. Ввиду малочисленности туркестанского гарнизона, который не мог уделить много войска для поддержки, а следовательно, и ввиду опасности, которой мог подвернуться высланный отряд в случае встречи с несоразмерно превосходными силами неприятеля, Серову приказано было в неравный бой не вступать и отходить к Туркестану.
Казаки выступили из города 4 декабря, вскоре после обеда, и, узнав от встреченных киргизов о занятии коканцами Икана, пошли далее рысью, не встречая, однако, неприятеля и соблюдая все военные предосторожности. Под вечер уже, не доходя четырех верст до Икана, Серов увидел вдали, вправо от деревни, огни. Предполагая, что это был неприятель, он остановил отряд и выслал вперед одного из находившихся при отряде киргизов-вожаков для собрания более точных сведений.
Пол. В. Р. Серов. За дело под Иканом награжден
орденом Св. Георгия 4-й степени
Посланный вернулся немедленно и объявил, что, встретив вблизи коканский разъезд, не осмелился ехать далее.
Не зная ничего обстоятельно о силах неприятеля и ввиду близости ночи, Серов решился отойти на замеченную им в тылу позицию и там выжидать разъяснения дела. Не успел, однако, отряд отойти с полверсты, как был почти мгновенно окружен толпами неприятеля, отрезавшими ему отступление. Так как главное орудие среднеазиатских полчищ поныне есть холодное, то в случае крайней несоразмерности в силах казаки, весьма основательно, предпочитают ведаться с неприятелем не на равном с ним оружии. Хорошее ружье, а тем более винтовка, удерживая неприятеля на благородной дистанции, способна уравнять шансы и не позволить подавить себя массой, как это всегда случится с пикой и саблей. Превосходя азиатцев качеством огнестрельного оружия, казаки при встрече с более сильным противником, т. е. всегда (ибо иных встреч не бывает), обыкновенно спешиваются, батуют или треножат коней, а сами, выйдя вперед, окружают цепью своих лошадей и, залегши за неровностями местности, отстреливаются [некоторые и кладут лошадей, чтобы лучше сохранить их, но не все лошади ложатся]. Так сделано и в этот раз: казаки спешились, сбатовали коней и залегли в небольшую, едва приметную канаву, устроив с открытых сторон завалы из мешков с провиантом и фуражом. На одном из фасов образовавшегося таким образом лагеря поставлен был единорог.
Все это, конечно, сделано было весьма быстро, и толпы неприятеля, приблизившиеся между тем к отряду, были встречены дружным огнем из нарезных ружей и единорога и отступили в большом беспорядке. Неудача первого и, как всегда у коканцев, самого запальчивого натиска влияет обыкновенно на решительность последующих; то же случилось и на этот раз: несколько повторенных атак остались безуспешными. Отойдя и собравшись в густые толпы, коканцы держались с этих пор вдали от лагеря. Всю ночь неприятель ограничивался канонадою из трех орудий, гранатами и из фальконетов, снаряды которых много вредили лошадям и верблюдам, представлявшим, на открытой местности, огромную цель для выстрелов; из ружей действовали по отряду одни сарбазы - регулярная коканская пехота, вооруженная, впрочем, плохими фитильными пищалями, не причинявшими казакам никакого вреда.
К рассвету 5 декабря огонь неприятеля усилился. Гранаты и ядра его стали чаше ложиться в каре, причиняя значительный вред. Несколько казаков уже были ранены. Пешие толпы неприятеля стали заметно усиливаться подкреплениями со стороны Икана. Это были главные силы (до 10.000 чел.) самого Алимкула. Надо отдать справедливость этому человеку: зимний поход его со столь значительным войском, а следовательно, и с большими тяжестями, при быстроте, необходимой для сохранения тайны, переправа по льду, наконец, самый риск предприятия (в обход сильного отряда нашего в Чимкенте), - все это могло окончиться для туркестанского гарнизона весьма печально, если бы Алимкул не наткнулся на геройскую сотню уральцев, продержавшую его 3 дня и давшую тем возможность сделать диверсию из Чимкента.
Весь день 5 декабря уральцы продолжали держаться в своих завалах с прежнею энергией, рассчитывая на помощь из Туркестана (куда из отряда пробрались два казака с донесением). В единороге, после восьми выстрелов, рассыпалось одно колесо, но фейерверкер Грехов нашелся, как пособить горю: он снял колеса с ящика и, надев их на ось лафета, укрепил их веревками (ось ящика длиннее оси лафета). Казаки с большим усердием помогали артиллеристам, и когда последние были уже все переранены, сами принялись работать, сберегая, однако, выстрелы из орудия до последней крайности.
Урядник Мостовщиков. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Можно вообразить себе, до какого раздражения дошли коканцы, видя перед собою горсть русских, испортившую весь успех так хорошо задуманного и наполовину уже исполненного предприятия. Боясь атаковать лагерь открытой силой, они принялись свозить камыш и колючку, из которых устроили что-то вроде мантелетов и щитов на двуколесных арбах, и, подкатывая эти подвижные блиндажи, безопасно приближались к осажденному отряду.
Около двух часов пополудни, со стороны Туркестана послышались пушечные и ружейные выстрелы. Это шла выручка из 150 человек пехоты, при двух орудиях. Но эта выручка была под командой весьма неопытного, чтоб не сказать хуже, офицера, - подпоручика Сукорко, снабженного вдобавок приказанием коменданта, если «встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать обратно» [рапорт Жемчужникова от 9 декабря 1864 года]. Такое приказание мог отдать только человек чересчур расчетливый, каким и был в действительности Жемчужников, выказавший впоследствии большие коммерческие способности и наживший огромное состояние…
Приказание это совершенно согласовалось с характером исполнителя - он всеми мерами избегал встречи с неприятелем, в чем простодушно сознался и сам в рапорте от 8 декабря за № 19. Не дойдя верст трех до Серова, Сукорко встретил большие массы коканцев, которые, по обыкновению, окружили его и, следовательно, отрезали от Туркестана. Этого только и ждал Сукорко: теперь он имел право отступить, не подвергаясь нареканиям!
Как не пришло в голову ни Жемчужникову, ни Сукорко, что выручка с каждым шагом вперед делается все сильнее, потому что ей помогает бить врага и осажденная сотня, а соединившись с нею, отряд Сукорко усиливался почти вдвое в числительном отношении и во сто раз в нравственном. Никто, надеемся, не усумнится, что геройская сотня Серова в этом отношении показала себя вполне заслужившею такую оценку.
Что из того, что коканцы окружают отряд? Им же хуже, ибо они зато в каждом данном пункте делаются слабее. Что из того, что они отрезывают путь отступления? Везде, а в азиатских войнах в особенности, - слова: отрезаны, обойдены, тыл - должны быть выкинуты из военного лексикона. Тыла нет, - везде фронт, где есть неприятель, а драться все равно нужно во все стороны, куда бы ни пошел!
Под Перовском в 1853 г. храбрый Шкуп тоже был окружен, тоже был отрезан, и тем смелее пошел вперед, разбил коканцев в дребезги, захватил всю их артиллерию! Как бы поступили на его месте Жемчужников и Сукорко? Отступая, этот точный исполнитель даже плохих приказаний, увидел близ дороги разрушенную крепостцу (sic) [загон для скота с высокими стенами; здесь их множество на каждом шагу], «в которой была замечена неприятельская засада, и как число неприятеля в засаде мне не было известно, то я, во избежание встречи, отряд свернул с дороги вправо, в обход крепостцы».
В этом и весь секрет: выручка избегала встречи… Так, конечно, никого никогда не выручишь!
Что это было за крепостца, заставившая сильный, по здешнему понятию, отряд свернуть с дороги, можно судить уже из того, что когда новый путь оказался непроходимым и пришлось воротиться назад мимо этой самой крепостцы, то ее взяли одни стрелки без всякой потери! Итак, казаки были оставлены на жертву врагу.
Почтарь киргиз Ахмет. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Коканцы сейчас же воспользовались отступлением пехоты, чтобы напугать казаков; они послали им письмо с извещением об уничтожении отступившего отряда и с предложением сдачи на условиях всяческого за это благорасположения. Послание, как рассчитывал Алимкул, быть может, и заставило бы казаков призадуматься, но их доблестный командир решился держаться до последней крайности. Уральцы, ободренные его примером, бойко принялись за дело и к ночи успели поделать несколько новых завалов из убитых лошадей и верблюдов. До утра все было спокойно. Поздно вечером два молодца Андрей Борисов и Еким Черной, вместе с джигитом-почтарем [Кара-киргиз Ахмет. - rus_turk.], пробрались сквозь массы неприятеля в Туркестан и доставили записку от Серова о немедленной помощи, но… Жемчужникову казалось, что город окружен коканцами. На другой день, 6 декабря, когда дневной свет рассеял ночные страхи и когда оказалось, что город вовсе не окружен, а «посланный разъезд объявил, что в садах никого нет» [рапорт Жемчужникова 9 декабря], - тогда только чересчур осторожный комендант решился послать новый отряд из 207 челов. пехоты и 10 казаков при 2 орудиях, - на этот раз с приказанием непременно соединиться с Серовым. Что такое подействовало на Жемчужникова - неизвестно. Опасность для города была все та же, если еще не более, ибо дело сотни близилось к концу: гарнизону в Туркестане не прибавилось, жителей было по-прежнему 10 т., - откуда же такой риск, на который не решалась целых два дня? Кажется, пример доблестных уральцев, бившихся уже 3-й день, приободрил злополучного коменданта.
Записка, посланная есаулом Серовым коменданту г. Туркестана
Уральцам приходилось плохо: утром 6 декабря неприятель имел уже до 16 щитов, под прикрытием которых он, по-видимому, готовился окончательно атаковать лагерь. Что это за щиты? Официальное донесение называло их и мантелетами, очевидцы уверяли, что это просто вязанки сена, подвязанные и снизу, и сверху арбы, которую и катили к казакам, закрываясь ею от выстрелов. Не теряя еще надежды на помощь и чтобы протянуть время, Серов вступил в переговоры с Алимкулом и тем выиграл более часу. Доблестные товарищи-подчиненные Серова, не зная истинных намерений своего есаула, громко роптали на эти переговоры, предпочитая бой насмерть. Когда же переговоры окончились, коканцы открыли по казакам жестокий огонь и бросились в атаку. Первый натиск и последовавшие за ним три других были отражены весьма удачно, но выстрелами неприятеля перебиты были все лошади и из строя выбыло убитыми 3 урядника, 33 казака и 1 фурштатский солдат, ранеными - все 4 артиллериста и несколько казаков.
Во все время атак казаки вели себя молодцами: но отряд был уже так слаб, что держаться до прибытия помощи не представлялось никакой возможности. Оставалось решиться на последнее средство: пробиться сквозь ряды тысячной неприятельской конницы или пасть. Серов предложил своим казакам пробиваться. Заклепав единорог, они единодушно, с криком «ура!» бросились в среду коканцев…
Казак Прикащиков. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Каким образом десятитысячной массе не удалось задавить и истребить три-четыре десятка пеших казаков, измученных трехдневным упорным боем, израненных, обессиленных и голодных, - объяснить это можно разве только тем, что отчаянная решимость уральцев, владевших еще своими ружьями, ошеломила коканцев. В самом деле, они не посмели приблизиться к казакам и только провожали их сильным огнем на протяжении почти всех восьми верст: остатки сотни шли, бросая всю одежду, в одних рубашках, с ружьями и патронами. Взбешенные азиаты излили всю свою месть на тяжелораненых, оставленных на дороге: в глазах отряда их рубили шашками и отсекали им головы. Легкораненые, - имевшие, впрочем, некоторые по 5-6 ран, - шли, поддерживая друг друга и по возможности принимая участие в обороне до тех пор, пока, совершенно обессиленные, не соединились с новым отрядом, высланным навстречу из Туркестана и спасшим остатки этой геройской сотни.
Казаки ничего не ели и не пили два дня; поэтому с привала не могли даже встать с места без посторонней помощи… Их разместили по телегам и повезли в город.
Вся потеря казаков в деле под Иканом оказалась:
УбитымиРанеными
Офицеров11
Урядников41
Казаков5037
Артиллеристов-4
Фельдшеров11
Фурштат1-
Вожак из киргизов-1
Итого5745
Всего102 человека.
Собственно из казаков уцелело 11 челов., и то из них 4 контужено.
В 7 часов вечера герои вступили в Туркестан. Сам Серов был ранен в спину и контужен в шею; пальто его прострелено в 8 местах.
Между тем из Чимкента, по получении 5 числа известия о движении коканцев, был выслан отряд из 2 рот пехоты с двумя легкими орудиями, под начальством штабс-капитана Гребенкина, на Арыс. Сообщение с Туркестаном и близлежащими селениями было прервано. Посланные из отряда почтари к Туркестану все захвачены и, таким образом, настоящего положения дел в Туркестане и его окрестностях в отряде известно не было. 7 числа Черняев, не имея еще никаких точных сведений ни об Алимкуле, ни об его движении, но единственно беспокоясь неполучением известий из Туркестана, приказал отряду перейти Арыс и непременно войти в связь с Туркестаном. Только 9 числа получены были более или менее достоверные известия о движении Алимкула, и 10 числа, рано утром, Черняев выступил с 5 ротами пехоты, при 6 орудиях, к Арысу, приказав Гребенкину следовать далее к Чилику.
Только 11 числа, когда отряд подходил уже к Арысу, получено было известие о деле под Иканом и об отступлении Алимкула. Отступление это было следствием движения отрядов из Чимкента. Потерпев огромный урон под Иканом, Алимкул, опасаясь встречи со свежими войсками, кинулся через Дарью на левый берег и поспешил к Ташкенту.
Дело под Иканом должно по всей справедливости принадлежать к числу самых блестящих дел, бывших когда-либо в Средней Азии. Два дня горсть храбрых, предводимая бесстрашным своим начальником, отбивалась от несколькотысячной толпы наездников Алимкула. Выдерживая атаки коканской кавалерии, а также артиллерийский и ружейный огонь, она умирала, но не сделала и шагу назад. Израненные и изнуренные физически и нравственно, потеряв надежду на помощь и не видя возможности удержать за собою позиции, кинулись они на неприятеля и проложили себе путь. Почти все они заплатили за свое геройское мужество и беспримерную храбрость: половина из них легла на месте, другая половина обозначила кровью путь своего бесстрашного отступления.
«Как ни блестяще это дело, - доносил Черняев [рапорт Черняева от 17 декабря 1864 г. № 1876], - и при настоящей потере, но, к крайнему сожалению, надо сознаться, что дело это могло бы иметь совершенно другие результаты, если бы не оплошность туркестанского коменданта подполковника Жемчужникова и не странные действия посланного с отрядом подпоручика Сукорко…
Горсть людей, как бы она храбра и бесстрашна ни была, не могла сделать сверхъестественного: есть и для героев невозможное… Она пала почти вся, защищая свою позицию, и наконец когда защищаться было некому и нечем, она прорвалась и отступила. Более сделать было вне человеческой возможности. Но если эта горсть сумела не только удержать 10-тысячную толпу неприятеля, но и нанести ей огромный вред, то вовремя подошедшее свежее подкрепление решило бы совершенную победу и, кроме того, спасло бы сотню от большой потери. Но этого подкрепления в продолжение двухдневного боя не было».
Понятно негодование Черняева, когда он узнал подробности дела. Тотчас же им наряжено было следствие над подпоручиком Сукорко, как за неподание им помощи отряду есаула Серова, так и за отступление его от неприятеля без всякой причины; но прежде, чем окончилось следствие, - вышли награды за иканское дело, и Сукорко, по первоначальному донесению Жемчужникова, получил орден Св. Владимира 4 ст., следствие пришлось прекратить… Вот новый пример ложности реляций мелких начальников…
Киргиз Джар-Магомет (Джалмамбет). За дело под
Иканом награжден знаком отличия Военного ордена
Государь Император щедро наградил оставшихся в живых казаков; все они получили знаки отличия Военного ордена, а Серов - орден Св. Георгия 4 степени и следующий чин.
Алимкул послал головы, срубленные с убитых казаков, в Ташкент, оттуда в Кокан и, наконец, 40 голов в Кашгар, в подарок Якуб-беку, который только что прибыл туда для восстановления власти ходжей в лице Бзрук-хана. Это была реляция с вещественными доказательствами победы!
См. также:
• А. К. Гейнс. Дневник 1866 года. Путешествие в Туркестан;
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году (7);
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году (8).
P. S.: Знаменитая песня «В степи широкой под Иканом…» составлена А. П. Хорошхиным (в 1870 году в его сотне служило 10 участников Иканского боя). Текст песни, исправленный по указаниям автора, цитируется по книге М. П. Хорошхина «Иканский бой 4, 5 и 6 декабря 1864 года: Рассказ о геройском подвиге Уральской сотни» (СПб., 1884):
Икан
В степи широкой, под Иканом,
Нас окружил коканец злой,
И двое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой.
Мы залегли… Свистели пули
И ядра рвали все в куски,
Но мы и глазом не моргнули -
Стояли мы… Мы - казаки.
И смерть носилась, мы редели;
Геройски все стоял казак,
Про плен мы слышать не хотели,
(А этого желал наш враг).
Держались мы два дня, две ночи,
Две ночи долгие, как год,
В крови и не смыкая очи.
Затем мы ринулись вперед…
Вокруг валились наши братья,
Коканец кожу с них сдирал
И басурманское проклятье
Вослед нам с пулей посылал…
Свинцом пробитые лежали
Герои наши здесь и там,
И снег с презрением бросали
Горстьми в лицо своим врагам.
И обезглавленное тело
Рубил враг в мелкие куски…
Но мы не дрогнули… и смело
Все ждали смерть, как казаки.
И снявши голову героя,
Злодей к седлу ее вязал,
Чтоб похвалиться после боя,
Как он с лежачим воевал…
Но вот в степной дали сверкнули
Родные русские штыки
И все отраднее вздохнули,
Перекрестились казаки…
Потом взглянули брат на брата,
И грустно стало: - многих нет…
И все они у супостата,
И к ним ведет кровавый след…
И следом этим наступая,
Враг трупы мерзлые терзал…
Но наши головы сбирая,
Своих он больше насбирал…
И мертвых длинным караваном,
(Нам после сказывали так),
Покончив бойню под Иканом,
Повез в подарок хану враг…
А мы, собрав тела героев,
Могилу вырыли, и в ней
Для мира, вечного покоя
Зарыли всех богатырей…
И мар насыпали над ними -
Пусть веки вечные стоит,
И громко с ветрами степными
О нашей славе говорит.
Пусть говорит, как под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И как мы бились с басурманом
За славу родины святой…
А вот более ранний вариант, опубликованный самим автором (А. Хорошхин. Уральские казаки. книжка для чтения в народных школах уральского войска. Уральск, 1866.):
ИКАН
(быль 1864 года)
Посвящается казачатам
В степи широкой под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И трое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой.
Ми отступали; он за нами
Толпами тысячными шел,
И путь наш устилал телами,
И кровь струил на снежный дол.
Мы шли вперед… Свистели пули,
И ядра рвали нас в куски,
Но мы и глазом не моргнули -
Всё шли вперед… Мы - казаки.
Мы шли вперед; ряды редели;
Геройски умирал казак;
Про плен мы слышать не хотели,
И как траву, косил нас враг.
И три морозных дня, три ночи,
Три ночи долгие, как год,
В крови и не смыкая очи,
Мы шли сквозь тучи пуль вперед…
Вокруг валились наши братья,
Коканец кожу с них сдирал,
И басурманское проклятье
Вослед нам с пулей посылал…
Свинцом пробитые лежали
Герои наши здесь и там,
И снег с презрением бросали
Горстьми в лицо своим врагам,
И обезглавленное тело
Рубил враг в мелкие куски…
И тут не дрогнули мы… Смело
Все ждали смерть, как казаки.
И снявши голову героя,
Злодей к седлу её вязал,
Чтоб похвалиться после боя,
Как он с лежачим воевал…
Но вот в степной дали сверкнули
Родные русские штыки
И все отраднее вздохнули,
Перекрестились казаки…
Потом взглянули брат на брата,
И грустно стало: - многих нет…
И все они у супостата,
И к ним ведет кровавый след…
И следом этим отступая,
Враг трупы мерзлые терзал…
Но наши головы сбирая,
Своих он больше насбирал…
И мертвых длинным караваном
(Нам после сказывали так),
Покончив бойню под Иканом,
Довез в подарок хану враг…
А мы, собрав тела героев,
Могилу вырыли, и в ней
Для мира, вечного повоя
Зарыли всех богатырей…
И мар насыпали над ними -
Пусть веки вечные стоит,
И громко с ветрами степными
О нашей славе говорит.
Пусть говорит, как под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И как мы бились с басурманом
За славу родины своей…
Памятник, поставленный на братской могиле
на поле битвы под Иканом
Не смея атаковать Чимкент, в котором сосредоточены были главные силы отряда генерала Черняева, Алимкул, собрав скопища силою от 10.000 до 15.000 чел., двинулся из Ташкента, в начале декабря, по левому берегу Сырдарьи, с целью разграбить киргизов, вновь принявших русское подданство, и даже взять Туркестан (Азрет), занятый только двумя с половиною ротами пехоты и полутора сотнями казаков.
Вечером 3 декабря [1864 года] комендант Туркестана, подполковник Жемчужников, получив сведения, что в 63 верстах по дороге к Чимкенту, около селения Чилик, появилась неприятельская партия, - послал туда, с целью оградить от разорения подвластных нам жителей Чилика и Икана, сотню уральских казаков есаула Серова (2 обер-офицера, 5 урядников и 98 казаков), вооруженных нарезными ружьями, при одном горном единороге с 4 артиллеристами. Всего в отряде, следовательно, было 109 человек и 1 орудие; казакам дали по два комплекта патронов, а к единорогу взято 42 заряда. Ввиду малочисленности туркестанского гарнизона, который не мог уделить много войска для поддержки, а следовательно, и ввиду опасности, которой мог подвернуться высланный отряд в случае встречи с несоразмерно превосходными силами неприятеля, Серову приказано было в неравный бой не вступать и отходить к Туркестану.
Казаки выступили из города 4 декабря, вскоре после обеда, и, узнав от встреченных киргизов о занятии коканцами Икана, пошли далее рысью, не встречая, однако, неприятеля и соблюдая все военные предосторожности. Под вечер уже, не доходя четырех верст до Икана, Серов увидел вдали, вправо от деревни, огни. Предполагая, что это был неприятель, он остановил отряд и выслал вперед одного из находившихся при отряде киргизов-вожаков для собрания более точных сведений.
Пол. В. Р. Серов. За дело под Иканом награжден
орденом Св. Георгия 4-й степени
Посланный вернулся немедленно и объявил, что, встретив вблизи коканский разъезд, не осмелился ехать далее.
Не зная ничего обстоятельно о силах неприятеля и ввиду близости ночи, Серов решился отойти на замеченную им в тылу позицию и там выжидать разъяснения дела. Не успел, однако, отряд отойти с полверсты, как был почти мгновенно окружен толпами неприятеля, отрезавшими ему отступление. Так как главное орудие среднеазиатских полчищ поныне есть холодное, то в случае крайней несоразмерности в силах казаки, весьма основательно, предпочитают ведаться с неприятелем не на равном с ним оружии. Хорошее ружье, а тем более винтовка, удерживая неприятеля на благородной дистанции, способна уравнять шансы и не позволить подавить себя массой, как это всегда случится с пикой и саблей. Превосходя азиатцев качеством огнестрельного оружия, казаки при встрече с более сильным противником, т. е. всегда (ибо иных встреч не бывает), обыкновенно спешиваются, батуют или треножат коней, а сами, выйдя вперед, окружают цепью своих лошадей и, залегши за неровностями местности, отстреливаются [некоторые и кладут лошадей, чтобы лучше сохранить их, но не все лошади ложатся]. Так сделано и в этот раз: казаки спешились, сбатовали коней и залегли в небольшую, едва приметную канаву, устроив с открытых сторон завалы из мешков с провиантом и фуражом. На одном из фасов образовавшегося таким образом лагеря поставлен был единорог.
Все это, конечно, сделано было весьма быстро, и толпы неприятеля, приблизившиеся между тем к отряду, были встречены дружным огнем из нарезных ружей и единорога и отступили в большом беспорядке. Неудача первого и, как всегда у коканцев, самого запальчивого натиска влияет обыкновенно на решительность последующих; то же случилось и на этот раз: несколько повторенных атак остались безуспешными. Отойдя и собравшись в густые толпы, коканцы держались с этих пор вдали от лагеря. Всю ночь неприятель ограничивался канонадою из трех орудий, гранатами и из фальконетов, снаряды которых много вредили лошадям и верблюдам, представлявшим, на открытой местности, огромную цель для выстрелов; из ружей действовали по отряду одни сарбазы - регулярная коканская пехота, вооруженная, впрочем, плохими фитильными пищалями, не причинявшими казакам никакого вреда.
К рассвету 5 декабря огонь неприятеля усилился. Гранаты и ядра его стали чаше ложиться в каре, причиняя значительный вред. Несколько казаков уже были ранены. Пешие толпы неприятеля стали заметно усиливаться подкреплениями со стороны Икана. Это были главные силы (до 10.000 чел.) самого Алимкула. Надо отдать справедливость этому человеку: зимний поход его со столь значительным войском, а следовательно, и с большими тяжестями, при быстроте, необходимой для сохранения тайны, переправа по льду, наконец, самый риск предприятия (в обход сильного отряда нашего в Чимкенте), - все это могло окончиться для туркестанского гарнизона весьма печально, если бы Алимкул не наткнулся на геройскую сотню уральцев, продержавшую его 3 дня и давшую тем возможность сделать диверсию из Чимкента.
Весь день 5 декабря уральцы продолжали держаться в своих завалах с прежнею энергией, рассчитывая на помощь из Туркестана (куда из отряда пробрались два казака с донесением). В единороге, после восьми выстрелов, рассыпалось одно колесо, но фейерверкер Грехов нашелся, как пособить горю: он снял колеса с ящика и, надев их на ось лафета, укрепил их веревками (ось ящика длиннее оси лафета). Казаки с большим усердием помогали артиллеристам, и когда последние были уже все переранены, сами принялись работать, сберегая, однако, выстрелы из орудия до последней крайности.
Урядник Мостовщиков. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Можно вообразить себе, до какого раздражения дошли коканцы, видя перед собою горсть русских, испортившую весь успех так хорошо задуманного и наполовину уже исполненного предприятия. Боясь атаковать лагерь открытой силой, они принялись свозить камыш и колючку, из которых устроили что-то вроде мантелетов и щитов на двуколесных арбах, и, подкатывая эти подвижные блиндажи, безопасно приближались к осажденному отряду.
Около двух часов пополудни, со стороны Туркестана послышались пушечные и ружейные выстрелы. Это шла выручка из 150 человек пехоты, при двух орудиях. Но эта выручка была под командой весьма неопытного, чтоб не сказать хуже, офицера, - подпоручика Сукорко, снабженного вдобавок приказанием коменданта, если «встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать обратно» [рапорт Жемчужникова от 9 декабря 1864 года]. Такое приказание мог отдать только человек чересчур расчетливый, каким и был в действительности Жемчужников, выказавший впоследствии большие коммерческие способности и наживший огромное состояние…
Приказание это совершенно согласовалось с характером исполнителя - он всеми мерами избегал встречи с неприятелем, в чем простодушно сознался и сам в рапорте от 8 декабря за № 19. Не дойдя верст трех до Серова, Сукорко встретил большие массы коканцев, которые, по обыкновению, окружили его и, следовательно, отрезали от Туркестана. Этого только и ждал Сукорко: теперь он имел право отступить, не подвергаясь нареканиям!
Как не пришло в голову ни Жемчужникову, ни Сукорко, что выручка с каждым шагом вперед делается все сильнее, потому что ей помогает бить врага и осажденная сотня, а соединившись с нею, отряд Сукорко усиливался почти вдвое в числительном отношении и во сто раз в нравственном. Никто, надеемся, не усумнится, что геройская сотня Серова в этом отношении показала себя вполне заслужившею такую оценку.
Что из того, что коканцы окружают отряд? Им же хуже, ибо они зато в каждом данном пункте делаются слабее. Что из того, что они отрезывают путь отступления? Везде, а в азиатских войнах в особенности, - слова: отрезаны, обойдены, тыл - должны быть выкинуты из военного лексикона. Тыла нет, - везде фронт, где есть неприятель, а драться все равно нужно во все стороны, куда бы ни пошел!
Под Перовском в 1853 г. храбрый Шкуп тоже был окружен, тоже был отрезан, и тем смелее пошел вперед, разбил коканцев в дребезги, захватил всю их артиллерию! Как бы поступили на его месте Жемчужников и Сукорко? Отступая, этот точный исполнитель даже плохих приказаний, увидел близ дороги разрушенную крепостцу (sic) [загон для скота с высокими стенами; здесь их множество на каждом шагу], «в которой была замечена неприятельская засада, и как число неприятеля в засаде мне не было известно, то я, во избежание встречи, отряд свернул с дороги вправо, в обход крепостцы».
В этом и весь секрет: выручка избегала встречи… Так, конечно, никого никогда не выручишь!
Что это было за крепостца, заставившая сильный, по здешнему понятию, отряд свернуть с дороги, можно судить уже из того, что когда новый путь оказался непроходимым и пришлось воротиться назад мимо этой самой крепостцы, то ее взяли одни стрелки без всякой потери! Итак, казаки были оставлены на жертву врагу.
Почтарь киргиз Ахмет. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Коканцы сейчас же воспользовались отступлением пехоты, чтобы напугать казаков; они послали им письмо с извещением об уничтожении отступившего отряда и с предложением сдачи на условиях всяческого за это благорасположения. Послание, как рассчитывал Алимкул, быть может, и заставило бы казаков призадуматься, но их доблестный командир решился держаться до последней крайности. Уральцы, ободренные его примером, бойко принялись за дело и к ночи успели поделать несколько новых завалов из убитых лошадей и верблюдов. До утра все было спокойно. Поздно вечером два молодца Андрей Борисов и Еким Черной, вместе с джигитом-почтарем [Кара-киргиз Ахмет. - rus_turk.], пробрались сквозь массы неприятеля в Туркестан и доставили записку от Серова о немедленной помощи, но… Жемчужникову казалось, что город окружен коканцами. На другой день, 6 декабря, когда дневной свет рассеял ночные страхи и когда оказалось, что город вовсе не окружен, а «посланный разъезд объявил, что в садах никого нет» [рапорт Жемчужникова 9 декабря], - тогда только чересчур осторожный комендант решился послать новый отряд из 207 челов. пехоты и 10 казаков при 2 орудиях, - на этот раз с приказанием непременно соединиться с Серовым. Что такое подействовало на Жемчужникова - неизвестно. Опасность для города была все та же, если еще не более, ибо дело сотни близилось к концу: гарнизону в Туркестане не прибавилось, жителей было по-прежнему 10 т., - откуда же такой риск, на который не решалась целых два дня? Кажется, пример доблестных уральцев, бившихся уже 3-й день, приободрил злополучного коменданта.
Записка, посланная есаулом Серовым коменданту г. Туркестана
Уральцам приходилось плохо: утром 6 декабря неприятель имел уже до 16 щитов, под прикрытием которых он, по-видимому, готовился окончательно атаковать лагерь. Что это за щиты? Официальное донесение называло их и мантелетами, очевидцы уверяли, что это просто вязанки сена, подвязанные и снизу, и сверху арбы, которую и катили к казакам, закрываясь ею от выстрелов. Не теряя еще надежды на помощь и чтобы протянуть время, Серов вступил в переговоры с Алимкулом и тем выиграл более часу. Доблестные товарищи-подчиненные Серова, не зная истинных намерений своего есаула, громко роптали на эти переговоры, предпочитая бой насмерть. Когда же переговоры окончились, коканцы открыли по казакам жестокий огонь и бросились в атаку. Первый натиск и последовавшие за ним три других были отражены весьма удачно, но выстрелами неприятеля перебиты были все лошади и из строя выбыло убитыми 3 урядника, 33 казака и 1 фурштатский солдат, ранеными - все 4 артиллериста и несколько казаков.
Во все время атак казаки вели себя молодцами: но отряд был уже так слаб, что держаться до прибытия помощи не представлялось никакой возможности. Оставалось решиться на последнее средство: пробиться сквозь ряды тысячной неприятельской конницы или пасть. Серов предложил своим казакам пробиваться. Заклепав единорог, они единодушно, с криком «ура!» бросились в среду коканцев…
Казак Прикащиков. За дело под Иканом
награжден знаком отличия Военного ордена
Каким образом десятитысячной массе не удалось задавить и истребить три-четыре десятка пеших казаков, измученных трехдневным упорным боем, израненных, обессиленных и голодных, - объяснить это можно разве только тем, что отчаянная решимость уральцев, владевших еще своими ружьями, ошеломила коканцев. В самом деле, они не посмели приблизиться к казакам и только провожали их сильным огнем на протяжении почти всех восьми верст: остатки сотни шли, бросая всю одежду, в одних рубашках, с ружьями и патронами. Взбешенные азиаты излили всю свою месть на тяжелораненых, оставленных на дороге: в глазах отряда их рубили шашками и отсекали им головы. Легкораненые, - имевшие, впрочем, некоторые по 5-6 ран, - шли, поддерживая друг друга и по возможности принимая участие в обороне до тех пор, пока, совершенно обессиленные, не соединились с новым отрядом, высланным навстречу из Туркестана и спасшим остатки этой геройской сотни.
Казаки ничего не ели и не пили два дня; поэтому с привала не могли даже встать с места без посторонней помощи… Их разместили по телегам и повезли в город.
Вся потеря казаков в деле под Иканом оказалась:
УбитымиРанеными
Офицеров11
Урядников41
Казаков5037
Артиллеристов-4
Фельдшеров11
Фурштат1-
Вожак из киргизов-1
Итого5745
Всего102 человека.
Собственно из казаков уцелело 11 челов., и то из них 4 контужено.
В 7 часов вечера герои вступили в Туркестан. Сам Серов был ранен в спину и контужен в шею; пальто его прострелено в 8 местах.
Между тем из Чимкента, по получении 5 числа известия о движении коканцев, был выслан отряд из 2 рот пехоты с двумя легкими орудиями, под начальством штабс-капитана Гребенкина, на Арыс. Сообщение с Туркестаном и близлежащими селениями было прервано. Посланные из отряда почтари к Туркестану все захвачены и, таким образом, настоящего положения дел в Туркестане и его окрестностях в отряде известно не было. 7 числа Черняев, не имея еще никаких точных сведений ни об Алимкуле, ни об его движении, но единственно беспокоясь неполучением известий из Туркестана, приказал отряду перейти Арыс и непременно войти в связь с Туркестаном. Только 9 числа получены были более или менее достоверные известия о движении Алимкула, и 10 числа, рано утром, Черняев выступил с 5 ротами пехоты, при 6 орудиях, к Арысу, приказав Гребенкину следовать далее к Чилику.
Только 11 числа, когда отряд подходил уже к Арысу, получено было известие о деле под Иканом и об отступлении Алимкула. Отступление это было следствием движения отрядов из Чимкента. Потерпев огромный урон под Иканом, Алимкул, опасаясь встречи со свежими войсками, кинулся через Дарью на левый берег и поспешил к Ташкенту.
Дело под Иканом должно по всей справедливости принадлежать к числу самых блестящих дел, бывших когда-либо в Средней Азии. Два дня горсть храбрых, предводимая бесстрашным своим начальником, отбивалась от несколькотысячной толпы наездников Алимкула. Выдерживая атаки коканской кавалерии, а также артиллерийский и ружейный огонь, она умирала, но не сделала и шагу назад. Израненные и изнуренные физически и нравственно, потеряв надежду на помощь и не видя возможности удержать за собою позиции, кинулись они на неприятеля и проложили себе путь. Почти все они заплатили за свое геройское мужество и беспримерную храбрость: половина из них легла на месте, другая половина обозначила кровью путь своего бесстрашного отступления.
«Как ни блестяще это дело, - доносил Черняев [рапорт Черняева от 17 декабря 1864 г. № 1876], - и при настоящей потере, но, к крайнему сожалению, надо сознаться, что дело это могло бы иметь совершенно другие результаты, если бы не оплошность туркестанского коменданта подполковника Жемчужникова и не странные действия посланного с отрядом подпоручика Сукорко…
Горсть людей, как бы она храбра и бесстрашна ни была, не могла сделать сверхъестественного: есть и для героев невозможное… Она пала почти вся, защищая свою позицию, и наконец когда защищаться было некому и нечем, она прорвалась и отступила. Более сделать было вне человеческой возможности. Но если эта горсть сумела не только удержать 10-тысячную толпу неприятеля, но и нанести ей огромный вред, то вовремя подошедшее свежее подкрепление решило бы совершенную победу и, кроме того, спасло бы сотню от большой потери. Но этого подкрепления в продолжение двухдневного боя не было».
Понятно негодование Черняева, когда он узнал подробности дела. Тотчас же им наряжено было следствие над подпоручиком Сукорко, как за неподание им помощи отряду есаула Серова, так и за отступление его от неприятеля без всякой причины; но прежде, чем окончилось следствие, - вышли награды за иканское дело, и Сукорко, по первоначальному донесению Жемчужникова, получил орден Св. Владимира 4 ст., следствие пришлось прекратить… Вот новый пример ложности реляций мелких начальников…
Киргиз Джар-Магомет (Джалмамбет). За дело под
Иканом награжден знаком отличия Военного ордена
Государь Император щедро наградил оставшихся в живых казаков; все они получили знаки отличия Военного ордена, а Серов - орден Св. Георгия 4 степени и следующий чин.
Алимкул послал головы, срубленные с убитых казаков, в Ташкент, оттуда в Кокан и, наконец, 40 голов в Кашгар, в подарок Якуб-беку, который только что прибыл туда для восстановления власти ходжей в лице Бзрук-хана. Это была реляция с вещественными доказательствами победы!
См. также:
• А. К. Гейнс. Дневник 1866 года. Путешествие в Туркестан;
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году (7);
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году (8).
P. S.: Знаменитая песня «В степи широкой под Иканом…» составлена А. П. Хорошхиным (в 1870 году в его сотне служило 10 участников Иканского боя). Текст песни, исправленный по указаниям автора, цитируется по книге М. П. Хорошхина «Иканский бой 4, 5 и 6 декабря 1864 года: Рассказ о геройском подвиге Уральской сотни» (СПб., 1884):
Икан
В степи широкой, под Иканом,
Нас окружил коканец злой,
И двое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой.
Мы залегли… Свистели пули
И ядра рвали все в куски,
Но мы и глазом не моргнули -
Стояли мы… Мы - казаки.
И смерть носилась, мы редели;
Геройски все стоял казак,
Про плен мы слышать не хотели,
(А этого желал наш враг).
Держались мы два дня, две ночи,
Две ночи долгие, как год,
В крови и не смыкая очи.
Затем мы ринулись вперед…
Вокруг валились наши братья,
Коканец кожу с них сдирал
И басурманское проклятье
Вослед нам с пулей посылал…
Свинцом пробитые лежали
Герои наши здесь и там,
И снег с презрением бросали
Горстьми в лицо своим врагам.
И обезглавленное тело
Рубил враг в мелкие куски…
Но мы не дрогнули… и смело
Все ждали смерть, как казаки.
И снявши голову героя,
Злодей к седлу ее вязал,
Чтоб похвалиться после боя,
Как он с лежачим воевал…
Но вот в степной дали сверкнули
Родные русские штыки
И все отраднее вздохнули,
Перекрестились казаки…
Потом взглянули брат на брата,
И грустно стало: - многих нет…
И все они у супостата,
И к ним ведет кровавый след…
И следом этим наступая,
Враг трупы мерзлые терзал…
Но наши головы сбирая,
Своих он больше насбирал…
И мертвых длинным караваном,
(Нам после сказывали так),
Покончив бойню под Иканом,
Повез в подарок хану враг…
А мы, собрав тела героев,
Могилу вырыли, и в ней
Для мира, вечного покоя
Зарыли всех богатырей…
И мар насыпали над ними -
Пусть веки вечные стоит,
И громко с ветрами степными
О нашей славе говорит.
Пусть говорит, как под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И как мы бились с басурманом
За славу родины святой…
А вот более ранний вариант, опубликованный самим автором (А. Хорошхин. Уральские казаки. книжка для чтения в народных школах уральского войска. Уральск, 1866.):
ИКАН
(быль 1864 года)
Посвящается казачатам
В степи широкой под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И трое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой.
Ми отступали; он за нами
Толпами тысячными шел,
И путь наш устилал телами,
И кровь струил на снежный дол.
Мы шли вперед… Свистели пули,
И ядра рвали нас в куски,
Но мы и глазом не моргнули -
Всё шли вперед… Мы - казаки.
Мы шли вперед; ряды редели;
Геройски умирал казак;
Про плен мы слышать не хотели,
И как траву, косил нас враг.
И три морозных дня, три ночи,
Три ночи долгие, как год,
В крови и не смыкая очи,
Мы шли сквозь тучи пуль вперед…
Вокруг валились наши братья,
Коканец кожу с них сдирал,
И басурманское проклятье
Вослед нам с пулей посылал…
Свинцом пробитые лежали
Герои наши здесь и там,
И снег с презрением бросали
Горстьми в лицо своим врагам,
И обезглавленное тело
Рубил враг в мелкие куски…
И тут не дрогнули мы… Смело
Все ждали смерть, как казаки.
И снявши голову героя,
Злодей к седлу её вязал,
Чтоб похвалиться после боя,
Как он с лежачим воевал…
Но вот в степной дали сверкнули
Родные русские штыки
И все отраднее вздохнули,
Перекрестились казаки…
Потом взглянули брат на брата,
И грустно стало: - многих нет…
И все они у супостата,
И к ним ведет кровавый след…
И следом этим отступая,
Враг трупы мерзлые терзал…
Но наши головы сбирая,
Своих он больше насбирал…
И мертвых длинным караваном
(Нам после сказывали так),
Покончив бойню под Иканом,
Довез в подарок хану враг…
А мы, собрав тела героев,
Могилу вырыли, и в ней
Для мира, вечного повоя
Зарыли всех богатырей…
И мар насыпали над ними -
Пусть веки вечные стоит,
И громко с ветрами степными
О нашей славе говорит.
Пусть говорит, как под Иканом
Нас окружил коканец злой,
И как мы бились с басурманом
За славу родины своей…