Максимилиан Волошин. Туркестанские письма. 1. Прибытие в Ташкент. В изыскательской партии
М. А. Волошин. Собрание сочинений в 13 (17) томах / Под общ. ред. В. П. Купченко и А. В. Лаврова. - М., 2003-2015.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6.
М. А. Волошин с друзьями Л. В. Кандауровым и В. П. Ишеевым. Рим, 1900
[Из дневника]
13 сентября 1900. Каспийское море. Пароход «Князь Барятинский»
Вдали в ночной темноте тускнеют и сливаются огни Баку. Несколько огней на море вдали. Вода шумит под колесом. Слегка качает. Баку произвел тяжелое и неприятное впечатление. На вокзале жандарм бил при мне рабочих татар, и я почему-то из-за какой-то боязни запутаться в историю и войти в сношение с полицией, не решился вступиться. Потом еще около ворот толстый человек с бородой бил оборванного носильщика. Я к нему подошел: «Оставьте… как вы смеете их бить». - «А вам-то какое дело… с этим народом нельзя иначе». Все это произвело какое<-то> смутное и странное впечатление. Когда я сказал это, ин<женер> Р. сказал: «Да вот увидите: в Туркестане вы сами (еще) будете сартов бить, они слов совсем не понимают. С ними иначе нельзя».
Баку - серый, бесконечно тоскливый город. Небо задернуто дымной сажей. Воздух напитан керосином и пылью. Мы ездили на нефтяной завод. Бесконечный лес деревянных закоптелых, пропитанных нефтью обелисков на фоне волокнистого серовато-синего дыму, своеобразно красив.
На каждом шагу следы варварского хищничества. Вся почва пропитана жирной черной нефтью. Кажется, будто человек бросил<ся> животом на землю, чтобы охватить как можно больше, и драгоценная влага, которую он не может захватить, течет у него между пальцами и уходит в землю.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
13 сентября 1900 г.
Путешествие по Черному морю [2 сентября 1900 г. Волошин - ранее, 21 августа, арестованный жандармами в Судаке, этапированный в Москву, проведший неделю в Басманном полицейском доме и освобожденный из-под стражи 1 сентября без права «въезда в столицу» - выехал из Москвы вместе с В. О. Вяземским, назначенным начальником партии по изысканию Южной части Оренбург-Ташкентской железной дороги, в Севастополь. 8 сентября состоялось их отплытие на Батум, куда они прибыли около 10 сентября.] прошло прекрасно при великолепной погоде. Ночевали в Батуме. Окрестности его великолепны. Такай богатой, могучей, почти тропической растительности я нигде не видал. Вот где бы действительно стоило иметь домик. Нельзя себе просто представить этого поразительного разнообразия. Теперь мы подъезжаем к Баку. Я по настоянию Валериана [В. О. Вяземский.], который обещает оплату проезда, еду все время во втором классе. Вчера целый день после Сурамского перевала мы любовались ледяной цепью Кавказских гор, и у меня явилось страстное желание поскорей отправиться туда. Сегодня в 6 часов вечера мы выйдем на пароходе из Баку и завтра уже будем в Красноводске.
Макс. Волошин.
Среда 13 сентября.
[Из дневника]
15 сент. Пустыня. Развалины Геок-Тепе
Длинные глиняные стены, развеваемы ветром. В музее примитивные кремневые ружья рядом с солдатскими берданками. И это «блестящая страница» русской истории. Эта «грозная крепость» производит впечатление страшной пощечины национальному самолюбию России. И это геройство брать такие беззащитные твердыни! Всюду печать бесполезной и бесцельной жестокости. Зачем нам эта пустыня и этот бедный живописный народ, который вырос на этой земле и один умел справляться и культивировать эту землю.
А. М. ПЕТРОВОЙ
17 сентября 1900 г. Ташкент
17 сентября 1900 г. Ташкент.
Третьего дня на станции в Асхабаде видел я Адриана [А. М. Петров - брат Петровой, офицер. Сохранились два его письма к Волошину (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 945).]. Поезд, к сожалению, стоял всего 20 минут. Он произвел на меня очень благоприятное впечатление и стал положительным красавцем. Ну, разумеется, наш разговор состоял и<з> беспорядочных отрывистых вопросов и таких же ответов. Т<ак> что чего бы то ни было толкового сообщить совсем не могу. Мы условились встретиться зимою, когда я уже буду окончательно на жительстве в Ташкенте, а он переселится в Мерв. Ташкент, куда я прибыл сегодня, произвел на меня прекрасное впечатление. Весь город состоит из домиков, построенных в громадном парке, пронизанном сетью ручейков. Все здесь необычно ново и красиво, кроме удивительнейших типов «ташкентцев-обрусителей» [Ташкентцы - собирательный образ, описываемый в сатирическом цикле М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа ташкентцы. Картина нравов» (1869-1872).] и варварского обращения с простонародьем и рабочими, которое поражает, как только подъезжаешь к Каспийскому морю. Едва ли скоро мне удастся вам написать, т. к. через несколько дней мы удаляемся в степь, где и оснуемся надолго. Кланяюсь.
Макс.
Я. А. ГЛОТОВУ
18 сентября 1900 г. Ташкент
Шесть тысяч верст отделяют меня от Москвы: ведь это подумать только! Кажется, я еще никогда так далеко не забирался. «Ташкентцев» много приходилось видеть, знал я тоже, что «Ташкент есть понятие собирательное» (см. у Щедрина), но что настоящий, конкретный Ташкент так хорош, красив и своеобразен, что ташкентцы не в переносном смысле, а в прямом и так красиво задрапированы в свои разноцветно-полосатые халаты и так картинно ездят на верблюдах по главным просекам (город весь стоит точно в лесу) города и что это первый русский город, где совершенно нету жандармов, - этого я не знал.
Из Севастополя я проехал пароходом до Батума. Батум совершенно ошеломил меня богатством растительности. Таких роскошных произрастаний я даже и в Италии не видал. Ж. д. горами до Тифлиса показалась мне робкой и незначительной после альпийских, но зато видневшиеся «у врат Кавказа на часах сторожевые великаны» манили меня неотразимо своими ледяными пиками. Просто поразительно, насколько очертания Кавказа не похожи на очертания Альп. Баку встретил нас воздухом, пропитанным керосином, и густым лесом темных обелисков черного городка, не лишенных своеобразной красоты. Первое, что поразило меня, это бесконечное избиение рабочих-татар со стороны всех, кто только может. То же дикое варварство поражало и <на> нефтяных промыслах, где мы были. Всюду какое-то бессмысленно нелепое хищение. Нефть льется по земле и собирается в лужи. Вся почва пропитана нефтью. Город представляется человеком, кинувшимся на землю, чтобы забрать и захватить как можно больше себе, и драгоценная жидкость течет у него между пальцами и он сам захлебывается в ней, лежа в этой вонючей, жидкой грязи. На другой день около полудня вдали показался берег Красноводска [Волошин и В. О. Вяземский отплыли из Баку вечером 13 сентября на пароходе «Князь Барятинский», днем 14 сентября прибыли в Красноводск.]: голые холмы и мертвая пустыня, подступившая к самому Каспийскому морю. Вплоть до вечера из окна вагона виднелось море, а на другой день мы были уже в настоящих степях. Поезд остановился в виду невысоких, тонких глинобитных полуразрушенных стен, развеваемых ветром. Рядом небольшое здание музея. На станции громкое имя «Геок Тепе». И это стены «неприступной крепости»! Это взятие такой-то «твердыни» составляет «блестящую страницу русской истории»? В музее рядом с русскими берданками в виде глубочайшей иронии выставлены наивные кремневые ружья защитников Геок-Тепе. Какую бессознательную пощечину русской славе составляет этот музей и эти развалины развеваемой ветром крепости. Что-то глубоко трагическое видится теперь в этих красивых, так гармонирующих с окружающей обстановкой фигурах туземцев. Они жили в этих степях и умели обращаться с ними… А проезжая по этим пустыням, невольно спрашиваешь себя: «и зачем это нам нужно?» На всем печать какой-то бесцельной жадности…
Вчера я приехал в Ташкент и дня через четыре еду за Туркестан на Сыр-Дарью, где два месяца буду жить в степи, где никого нет, кроме тигров. Теперь масса дела: покупаем верблюдов и юрты. Мой адрес: «Ташкент. Контора изысканий Оренбургско-Ташкентской ж. д. Валериану Орестовичу Вяземскому для Макса». Да, можешь себе представить, что я ведь еду в качестве фельдшера [«Фельдшером» Волошин назван в «Удостоверении», выданном ему в феврале 1901 г.] и буду исполнять должность механика - как раз подходящее занятие для юриста. Пиши скорее и больше, а от меня скоро не жди, потому что с Сыр-Дарьи не скоро напишешь, а в Ташкент я вернусь только в ноябре. Целую Лёлю. Покл<он> Ек<атерине> Влади<мировне> [Е. С. Лямина и Е. В. Глотова.].
Макс.
18 сент. Ташкент.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
20 сентября 1900 г. Ташкент
Дорогая мама!
Уже третий день я нахожусь в Ташкенте. Немедленно по приезде сюда я познакомился с редактором здешней газеты «Русский Туркестан» Гейером, бывшим сосланным, к которому меня направил один господин, с которым я познакомился в дороге [Иван Иванович Гейер - редактор газеты «Русский Туркестан» (с 1900 г.), автор «Путеводителя по Туркестану» (Ташкент, 1901), книги «От Ташкента до Гавы» (Ташкент, <1895>) {а также книги « По русским селениям Сыр-Дарьинской области». - rus_turk.}. Участник революционной организации «Народная воля», в 1887 г. осужден петербургским военно-окружным судом на четыре года каторги, но, дав сведения для обвинительных актов «по делу 21-го», был не только оправдан, но и получил «за содействие властям» правительственное пособие в 300 р. (Троицкий Н. А. «Народная воля» перед царским судом (1880-1894). 2-е изд. Саратов, 1983. С. 132, 200, 396). В справочнике «Деятели революционного движения в России» (Т. 3, вып. 3. М., 1934) Гейер был включен в особый выпуск «Провокаторы 1880-х гг.» (в свет не вышел). О предательстве Гейера сообщают другие члены «Народной воли»; см.: Головкин В. Н. Из воспоминаний народника // Народовольцы. М., 1931. С. 213-232; Воспоминания члена Центрального кружка «Молодой Народной воли» Г. Н. Добрускиной (Из персонального музейного фонда проф. А. М. Ладыженского) // Известия Ростовского областного краеведческого музея. 1972. Кн. 2 (4). С. 34-40.].
Когда я ему объяснил мое положение, то он мне дал прежде всего совет в полицию не являться до тех пор, пока обо мне не будут получены какие-либо сведения, а сведения могут получиться только через его руки, так как он сам служит в Областном Управлении, а то могут мне устроить какую-нибудь неприятность, а так я могу жить сколько мне угодно без пашпорта и без документов, особенно в степи. Если же я буду в степи, когда они придут, то он сам устроит все без меня. Вообще тут край благодатный, хотя бы уж тем, что здесь абсолютно не существует жандармов. Город очень красив и оригинален, как я вам писал. В других городах обыкновенно хлопочут о том, чтобы для освежения воздуха устроить в разных частях «воздушные резервуары», т. е. насадить деревья и разбить парки, а здесь дума тщетно ходатайствует о разрешении вырубить половину деревьев на улицах для оздоровления города, т. к. деревьев так много, что они будто бы лишают город протока воздуха! Действительно на некоторых улицах на каждом тротуаре можно насчитать до семи рядов пирамидальных огромных тополей, между которыми проходят маленькие вымощенные кирпичом дорожки, как в парках, и везде по бесчисленным «арыкам» - канавам - текут бесконечные ручьи. Домов почти не видно за зеленью, и около каждого дома находится большой старый сад. И все эти огромные тополя, которыми засажены улицы, посажены всего 20 лет назад. За городом синеют горы - это отроги Тянь-Шаня, и в 100 верстах от Ташкента есть такие ущелья и глетчеры, на которых еще не бывала нога европейца. Немного же дальше верст за 300-400 на Памире уже есть вершины, достигающие 7 верст высоты (Мон-Блан 5 вер.), причем крайний пункт русских владений на Памире находится всего в 80 верстах от Кашмирской долины, причем путешествие по горам в тех местах, если идти вдоль по границе и останавливаться на кордонах, очень удобно. Теперь мы ждем денег и вещей, а через несколько дней выезжаем в Туркестан, где будем покупать верблюдов. Я еще не был в азиатском Ташкенте - он находится дальше с другой стороны, и мы туда собираемся вместе с Гейером завтра. Погода тут стоит прекрасная - это самое лучшее время года: зима тут очень короткая - в феврале уже все начинает зеленеть. Иногда она бывает сурова, но не всегда. Моя служба будет считаться с 15 августа и дорожные расходы будут мне выплачены. Я всю дорогу по настоянию Валериана ехал во втором классе, а по Каспийскому морю даже в первом, словом со всеми удобствами. У нас с ним прекрасные отношения, и мне он все больше нравится [В. О. Вяземский знал Волошина ребенком в Москве и, как старший, нередко подшучивал над ним. См.: Вяземская Валентина. Наше знакомство с Максом // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Сов. писатель, 1990. С. 71. В 1894 г. окончил институт инженеров путей сообщения (перед этим какое-то время учился в университете). Участвовал в постройке Уссурийской и Сибирской железных дорог (под руководством отца). Яхтсмен, виолончелист-любитель; автор статьи «Эволюция во взглядах на науку и связанные с нею необходимые изменения в методах преподавания» (Пг., 1915).]. Почту нам по распоряжению губернатора будут доставлять немедленно в степь все время, так что пишите мне почаще.
Макс. Волошин.
20 сентября 1900 г. Ташкент.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
28 сентября 1900 г. Ташкент
28 сентября 1900 г. Ташкент
Дорогая мама,
Ваше письмо с метрическим свидетельством я получил вчера. Мы, как видите, еще до сих пор не выбрались из Ташкента в степь; но теперь уже можно твердо надеяться, что послезавтра мы выедем. Мои дела устроились прекрасно, или, другими словами, никак не устроились. Я вам уже писал, кажется, о Гейере - знатоке Туркестана, издателе газеты «Русский Туркестан» [«Русский Туркестан» - газета, выходившая в Ташкенте в 1898-1907 гг. (сначала три раза в неделю, с 1901 г. - ежедневно). В 1901 г. редактором ее стал И. Ф. Касперович, а Гейер - соиздателем (наряду с А. Л. Шварцем, Н. Н. Касьяновым и О. А. Шкапским).] и бывшем сосланном. К нему меня направил один господин, с которым я познакомился на пароходе. Да положим, что я и без того бы познакомился с ним, так как без него никто из собравшихся теперь в Ташкенте изыскателей и шагу не сумел бы сделать. Когда я рассказал ему о своем положении и спросил совета, он мне посоветовал никуда не являться и ни у кого ничего не спрашивать, пока не получатся обо мне какие-нибудь сведения. А сведения должны пройти через его руки, так как он служит в областном управлении. Пашпорта у меня тут никто не спрашивает, а когда мы приехали, то в «Туркестанских ведомостях» было оповещено, что «приехали инженеры Вяземский и Волошин для производства изысканий и остановились в гостинице такой-то» [В № 76 «Туркестанских ведомостей» от 21 сентября 1900 г., в разделе «Справочный указатель», сообщалось о прибытии «с 15-го по 19-е сентября» инженеров Вяземского, Хрепникова и Волошина («номера „Франция“») (С. 481).]. Таким образом, я оказался еще официально инженером и абсолютно вне всяких подозрений. Ну можно ли представить себе более милую страну. За 25 коп. тут можно приобрести колоссальный арбуз пуда в 1⅓ - в 2, подобных которым по грандиозности мне никогда не случалось встречать. Виноградный куст тут приносит в среднем по 3 - по 4 пуда винограду, а с десятины собирается по 10.000 пудов. За городом видны снеговые горы - отроги Гиндуку, достигающие 4000 метров, т. е. высоты Тирольских Альп.
Относительно «полосатых дядей» вы напрасно беспокоитесь. Хотя их на Сыр-Дарье действительно много, но они, оказывается, строго соблюдают известную градацию при удовлетворении своего аппетита: сперва они едят диких кабанов, которых очень много в колючих зарослях на берегах; когда кабанов нет, они едят киргизский скот. При отсутствии скота - киргизок, затем киргизов и только в крайнем случае европейцев. Причем, по всем вероятиям, если у них уже так тонко развито чувство табели о рангах, они сперва станут есть рабочих, потом техников, и только на конец инженеров путей сообщения, а так как меня в настоящее время здесь считают за инженера, то Вам беспокоиться совсем не о чем.
Я тут уже пристроился к газете Гейера «Русский Туркестан», которая начнет выходить с первого октября и откроется моим фельетоном в первом же номере [В № 1 «Русского Туркестана» от 1 октября 1900 г. был напечатан очерк Волошина «В Обер-Аммергау (Из странствий)».], так что если дела газеты пойдут хорошо, то у меня окажется еще и литературный заработок, т. к., хотя я и хотел отказаться от гонорара, пока газета не приобретет солидное количество подписчиков, но Гейер на это не согласился. Как же вы сами решили провести зиму? Нам почта будет доставляться в степь, и поэтому адресуйте письма так: Ташкент. Начальнику III партии по изысканиям Ор.-Таш. ж. д. В. О. Вяземскому, а не в контору.
Макс. Волошин.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
8 октября.
Третьего дня мы выступили в степь из г. Туркестана. Я пока назначен заведующим лагерем и вообще всем домашним хозяйством. Теперь мы сделали уже два перехода и находимся верстах в 25 от Туркестана. Кругом бесконечная ровная степь, а на горизонт синеет горная цепь Кара-Тау.
Караван у нас очень большой - 21 верблюд и 3 телеги. Я наблюдаю за нагрузкой и за разбивкой лагеря, так что мне приходится целый день проводить верхом, если только лагерь не останавливается на два дня на месте. Бифштексы мои довольно сильно это чувствуют, особенно благодаря необыкновенно странному устройству здешних седел, которые скорее имеют сходство с колом, на который сажали преступников, чем с инструментом для спокойного сидения. Днем в степи еще очень жарко, но зато ночью бывают уже заморозки, т<ак> что на рассвете, когда мы встаем, мы очень усердно щелкаем зубами и кутаемся в шубы. Я себе тут купил верблюжью шубу за 4 рубля, очень теплую и мягкую, но несколько ароматную. Погода неизменно хорошая, небо постоянно ясное, а днем дует легкий ветерок, который утихает ночью.
Вероятно, наша партия скоро разделится, и мы с Валерианом поедем вперед к Джулеку [Джулек - поселение на реке Сырдарья, так описанное в «Путеводителе по Туркестану» И. Гейера: «Это жалкое ныне поселение было некогда одним из наших опорных военных пунктов <…>. Сыр-Дарья, размывая правый берег, поглотила почти все постройки, и теперь здесь имеются: почтовая станция, управление участкового пристава, почтово-телеграфное отделение, русско-туземная школа, да несколько домов, где проживают ведущие с киргизами торговлю русские. Раз в неделю здесь бывает довольно оживленный базар» (Ташкент, 1901. С. 217).] и пойдем оставшимся навстречу. Тогда мне нужно будет приняться уже и за действительную изыскательную работу и сделаться пикетажистом. О полосатых дядях еще не слышно - они будут дальше. По целым дням в степи играет фата-моргана. Теперь она довольно оживлена: всюду фигуры верблюдов и юрты киргизов, перекочевавших к зиме ближе к реке.
С Валерианом мы очень сошлись, и часто по целым часам мы с ним беседуем. Он очень спокоен и уравновешен и очень хорошо определяет людей и умеет с ними обращаться, что очень часто ему приходится проявлять теперь в разных столкновениях с инженерами его партии. Вообще он мне очень нравится, чем больше я его узнаю.
До свиданья. Пора ложиться спать, т<ак> как завтра еще до света мы выступаем дальше к развалинам покинутого степного города Саурана [«Путеводитель по Туркестану» Гейера сообщает, что «развалины огромного древнего города Саурана» находятся недалеко от станции почтового тракта Таш Суат, третьей к северу от г. Туркестан, на правом берегу (Там же).].
Пишите мне почаще. Не слыхали ли вы, где теперь Пешковский? Что делается у Петровых? Кланяюсь всем.
Макс. Волошин.
Л. В. КАНДАУРОВУ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
8 октября 1900 г.
Спешу Вам наскоро ответить, дорогой Леонид, потому что сейчас есть оказия послать письмо в Туркестан [Волошин отвечает на письмо Кандаурова из Москвы от 19 сентября 1900 г.: «Сейчас только встретил Якса и пишу Вам, Макс, в Ташкент, куда Вы наконец попали. Я страшно завидую Вашему положению и с удовольствием бы променял свое положение первокурсника филолога на Ваше» (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 617).]. Я нахожусь в степи или, точнее сказать, в пустыне, идем параллельно течению Сыр-Дарьи, но еще не подошли к ней. Относительно Семенцова [Студент Алексей Васильевич Семенцов отбывал административную высылку в усадьбе Борок художника В. Д. Поленова. Кандауров писал Волошину о нем в том же письме: «Мне бы очень хотелось прислать к Вам своего друга детства, бывшего студента Семенцева, он уже два года живет у Поленовых и теперь еще 2 года ему нельзя жить в универ<ситстских> городах. Он страшно любит природу и с большим удовольствием взялся бы за занятия, сопряженные со скитаниями по диким местам. Если есть какая-нибудь возможность его там устроить, напишите, пожалуйста, поскорее».] вот что: сейчас производятся изыскания дороги и все места возможные и невозможные, как, например, мое, т. к. я зачислен фельдшером, числюсь техником, а фактически заведую лагерем и караваном, так что под моим начальством состоит двадцать верблюдов, четыре палатки, одна юрта и пятнадцать баранов. Изыскание закончится к апрелю будущего года, и тогда в случае, если постройка дороги будет решена окончательно, раскроется масса всевозможных мест и тогда мне Вяземский обещал непременно его устроить, так что по всей вероятности в апреле это окажется вполне возможно.
В степи мы пробудем до конца ноября, а после останемся в Ташкенте, тогда я может смогу устроить и какое-нибудь другое занятие для него до постройки дороги, но это далеко не наверно и сможет определиться только в ноябре. Я очень доволен всем происшедшим: сидение в одиночестве в Басманской части [Волошин находился в Москве под арестом в Басманном полицейском доме с 25 августа по 1 сентября 1900 г.] после константинопольских участков [Утром 24 июля / 6 августа 1900 г. Волошина и его спутников задержала в Константинополе турецкая полиция. После длительных проволочек их доставили в русское консульство и затем в русское Пантелеймоновское подворье.] и Сырдарьинские степи после Рима, - это все очень ярко и хорошо и поучительно. Юрта мне напоминает купол Пантеона в миниатюре по своему освещению, а длинные вереницы верблюдов на фоне синеющих гор Кара-тау очень напоминают издали разорванные арки римских водопроводов.
Картины в степи поразительные, особенно по вечерам. Особенно когда мы ехали с Валерианом (Вяземским) на лошадях из Ташкента. На границе бесконечной степи гигантской ледяной стеной вздымается Александровский хребет (один из отрогов Гинду-куша высотою с Тирольские Альпы). По вечерам вся степь пылала красным пламенем, а горы принимали сине-розовые оттенки. Летом мы собираемся прогуляться на Памир. Странно кажется, что в этих местах Альпы уже представляются горами средней высоты, т. к. только отроги Гинду-куша, подходящие к Ташкенту, не выше их, а на Памире самые удобные доступные проходы достигают высоты Монблана. Лошади там не переносят разряженного воздуха, и можно ездить только на яках. В ста верстах от Ташкента уже есть такие места, где еще нога европейская не бывала. Сам Ташкент удивительно хорош и оригинален. Это город, построенный в лесу. Домов совершенно не видно на улицах за зеленью. Всюду на улицах текут речки и городская дума тщетно изыскивает средства на вырубание деревьев на улицах «для свежего воздуха» и прорубание просеки.
Теперь целые дни провожу в степи или верхом или пешком, купаюсь в степных речках. Днями жара страшная, но ночью уже бывают морозы и в юрте холодно.
Пишите мне, пожалуйста, чаще, я буду очень благодарен. Напишите мне адрес Карлыча [Ф. К. Арнольд.]. Князю [В. П. Ишеев.] поклон. Немного мне пожалуй и жалко, что я не в Москве и Ваше положение филолога первого курса [Кандауров поступил на филологический факультет Московского университета по инициативе и при материальной поддержке В. Д. Поленова. Весной 1901 г., однако, оставил университет.] не кажется мне уже настолько незавидным. Только, пожалуйста, не заключите из этого, что я недоволен своим теперешним положением. Напротив, я каждое утро по пяти минут прыгаю от радости (вечером не могу так, засыпаю от усталости). Отбыв здесь свой срок изгнания, который еще не определен, я моментально уеду в Париж года на четыре в école des chartes, по всей вероятности. Жаль, что со мной нет нашего дневника, я бы его с удовольствием перечитал [Имеется в виду «Журнал путешествия». 19 сентября 1900 г. Кандауров сообщал Волошину: «Дневник наш доставил много материала для чтения по вечерам у Поленовых».]. Пишу здесь в одной ташкентской газете и хочу написать здесь ряд итальянских очерков, которые мне послужат потом материалом для стихотворений. Очень жаль, что мне не придется познакомиться с г. Поленовым, а мне бы страшно хотелось. M-me Helbig так и не написал, кажется потому, что забыл ее имя [Отклик на сообщения Кандаурова в цитированном письме: «Поленовы желали бы с Вами познакомиться. M-me Helbig была уже раньше нас в Москве, виделась с Мамонтовыми и рассказывала про нас. Из нас больше всех ей понравились Вы».]. Напишите мне, приехал ли ее сын? Ну, до свидания, пишите же пожалуйста, потому что Вы себе представить не можете, какое удовольствие доставляет всякое письмо из «Европы» - я только теперь начал сознавать, что Москва находится в Европе. Потом я Вам напишу толковее и более четко, а теперь страшно спешу, так как сейчас скачет джигит в Туркестан.
Поклон всем, Макс.
Я. А. ГЛОТОВУ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
[Открытка. Штемпели: Туркестан. 9.X.1900; Москва. 20.X.1900]
Я в степи. На горизонте горы Каратау. Состою теперь начальником каравана. Теперь мы верст за 20 за г. Туркестаном. Об тиграх еще не слышно, но говорят, что дальше их будет много. Целый день провожу верхом в степи, и если бы теперь изжарить мои бифштексы - они оказались бы очень мягкими. С первой же оказией напишу подробнее, а теперь некогда. Сейчас едет джигит в город.
Пиши мне скорее. Макс.
8 октября.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
10 октября 1900 г. Под Туркестаном
[Открытка. Штемпели: Туркестан. 11.X.1900; Феодосия. 23.X.1900]
10 октября. Вчера мы прошли мимо разрушенного города Саурана в степи. Мы с Валерианом ездили туда верхами. Вид с высокой крепостной стены на степь, синеющую вдали, а вблизи покрытую красноватой сухой травой, очень сильный и дающий много настроения. Теперь мы ежедневно переходим лагерем с места на место, и я целый день во время передвижений провожу верхом. Когда остановимся на день, тогда я напишу Вам побольше. Дня через 3 мы подойдем к Сыр-Дарье. Сейчас караван уже трогается, и я пишу сидя верхом. Джигит едет в город и отвезет это письмо.
До свиданья.
Макс.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Еще о поэтах:
• М. В. Дандевиль. А. Н. Плещеев в форте Перовском (по неизданным письмам);
• А. И. Макшеев. Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю [Т. Г. Шевченко];
• Н. Д. Новицкий. На Сырдарье у ротного командира [Т. Г. Шевченко].
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6.
М. А. Волошин с друзьями Л. В. Кандауровым и В. П. Ишеевым. Рим, 1900
[Из дневника]
13 сентября 1900. Каспийское море. Пароход «Князь Барятинский»
Вдали в ночной темноте тускнеют и сливаются огни Баку. Несколько огней на море вдали. Вода шумит под колесом. Слегка качает. Баку произвел тяжелое и неприятное впечатление. На вокзале жандарм бил при мне рабочих татар, и я почему-то из-за какой-то боязни запутаться в историю и войти в сношение с полицией, не решился вступиться. Потом еще около ворот толстый человек с бородой бил оборванного носильщика. Я к нему подошел: «Оставьте… как вы смеете их бить». - «А вам-то какое дело… с этим народом нельзя иначе». Все это произвело какое<-то> смутное и странное впечатление. Когда я сказал это, ин<женер> Р. сказал: «Да вот увидите: в Туркестане вы сами (еще) будете сартов бить, они слов совсем не понимают. С ними иначе нельзя».
Баку - серый, бесконечно тоскливый город. Небо задернуто дымной сажей. Воздух напитан керосином и пылью. Мы ездили на нефтяной завод. Бесконечный лес деревянных закоптелых, пропитанных нефтью обелисков на фоне волокнистого серовато-синего дыму, своеобразно красив.
На каждом шагу следы варварского хищничества. Вся почва пропитана жирной черной нефтью. Кажется, будто человек бросил<ся> животом на землю, чтобы охватить как можно больше, и драгоценная влага, которую он не может захватить, течет у него между пальцами и уходит в землю.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
13 сентября 1900 г.
Путешествие по Черному морю [2 сентября 1900 г. Волошин - ранее, 21 августа, арестованный жандармами в Судаке, этапированный в Москву, проведший неделю в Басманном полицейском доме и освобожденный из-под стражи 1 сентября без права «въезда в столицу» - выехал из Москвы вместе с В. О. Вяземским, назначенным начальником партии по изысканию Южной части Оренбург-Ташкентской железной дороги, в Севастополь. 8 сентября состоялось их отплытие на Батум, куда они прибыли около 10 сентября.] прошло прекрасно при великолепной погоде. Ночевали в Батуме. Окрестности его великолепны. Такай богатой, могучей, почти тропической растительности я нигде не видал. Вот где бы действительно стоило иметь домик. Нельзя себе просто представить этого поразительного разнообразия. Теперь мы подъезжаем к Баку. Я по настоянию Валериана [В. О. Вяземский.], который обещает оплату проезда, еду все время во втором классе. Вчера целый день после Сурамского перевала мы любовались ледяной цепью Кавказских гор, и у меня явилось страстное желание поскорей отправиться туда. Сегодня в 6 часов вечера мы выйдем на пароходе из Баку и завтра уже будем в Красноводске.
Макс. Волошин.
Среда 13 сентября.
[Из дневника]
15 сент. Пустыня. Развалины Геок-Тепе
Длинные глиняные стены, развеваемы ветром. В музее примитивные кремневые ружья рядом с солдатскими берданками. И это «блестящая страница» русской истории. Эта «грозная крепость» производит впечатление страшной пощечины национальному самолюбию России. И это геройство брать такие беззащитные твердыни! Всюду печать бесполезной и бесцельной жестокости. Зачем нам эта пустыня и этот бедный живописный народ, который вырос на этой земле и один умел справляться и культивировать эту землю.
А. М. ПЕТРОВОЙ
17 сентября 1900 г. Ташкент
17 сентября 1900 г. Ташкент.
Третьего дня на станции в Асхабаде видел я Адриана [А. М. Петров - брат Петровой, офицер. Сохранились два его письма к Волошину (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 945).]. Поезд, к сожалению, стоял всего 20 минут. Он произвел на меня очень благоприятное впечатление и стал положительным красавцем. Ну, разумеется, наш разговор состоял и<з> беспорядочных отрывистых вопросов и таких же ответов. Т<ак> что чего бы то ни было толкового сообщить совсем не могу. Мы условились встретиться зимою, когда я уже буду окончательно на жительстве в Ташкенте, а он переселится в Мерв. Ташкент, куда я прибыл сегодня, произвел на меня прекрасное впечатление. Весь город состоит из домиков, построенных в громадном парке, пронизанном сетью ручейков. Все здесь необычно ново и красиво, кроме удивительнейших типов «ташкентцев-обрусителей» [Ташкентцы - собирательный образ, описываемый в сатирическом цикле М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа ташкентцы. Картина нравов» (1869-1872).] и варварского обращения с простонародьем и рабочими, которое поражает, как только подъезжаешь к Каспийскому морю. Едва ли скоро мне удастся вам написать, т. к. через несколько дней мы удаляемся в степь, где и оснуемся надолго. Кланяюсь.
Макс.
Я. А. ГЛОТОВУ
18 сентября 1900 г. Ташкент
Шесть тысяч верст отделяют меня от Москвы: ведь это подумать только! Кажется, я еще никогда так далеко не забирался. «Ташкентцев» много приходилось видеть, знал я тоже, что «Ташкент есть понятие собирательное» (см. у Щедрина), но что настоящий, конкретный Ташкент так хорош, красив и своеобразен, что ташкентцы не в переносном смысле, а в прямом и так красиво задрапированы в свои разноцветно-полосатые халаты и так картинно ездят на верблюдах по главным просекам (город весь стоит точно в лесу) города и что это первый русский город, где совершенно нету жандармов, - этого я не знал.
Из Севастополя я проехал пароходом до Батума. Батум совершенно ошеломил меня богатством растительности. Таких роскошных произрастаний я даже и в Италии не видал. Ж. д. горами до Тифлиса показалась мне робкой и незначительной после альпийских, но зато видневшиеся «у врат Кавказа на часах сторожевые великаны» манили меня неотразимо своими ледяными пиками. Просто поразительно, насколько очертания Кавказа не похожи на очертания Альп. Баку встретил нас воздухом, пропитанным керосином, и густым лесом темных обелисков черного городка, не лишенных своеобразной красоты. Первое, что поразило меня, это бесконечное избиение рабочих-татар со стороны всех, кто только может. То же дикое варварство поражало и <на> нефтяных промыслах, где мы были. Всюду какое-то бессмысленно нелепое хищение. Нефть льется по земле и собирается в лужи. Вся почва пропитана нефтью. Город представляется человеком, кинувшимся на землю, чтобы забрать и захватить как можно больше себе, и драгоценная жидкость течет у него между пальцами и он сам захлебывается в ней, лежа в этой вонючей, жидкой грязи. На другой день около полудня вдали показался берег Красноводска [Волошин и В. О. Вяземский отплыли из Баку вечером 13 сентября на пароходе «Князь Барятинский», днем 14 сентября прибыли в Красноводск.]: голые холмы и мертвая пустыня, подступившая к самому Каспийскому морю. Вплоть до вечера из окна вагона виднелось море, а на другой день мы были уже в настоящих степях. Поезд остановился в виду невысоких, тонких глинобитных полуразрушенных стен, развеваемых ветром. Рядом небольшое здание музея. На станции громкое имя «Геок Тепе». И это стены «неприступной крепости»! Это взятие такой-то «твердыни» составляет «блестящую страницу русской истории»? В музее рядом с русскими берданками в виде глубочайшей иронии выставлены наивные кремневые ружья защитников Геок-Тепе. Какую бессознательную пощечину русской славе составляет этот музей и эти развалины развеваемой ветром крепости. Что-то глубоко трагическое видится теперь в этих красивых, так гармонирующих с окружающей обстановкой фигурах туземцев. Они жили в этих степях и умели обращаться с ними… А проезжая по этим пустыням, невольно спрашиваешь себя: «и зачем это нам нужно?» На всем печать какой-то бесцельной жадности…
Вчера я приехал в Ташкент и дня через четыре еду за Туркестан на Сыр-Дарью, где два месяца буду жить в степи, где никого нет, кроме тигров. Теперь масса дела: покупаем верблюдов и юрты. Мой адрес: «Ташкент. Контора изысканий Оренбургско-Ташкентской ж. д. Валериану Орестовичу Вяземскому для Макса». Да, можешь себе представить, что я ведь еду в качестве фельдшера [«Фельдшером» Волошин назван в «Удостоверении», выданном ему в феврале 1901 г.] и буду исполнять должность механика - как раз подходящее занятие для юриста. Пиши скорее и больше, а от меня скоро не жди, потому что с Сыр-Дарьи не скоро напишешь, а в Ташкент я вернусь только в ноябре. Целую Лёлю. Покл<он> Ек<атерине> Влади<мировне> [Е. С. Лямина и Е. В. Глотова.].
Макс.
18 сент. Ташкент.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
20 сентября 1900 г. Ташкент
Дорогая мама!
Уже третий день я нахожусь в Ташкенте. Немедленно по приезде сюда я познакомился с редактором здешней газеты «Русский Туркестан» Гейером, бывшим сосланным, к которому меня направил один господин, с которым я познакомился в дороге [Иван Иванович Гейер - редактор газеты «Русский Туркестан» (с 1900 г.), автор «Путеводителя по Туркестану» (Ташкент, 1901), книги «От Ташкента до Гавы» (Ташкент, <1895>) {а также книги « По русским селениям Сыр-Дарьинской области». - rus_turk.}. Участник революционной организации «Народная воля», в 1887 г. осужден петербургским военно-окружным судом на четыре года каторги, но, дав сведения для обвинительных актов «по делу 21-го», был не только оправдан, но и получил «за содействие властям» правительственное пособие в 300 р. (Троицкий Н. А. «Народная воля» перед царским судом (1880-1894). 2-е изд. Саратов, 1983. С. 132, 200, 396). В справочнике «Деятели революционного движения в России» (Т. 3, вып. 3. М., 1934) Гейер был включен в особый выпуск «Провокаторы 1880-х гг.» (в свет не вышел). О предательстве Гейера сообщают другие члены «Народной воли»; см.: Головкин В. Н. Из воспоминаний народника // Народовольцы. М., 1931. С. 213-232; Воспоминания члена Центрального кружка «Молодой Народной воли» Г. Н. Добрускиной (Из персонального музейного фонда проф. А. М. Ладыженского) // Известия Ростовского областного краеведческого музея. 1972. Кн. 2 (4). С. 34-40.].
Когда я ему объяснил мое положение, то он мне дал прежде всего совет в полицию не являться до тех пор, пока обо мне не будут получены какие-либо сведения, а сведения могут получиться только через его руки, так как он сам служит в Областном Управлении, а то могут мне устроить какую-нибудь неприятность, а так я могу жить сколько мне угодно без пашпорта и без документов, особенно в степи. Если же я буду в степи, когда они придут, то он сам устроит все без меня. Вообще тут край благодатный, хотя бы уж тем, что здесь абсолютно не существует жандармов. Город очень красив и оригинален, как я вам писал. В других городах обыкновенно хлопочут о том, чтобы для освежения воздуха устроить в разных частях «воздушные резервуары», т. е. насадить деревья и разбить парки, а здесь дума тщетно ходатайствует о разрешении вырубить половину деревьев на улицах для оздоровления города, т. к. деревьев так много, что они будто бы лишают город протока воздуха! Действительно на некоторых улицах на каждом тротуаре можно насчитать до семи рядов пирамидальных огромных тополей, между которыми проходят маленькие вымощенные кирпичом дорожки, как в парках, и везде по бесчисленным «арыкам» - канавам - текут бесконечные ручьи. Домов почти не видно за зеленью, и около каждого дома находится большой старый сад. И все эти огромные тополя, которыми засажены улицы, посажены всего 20 лет назад. За городом синеют горы - это отроги Тянь-Шаня, и в 100 верстах от Ташкента есть такие ущелья и глетчеры, на которых еще не бывала нога европейца. Немного же дальше верст за 300-400 на Памире уже есть вершины, достигающие 7 верст высоты (Мон-Блан 5 вер.), причем крайний пункт русских владений на Памире находится всего в 80 верстах от Кашмирской долины, причем путешествие по горам в тех местах, если идти вдоль по границе и останавливаться на кордонах, очень удобно. Теперь мы ждем денег и вещей, а через несколько дней выезжаем в Туркестан, где будем покупать верблюдов. Я еще не был в азиатском Ташкенте - он находится дальше с другой стороны, и мы туда собираемся вместе с Гейером завтра. Погода тут стоит прекрасная - это самое лучшее время года: зима тут очень короткая - в феврале уже все начинает зеленеть. Иногда она бывает сурова, но не всегда. Моя служба будет считаться с 15 августа и дорожные расходы будут мне выплачены. Я всю дорогу по настоянию Валериана ехал во втором классе, а по Каспийскому морю даже в первом, словом со всеми удобствами. У нас с ним прекрасные отношения, и мне он все больше нравится [В. О. Вяземский знал Волошина ребенком в Москве и, как старший, нередко подшучивал над ним. См.: Вяземская Валентина. Наше знакомство с Максом // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Сов. писатель, 1990. С. 71. В 1894 г. окончил институт инженеров путей сообщения (перед этим какое-то время учился в университете). Участвовал в постройке Уссурийской и Сибирской железных дорог (под руководством отца). Яхтсмен, виолончелист-любитель; автор статьи «Эволюция во взглядах на науку и связанные с нею необходимые изменения в методах преподавания» (Пг., 1915).]. Почту нам по распоряжению губернатора будут доставлять немедленно в степь все время, так что пишите мне почаще.
Макс. Волошин.
20 сентября 1900 г. Ташкент.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
28 сентября 1900 г. Ташкент
28 сентября 1900 г. Ташкент
Дорогая мама,
Ваше письмо с метрическим свидетельством я получил вчера. Мы, как видите, еще до сих пор не выбрались из Ташкента в степь; но теперь уже можно твердо надеяться, что послезавтра мы выедем. Мои дела устроились прекрасно, или, другими словами, никак не устроились. Я вам уже писал, кажется, о Гейере - знатоке Туркестана, издателе газеты «Русский Туркестан» [«Русский Туркестан» - газета, выходившая в Ташкенте в 1898-1907 гг. (сначала три раза в неделю, с 1901 г. - ежедневно). В 1901 г. редактором ее стал И. Ф. Касперович, а Гейер - соиздателем (наряду с А. Л. Шварцем, Н. Н. Касьяновым и О. А. Шкапским).] и бывшем сосланном. К нему меня направил один господин, с которым я познакомился на пароходе. Да положим, что я и без того бы познакомился с ним, так как без него никто из собравшихся теперь в Ташкенте изыскателей и шагу не сумел бы сделать. Когда я рассказал ему о своем положении и спросил совета, он мне посоветовал никуда не являться и ни у кого ничего не спрашивать, пока не получатся обо мне какие-нибудь сведения. А сведения должны пройти через его руки, так как он служит в областном управлении. Пашпорта у меня тут никто не спрашивает, а когда мы приехали, то в «Туркестанских ведомостях» было оповещено, что «приехали инженеры Вяземский и Волошин для производства изысканий и остановились в гостинице такой-то» [В № 76 «Туркестанских ведомостей» от 21 сентября 1900 г., в разделе «Справочный указатель», сообщалось о прибытии «с 15-го по 19-е сентября» инженеров Вяземского, Хрепникова и Волошина («номера „Франция“») (С. 481).]. Таким образом, я оказался еще официально инженером и абсолютно вне всяких подозрений. Ну можно ли представить себе более милую страну. За 25 коп. тут можно приобрести колоссальный арбуз пуда в 1⅓ - в 2, подобных которым по грандиозности мне никогда не случалось встречать. Виноградный куст тут приносит в среднем по 3 - по 4 пуда винограду, а с десятины собирается по 10.000 пудов. За городом видны снеговые горы - отроги Гиндуку, достигающие 4000 метров, т. е. высоты Тирольских Альп.
Относительно «полосатых дядей» вы напрасно беспокоитесь. Хотя их на Сыр-Дарье действительно много, но они, оказывается, строго соблюдают известную градацию при удовлетворении своего аппетита: сперва они едят диких кабанов, которых очень много в колючих зарослях на берегах; когда кабанов нет, они едят киргизский скот. При отсутствии скота - киргизок, затем киргизов и только в крайнем случае европейцев. Причем, по всем вероятиям, если у них уже так тонко развито чувство табели о рангах, они сперва станут есть рабочих, потом техников, и только на конец инженеров путей сообщения, а так как меня в настоящее время здесь считают за инженера, то Вам беспокоиться совсем не о чем.
Я тут уже пристроился к газете Гейера «Русский Туркестан», которая начнет выходить с первого октября и откроется моим фельетоном в первом же номере [В № 1 «Русского Туркестана» от 1 октября 1900 г. был напечатан очерк Волошина «В Обер-Аммергау (Из странствий)».], так что если дела газеты пойдут хорошо, то у меня окажется еще и литературный заработок, т. к., хотя я и хотел отказаться от гонорара, пока газета не приобретет солидное количество подписчиков, но Гейер на это не согласился. Как же вы сами решили провести зиму? Нам почта будет доставляться в степь, и поэтому адресуйте письма так: Ташкент. Начальнику III партии по изысканиям Ор.-Таш. ж. д. В. О. Вяземскому, а не в контору.
Макс. Волошин.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
8 октября.
Третьего дня мы выступили в степь из г. Туркестана. Я пока назначен заведующим лагерем и вообще всем домашним хозяйством. Теперь мы сделали уже два перехода и находимся верстах в 25 от Туркестана. Кругом бесконечная ровная степь, а на горизонт синеет горная цепь Кара-Тау.
Караван у нас очень большой - 21 верблюд и 3 телеги. Я наблюдаю за нагрузкой и за разбивкой лагеря, так что мне приходится целый день проводить верхом, если только лагерь не останавливается на два дня на месте. Бифштексы мои довольно сильно это чувствуют, особенно благодаря необыкновенно странному устройству здешних седел, которые скорее имеют сходство с колом, на который сажали преступников, чем с инструментом для спокойного сидения. Днем в степи еще очень жарко, но зато ночью бывают уже заморозки, т<ак> что на рассвете, когда мы встаем, мы очень усердно щелкаем зубами и кутаемся в шубы. Я себе тут купил верблюжью шубу за 4 рубля, очень теплую и мягкую, но несколько ароматную. Погода неизменно хорошая, небо постоянно ясное, а днем дует легкий ветерок, который утихает ночью.
Вероятно, наша партия скоро разделится, и мы с Валерианом поедем вперед к Джулеку [Джулек - поселение на реке Сырдарья, так описанное в «Путеводителе по Туркестану» И. Гейера: «Это жалкое ныне поселение было некогда одним из наших опорных военных пунктов <…>. Сыр-Дарья, размывая правый берег, поглотила почти все постройки, и теперь здесь имеются: почтовая станция, управление участкового пристава, почтово-телеграфное отделение, русско-туземная школа, да несколько домов, где проживают ведущие с киргизами торговлю русские. Раз в неделю здесь бывает довольно оживленный базар» (Ташкент, 1901. С. 217).] и пойдем оставшимся навстречу. Тогда мне нужно будет приняться уже и за действительную изыскательную работу и сделаться пикетажистом. О полосатых дядях еще не слышно - они будут дальше. По целым дням в степи играет фата-моргана. Теперь она довольно оживлена: всюду фигуры верблюдов и юрты киргизов, перекочевавших к зиме ближе к реке.
С Валерианом мы очень сошлись, и часто по целым часам мы с ним беседуем. Он очень спокоен и уравновешен и очень хорошо определяет людей и умеет с ними обращаться, что очень часто ему приходится проявлять теперь в разных столкновениях с инженерами его партии. Вообще он мне очень нравится, чем больше я его узнаю.
До свиданья. Пора ложиться спать, т<ак> как завтра еще до света мы выступаем дальше к развалинам покинутого степного города Саурана [«Путеводитель по Туркестану» Гейера сообщает, что «развалины огромного древнего города Саурана» находятся недалеко от станции почтового тракта Таш Суат, третьей к северу от г. Туркестан, на правом берегу (Там же).].
Пишите мне почаще. Не слыхали ли вы, где теперь Пешковский? Что делается у Петровых? Кланяюсь всем.
Макс. Волошин.
Л. В. КАНДАУРОВУ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
8 октября 1900 г.
Спешу Вам наскоро ответить, дорогой Леонид, потому что сейчас есть оказия послать письмо в Туркестан [Волошин отвечает на письмо Кандаурова из Москвы от 19 сентября 1900 г.: «Сейчас только встретил Якса и пишу Вам, Макс, в Ташкент, куда Вы наконец попали. Я страшно завидую Вашему положению и с удовольствием бы променял свое положение первокурсника филолога на Ваше» (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 617).]. Я нахожусь в степи или, точнее сказать, в пустыне, идем параллельно течению Сыр-Дарьи, но еще не подошли к ней. Относительно Семенцова [Студент Алексей Васильевич Семенцов отбывал административную высылку в усадьбе Борок художника В. Д. Поленова. Кандауров писал Волошину о нем в том же письме: «Мне бы очень хотелось прислать к Вам своего друга детства, бывшего студента Семенцева, он уже два года живет у Поленовых и теперь еще 2 года ему нельзя жить в универ<ситстских> городах. Он страшно любит природу и с большим удовольствием взялся бы за занятия, сопряженные со скитаниями по диким местам. Если есть какая-нибудь возможность его там устроить, напишите, пожалуйста, поскорее».] вот что: сейчас производятся изыскания дороги и все места возможные и невозможные, как, например, мое, т. к. я зачислен фельдшером, числюсь техником, а фактически заведую лагерем и караваном, так что под моим начальством состоит двадцать верблюдов, четыре палатки, одна юрта и пятнадцать баранов. Изыскание закончится к апрелю будущего года, и тогда в случае, если постройка дороги будет решена окончательно, раскроется масса всевозможных мест и тогда мне Вяземский обещал непременно его устроить, так что по всей вероятности в апреле это окажется вполне возможно.
В степи мы пробудем до конца ноября, а после останемся в Ташкенте, тогда я может смогу устроить и какое-нибудь другое занятие для него до постройки дороги, но это далеко не наверно и сможет определиться только в ноябре. Я очень доволен всем происшедшим: сидение в одиночестве в Басманской части [Волошин находился в Москве под арестом в Басманном полицейском доме с 25 августа по 1 сентября 1900 г.] после константинопольских участков [Утром 24 июля / 6 августа 1900 г. Волошина и его спутников задержала в Константинополе турецкая полиция. После длительных проволочек их доставили в русское консульство и затем в русское Пантелеймоновское подворье.] и Сырдарьинские степи после Рима, - это все очень ярко и хорошо и поучительно. Юрта мне напоминает купол Пантеона в миниатюре по своему освещению, а длинные вереницы верблюдов на фоне синеющих гор Кара-тау очень напоминают издали разорванные арки римских водопроводов.
Картины в степи поразительные, особенно по вечерам. Особенно когда мы ехали с Валерианом (Вяземским) на лошадях из Ташкента. На границе бесконечной степи гигантской ледяной стеной вздымается Александровский хребет (один из отрогов Гинду-куша высотою с Тирольские Альпы). По вечерам вся степь пылала красным пламенем, а горы принимали сине-розовые оттенки. Летом мы собираемся прогуляться на Памир. Странно кажется, что в этих местах Альпы уже представляются горами средней высоты, т. к. только отроги Гинду-куша, подходящие к Ташкенту, не выше их, а на Памире самые удобные доступные проходы достигают высоты Монблана. Лошади там не переносят разряженного воздуха, и можно ездить только на яках. В ста верстах от Ташкента уже есть такие места, где еще нога европейская не бывала. Сам Ташкент удивительно хорош и оригинален. Это город, построенный в лесу. Домов совершенно не видно на улицах за зеленью. Всюду на улицах текут речки и городская дума тщетно изыскивает средства на вырубание деревьев на улицах «для свежего воздуха» и прорубание просеки.
Теперь целые дни провожу в степи или верхом или пешком, купаюсь в степных речках. Днями жара страшная, но ночью уже бывают морозы и в юрте холодно.
Пишите мне, пожалуйста, чаще, я буду очень благодарен. Напишите мне адрес Карлыча [Ф. К. Арнольд.]. Князю [В. П. Ишеев.] поклон. Немного мне пожалуй и жалко, что я не в Москве и Ваше положение филолога первого курса [Кандауров поступил на филологический факультет Московского университета по инициативе и при материальной поддержке В. Д. Поленова. Весной 1901 г., однако, оставил университет.] не кажется мне уже настолько незавидным. Только, пожалуйста, не заключите из этого, что я недоволен своим теперешним положением. Напротив, я каждое утро по пяти минут прыгаю от радости (вечером не могу так, засыпаю от усталости). Отбыв здесь свой срок изгнания, который еще не определен, я моментально уеду в Париж года на четыре в école des chartes, по всей вероятности. Жаль, что со мной нет нашего дневника, я бы его с удовольствием перечитал [Имеется в виду «Журнал путешествия». 19 сентября 1900 г. Кандауров сообщал Волошину: «Дневник наш доставил много материала для чтения по вечерам у Поленовых».]. Пишу здесь в одной ташкентской газете и хочу написать здесь ряд итальянских очерков, которые мне послужат потом материалом для стихотворений. Очень жаль, что мне не придется познакомиться с г. Поленовым, а мне бы страшно хотелось. M-me Helbig так и не написал, кажется потому, что забыл ее имя [Отклик на сообщения Кандаурова в цитированном письме: «Поленовы желали бы с Вами познакомиться. M-me Helbig была уже раньше нас в Москве, виделась с Мамонтовыми и рассказывала про нас. Из нас больше всех ей понравились Вы».]. Напишите мне, приехал ли ее сын? Ну, до свидания, пишите же пожалуйста, потому что Вы себе представить не можете, какое удовольствие доставляет всякое письмо из «Европы» - я только теперь начал сознавать, что Москва находится в Европе. Потом я Вам напишу толковее и более четко, а теперь страшно спешу, так как сейчас скачет джигит в Туркестан.
Поклон всем, Макс.
Я. А. ГЛОТОВУ
8 октября 1900 г. Под Туркестаном
[Открытка. Штемпели: Туркестан. 9.X.1900; Москва. 20.X.1900]
Я в степи. На горизонте горы Каратау. Состою теперь начальником каравана. Теперь мы верст за 20 за г. Туркестаном. Об тиграх еще не слышно, но говорят, что дальше их будет много. Целый день провожу верхом в степи, и если бы теперь изжарить мои бифштексы - они оказались бы очень мягкими. С первой же оказией напишу подробнее, а теперь некогда. Сейчас едет джигит в город.
Пиши мне скорее. Макс.
8 октября.
Е. О. КИРИЕНКО-ВОЛОШИНОЙ
10 октября 1900 г. Под Туркестаном
[Открытка. Штемпели: Туркестан. 11.X.1900; Феодосия. 23.X.1900]
10 октября. Вчера мы прошли мимо разрушенного города Саурана в степи. Мы с Валерианом ездили туда верхами. Вид с высокой крепостной стены на степь, синеющую вдали, а вблизи покрытую красноватой сухой травой, очень сильный и дающий много настроения. Теперь мы ежедневно переходим лагерем с места на место, и я целый день во время передвижений провожу верхом. Когда остановимся на день, тогда я напишу Вам побольше. Дня через 3 мы подойдем к Сыр-Дарье. Сейчас караван уже трогается, и я пишу сидя верхом. Джигит едет в город и отвезет это письмо.
До свиданья.
Макс.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Еще о поэтах:
• М. В. Дандевиль. А. Н. Плещеев в форте Перовском (по неизданным письмам);
• А. И. Макшеев. Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю [Т. Г. Шевченко];
• Н. Д. Новицкий. На Сырдарье у ротного командира [Т. Г. Шевченко].