А. В. Нечаев. По Горной Бухаре (5/7)
Проф. А. В. Нечаев. По Горной Бухаре. Путевые очерки. - СПб., 1914.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7.
Фиг. 14. Переправа через Вахш
VIII. Переправа через Вахш. - Золотопромышленники. - Долина Вахша. - В Курган-Тюбе. - Дорога в Санг-Туда и Сар-Газан. - Сбор хераджи. - Беки и их чиновники. - В Кулябе. - Дорога к Пянджу.
Наш путь лежал к востоку, на переправу через реку Вахш, находящуюся близ кишлака Джили-Куль. Дорога пересекала почти равнинную, слабохолмистую местность. Отдохнувшие кони бодро шли по мягкой тропинке с пологими подъемами и спусками. К полудню мы были на Вахше. Вахш, сливаясь с Пянджем, образует Сыр-Дарью [Аму-Дарью. - rus_turk.] - крупнейшую реку Средней Азии. Несколько севернее Курган-Тюбе Вахш выходит из области гор на равнину, преобразуясь из стремительной бурной горной речки в более спокойную равнинную реку. Ко времени нашего проезда период половодья окончился и Вахш вошел в свои берега. Ширина его при Джили-Куль всего около 200 саж. Течение очень быстрое. Вода грязно-бурого цвета, несет массу мути. Как будто перед вами не речка, а грязевой поток катит свои черные струи. В половодье Вахш разливается широко.
Переправлялись на каюке малоудобном (фиг. 14). Он довольно узок, и потому лошади поместились в нем с трудом, а от их малейшего движения каюк сильно покачивался. Трех из наших лошадей приспособили для тяги. К их гривам были привязаны веревки, противоположными концами укрепленные к носу каюка. Каюкчи, сидя на носу, направлял и погонял их длинным шестом. Непривычные к такой работе кони вначале упрямились, но затем быстро переплыли Вахш, доставив нас на левую его сторону. Переправа была легкая и ничуть не опасная. Однако наши джигиты, не видавшие больших рек, сильно перетрусили. Лишь бывалый Ашур держался невозмутимо, даже песенку мурлыкал во время переправы.
Фиг. 15. Промывка золота на берегу р. Вахша
На левом берегу Вахша встретилась партия золотопромышленников: три босоногих туземца в рваных халатах, надетых на голое тело, работают около своего золотопромывательного станка. Все приспособления для работ и самые работы отличаются крайней примитивностью (фиг. 15). Небольшой плетень из ивовых прутьев, длиною в 6 и шириною в 5 четвертей, кладется плашмя на низенькие подставки из камней. Под плетнем поверхность почвы утрамбована в виде плоскодонного желоба с слабым наклоном по длине. По выходе желоба из-под плетня наклон его увеличен. На эту поверхность под плетнем постлана гладкая кожа. Она на пол-аршина длиннее плетня. Нижняя поверхность последнего приподнимается над нею всего вершка на три. Более покатая часть поверхности желоба покрыта бараньей шкуркой с коротко остриженной шерстью. Поперек нее проведен ряд параллельных надрезов таким образом, что получается ступенчатая шероховатая поверхность. Длина шкурки всего 5 четвертей. Стелется она так, чтобы струя воды, стекающая по желобу, шла против шерсти. Золотосодержащей породой служит нанос Вахша, состоящий из смеси галек и песка. Его берут по спаде вод с поверхности заливной равнины. Породу накладывают на плетень. Один из рабочих при помощи черпалки поливает ее водою. Мелкие части породы смываются, проходят в отверстия плетня и падают на гладкую кожу. Струя воды двигает их вниз по наклону желоба. При этом легкая муть, легкие песчинки уносятся за пределы желоба, а более тяжелые обломки, и в том числе золотинки, удерживаются шероховатой поверхностью шкурки. Вся же крупная галька остается на плетне. После достаточной промывки ее сбрасывают и кладут на плетень новую порцию золотосодержащей породы. После дневной работы шкурку осторожно снимают и переносят в широкую плоскую деревянную чашку. Здесь ее тщательно промывают таким образом, чтобы все золото, задержанное на ее поверхности, перешло в чашку. Отделение золота от мути и песчинок заканчивается осторожным промыванием в чашке.
Работа ведется неторопливо. Медленно накладывают породу на плетень. Черпальщик лениво берет свой черпак, не спеша погружает его в Вахш, плавно доносит до станка и здесь потихоньку опрокидывает, жмурясь на яркое солнце. Добыча богатством не поражает. Я посетил золотопромышленников около часа дня. Все золото, намытое за полдня на поверхности шкурки, они уступили мне за 15 теньгов (2 р. 25 к.). Но и это была очень красная цена, так как золота оказалось значительно меньше ползолотника. Конечно, при столь примитивной промывке много золота теряется.
По словам джили-кульского амлякдара, на Вакше работают еще несколько золотопромышленных партий, каждая в 4-5 человек. Все они работают на одного подрядчика - богатого сарта. По зимам, когда Вахш покрывается льдом, они переносят свою деятельность в долину незамерзающего Пянджа. Добыча золота сдается через беков в казну эмира по особой расценке.
От золотопромышленников проехали в Джили-Куль, где и заночевали. Здешний амлякдар, сын курган-тюбинского бека, угостил нас жигулевским пивом. Оказывается, в Джили-Куле поселился армянин, ведущий мелкую торговлю; между прочим он торгует и пивом, конечно, тайно от властей и духовных лиц. Но тайна эта довольно прозрачна. Армяне-торговцы попадались нам и в других пунктах Горной Бухары. У них постоянно оказывался запас пива или водки.
На следующий день, 15 августа, отправились к северу - в Курган-Тюбе. Прекрасная равнинная дорога идет широкой долиной Вахша. Долина прорезана арыками, большею частью, однако, заброшенными, и представляет много удобств для оседлого, земледельческого населения. Несмотря на это, в настоящее время заселена она весьма слабо. Особенно бросается в глаза обилие недавно заброшенных, полуразвалившихся саклей. В Курган-Тюбе при разговоре с беком я, указывая на эти покинутые сакли, осведомился о причинах такого явления. Бек считает его следствием холеры, несколько лет тому назад посетившей край. Многие семьи тогда совершенно вымерли. Другие же бросили свои сакли и поля и в паническом бегстве искали спасения от страшной болезни. Но, по-видимому, это объяснение не вполне правильно. Ашур и чиновник настаивали на другой версии. По их словам, курган-тюбинский бек очень жаден, сильно обижает народ. От его правления жители и разбежались. Многие ушли на афганскую сторону, а остальные разошлись по другим бекствам.
У высших правящих сфер Бухары курган-тюбинский бек также на плохом счету. Он уже старик, довольно давно состоит беком, но дальше Курган-Тюбинского бекства его не пускают. А последнее так же мало и бедно, как и соседнее Кабадианское. Наш Миркара мирза-баши все эти обстоятельства учел и бесцеремонно использовал. Не прошло и получаса, как мы въехали в предназначенное для нас помещение и уселись за достарханом, а он уже поднял скандал на все бекство: лошадям эмировых гостей не дали попон. Однако бек не растерялся, он ловко парировал удар Миркара тем, что сам вскипел негодованием, и набросился на прислугу, приставленную для ухода за нами. «Этакие нерадивые - повесить их мало». Попоны явились в ту же минуту. Миркара замолчал, но не сдался. К ночи он нашел, что ячмень лошадям дан плохой, да к тому же не вовремя. А затем Ашуру, самому Ашуру - переводчику русского туря, не постлали одеяла. Это окончательно вывело из себя ретивого чиновника, и он без обиняков напустился на бека, грозя обо всех его безобразиях доложить куш-беги.
На следующее утро приближенные бека долго умасливали Миркару. Лишь к полудню к нему возвратилось его обычное веселое настроение.
Курган-Тюбе маленький городишко, сильно загрязненный различными отбросами. В нем базар с невылазной грязью и грязная крепость. Последняя построена на холме. Глинобитные стены ее местами обвалились, местами покривились на бок и ежеминутно грозят падением. В городе и окрестностях свирепствует малярия.
Утром бек прислал с визитом своего сынишку, лет восьми-десяти. Одетый как взрослый - в халате и чалме, он с важной серьезностью уселся на ковре, чинно выпил стакан чая, погрыз орехов и затем юркнул из-за стола на двор побегать. Мы ему подарили компас-брелок и зажигательное стекло. Последнее очень ему понравилось. Он с ним ходил и все пробовал его действие. Подойдя незаметно сзади к одному из сопровождавших его чиновников - людей бека, он прожег насквозь его великолепную белую шелковую чалму. Миркара заметил, что так делать нехорошо. Но мальчонка не смутился: «Что ж, - говорит, - чалма не его, отец ему подарил, подарит и еще». Немного погодя и сам бек почтил нас своим посещением. Посидели, перекинулись несколькими фразами; поднесли ему в подарок аллюминевые бокалы. Обедали у бека совсем по-европейски. За обедом пили фруктовый квас самарских заводов. При расставании бек оделил наших людей: джигитам выслал теньги, завернутой в бумажку, Ашуру подарил дешевенький халат.
Фиг. 16. Вахш перед выходом из горной области
Утром 17 августа отправились дальше к северо-востоку, вверх по Вахшу. Верст через десять от Курган-Тюбе равнина кончается, местность приобретает горный характер. Вахш, стянутый горными массивами (фиг. 16), становится более узким, его русло местами загромождено обломками скал, образующих пороги, при которых речка бурлит и клокочет, высоко подбрасывая пенистые гребни своих струй. Дорога здесь довольно хорошо обработана, не представляет никакой опасности и в то же время весьма живописна. Она то поднимается на прибрежные скалы и идет по красивым карнизам, то спускается вниз, почти к уровню бешеной речки. Заночевали в маленьком кишлачишке Санг-Туда. У товарища повторился приступ малярии, температура поднялась свыше 40 градусов. Следующие сутки пришлось просидеть без дела. Положение осложнилось тем, что в бедном кншлачишке нельзя было найти достаточно провизии ни для себя, ни для лошадей.
19 августа потащили больного дальше. Положение его не улучшалось. Чувствовалась необходимость в предоставлении ему продолжительного отдыха. Посему мы решили, что больной отправится в Бальджуан и там, пользуясь гостеприимством бальджуанского бека, будет ждать меня. Я же проеду через Куляб на Пяндж и оттуда поворочу на Бальджуан.
Фиг. 17. Долина Сар-Газан
Из Санг-Туда направились к востоку. Дорога пересекает несколько невысоких хребтиков с пологими спусками и подъемами и выходит к широкой долине, на которой расположены два-три кишлака и множество юрт (фиг. 17). В долине прекрасные пастбища, на них пасутся большие стада рогатого скота, табуны лошадей, косяки верблюдов. Особенно привольно здесь скотоводам весною.
Заночевали в Сар-Газан. Утром разделились: я со своей свитой продолжал путь на восток, а больной отправился к северу - в Бальджуан. С ним поехал Гафар и один из чиновников бальджуанского бека, случайно бывший в Сар-Газан. Расставание было грустное. Не хотелось товарищу отставать от экспедиции, но делать было нечего - пришлось покориться судьбе. Условились поддерживать сношения перепиской, отправляя письма с нарочными.
Мой путь шел гористой местностью, пересекая несколько высоких хребтов. Вершины и скалы гор одеты покровом лёсса, их склоны закруглены и изрезаны большим количеством оврагов. В горах часто попадаются юрты поодиночке и группами. Они ютятся вблизи ручейков, на площадках, увенчивающих горные выступы, в расширенных местах горных ущелий, на вершинах холмиков и на всяком мало-мальски подходящем месте. Части склонов, покрытые лёссом, сплошь возделаны под посев хлебных злаков, а местами попадались бахчи с арбузами и дынями. Обработанные площадки нередко лепятся на весьма крутых косогорах, и удивительно, как можно производить на них работы. В Бальджуанском бекстве земель, орошаемых арыками, мало. Большинство же пашни относится к богарным землям, расположенным на горах и лишенным искусственного орошения.
При нашем проезде хлеб был убран и шла молотьба. В горах встретился амлякдар с аксакалами: он был занят сбором десятой части урожая.
В Бухаре одним из главных сборов служит «хераджа», представляющая поземельный налог, взимаемый в виде определенной части урожая. Этот налог неоднообразен. Величина его находится в зависимости и от качества земель, и от способа владения. Земли орошаемые отдают в эмирову казну большую часть урожая, чем земли богарные. Земли «мюльк», представляющие частную собственность, обложены в меньшем размере, чем земли «амляк» - земли эмировые, находящиеся у жителей как бы в арендном пользовании. Хераджа колеблется от одной четверти до одной десятой урожая. Взимается она частью натурой, частью деньгами. Налог этот и сам по себе очень тягостен для народонаселения. Но способ взыскания увеличивает тяготу его еще более. Когда хлеб снят, по амлякдарствам рассылаются особые мелкие чиновники - «даруга», состоящие при амлякдарах. Даруга обязаны следить, чтобы какая-либо часть урожая не ускользнула от обложения. С этой целью они устанавливают строжайший надзор за сбором урожая: наблюдают за молотьбой, караулят обмолоченный хлеб, опечатывают сложенное зерно. Когда работа окончена и все зерно собрано, выезжают амлякдары. Обозревая сбор, они тут же на месте глазомерно определяют количество собранного зерна. Глазомер у амлякдаров хороший, сумму сбора он всегда определяет с изрядным походцем. Хозяин урожая обычно спорит, иногда для решения спора приглашаются третьи лица. Но всегда в конечном счете у амлякдара получается значительный выигрыш. Последний идет не эмиру, а остается у местной администрации - у амлякдаров и беков. Это их доход, их кормежка.
Встреченный амлякдар благодушествовал: сбор шел успешно. Очень миролюбиво и оживленно побеседовал он с нашим чиновником. Присели мы к нему, попили чайку, угостились сочным арбузом и отправились дальше. К вечеру спустились в долину Кызыл-Су при кишлаке Гульбаг. Долина широкая, хорошо орошена арыками и густо заселена. В ближайших окрестностях Гульбага насчитывается до 500 юрт. Между тем сравнительно недавно здесь все население было представлено не более как 30 юртами. Прирост произошел лет 5-6 тому назад, когда масса афганцев, гонимых притеснениями своих беков, перешли на бухарскую сторону и тут осели. Такие передвижения от афганцев в Бухару и из Бухары к афганцам до последнего времени происходили нередко.
Переночевав в Гульбаге, утром двинулись в Куляб. На дороге, верстах в 12 от Куляба, нас ожидала встреча, высланная кулябским беком. Куляб - городок значительно больший, чем Кабадиан и Курган-Тюбе. Кулябское бекство состоит из 9 амлякдарств, тогда как в бекствах Кабадианском и Курган-Тюбинском всего только по три амлякдарства. Соответственно этому кулябский бек занимает более высокое положение на лестнице бухарской иерархии.
Бухарское ханство разделено на 27 бекств, во главе которых стоят беки, подчиненные высшему бухарскому правительству. Бекства в их теперешнем виде представляют административные единицы, аналогичные нашим губернаторствам. Но сравнительно недавно, еще в половине прошлого столетия, они являлись мелкими полусамостоятельными владениями, во главе которых стояли наследственные правители. Последние вели бесконечные междуусобные войны. Порою тот или иной правитель усиливался на счет соседних, сплачивал их под своим главенством и объявлял себя самостоятельным или шел войной на самоё Бухару. В настоящее время наследственность беков совершенно уничтожена. Все беки назначаются и увольняются эмиром. Самые бекства по величине и богатству очень разнообразны. Наименьшее состоит всего из двух бедных амлякдарств, а в наибольшем число последних доходит до 20. Амлякдарства можно сравнить с нашими волостями. Во главе их стоят амлякдары, назначаемые и увольняемые беком. При беках состоит многочисленный штат чиновников и приближенных - «махрама». «Махрама» - это специфический институт, не то прислуга, не то чиновники, или, лучше сказать, и то и другое вместе. В сущности, все эти должности продажны. Чтобы получить бекство, необходимо одарить приближенных эмира или куш-беги. Амлякдарства почти открыто продаются. При смене бека амлякдары и вся эта чиновная челядь также лишаются мест. Новый бек нужных людей привозит с собою. Более лакомые места отдает своей родне. Сыновья, зятья, братья, любимые племянники пристраиваются амлякдарами. Более отдаленная родня назначается в те или иные чиновники. Остатки должностей получают другие приближенные, сумевшие сыскать или купить расположение бека.
В разговорах с беками я указывал на неудобства такого порядка смены служилых людей. Беки искренне удивлялись моей точке зрения, они совершенно не могли себе представить, что можно управлять с «чужими людьми».
Вся эта армия, начиная от бека и кончая простым нукером (вроде нашего стражника), от государства не получает никакого вознаграждения, а сама «кормится» от своего дела, т. е. от тех обывателей, с которыми по делу службы приходит в соприкосновение. Отсюда страшно тяжелое положение обывателя-бухарца. Все и вся тащут с него елико возможно.
В бекствах бек не единственный хозяин. В каждом бекстве имеется еще казий, который беку не подчинен. Казий - выполняет функции юридических учреждений: он - судья и нечто вроде нотариуса, в то же время он является в роли жандарма-охранника, обязанного доносить о деятельности бека и всех административных лиц. Отсюда вытекает необходимость для бека делиться своими доходами с местным казием. Нелады с казием дорого обходятся бекам. Умелый донос может навлечь на бека страшный гнев эмира. Бека не только лишают места, но нередко конфискуют у него все имущество. Важный сановник в одно мгновение превращается буквально в нищего.
У кулябского бека имеется отряд войска в 200-300 солдат, охраняющих его глинобитный дворец.
Солдаты разнокалиберные, всех возрастов: от безусых до седобородых. Служат за плату, получая 5 руб. в месяц. В их обязанность входит являться однажды в неделю на ученье, продолжающееся по 1 часу, и нести караульную службу. Вне этого служебного времени они ведут жизнь обычно обывательскую: занимаются ремеслом, торговлей, обработкой земли. Обмундировка солдат русского образца. На ученьи упражняются в маршировке и проходят кое-какие ружейные приемы. Команда отдается по-русски. Но при этом русские слова настолько искажаются, что нередко получается чистая бессмыслица. Вид солдат жалкий, большинство оборванные, грязные. На ученьи команда исполняется вразброд, после каждого приема ряды совершенно перетасовываются. Стрелять обучаются на незаряженных ружьях: по команде берут на прицел и кричат «пу». Солдаты имеются при каждом значительном беке. Я их видел еще в Бальджуане и Дюшамбе. Там их внешний вид несколько приличнее, но «строевая подготовка» все та же (фиг. 18).
Фиг. 18. Токсаба (подполковник) и солдаты в Бальджуане
В Куляб нередко заезжают офицеры пограничной стражи. Поэтому дом для гостей здесь сравнительно приличен. Расположен он в тенистом саду. Состоит из двух комнат - столовой и спальни. Окна застеклованы. Стол, стулья. На кровати даже простынка имеется. В саду видел растение, из плодов которого приготовляется общеупотребительная в Средней Азии посуда, заменяющая наши бураки и кувшины. Растение это вьющееся, сродни нашей тыкве. Называют его здесь «кады» (фиг. 19). Его плоды имеют кувшинообразную форму и достигают значительных размеров. У плода удаляют внутреннюю мякоть, и сосуд готов.
Фиг. 19. Растение «кады»
У кулябского бека для сношений с русскими имеется свой переводчик. Им служит армянин-торговец, выходец с Кавказа, хорошо владеющий как русским, так и местным языками. После обеда бек приходил ко мне с визитом, а затем явились два амлякдара - один зять бека, а другой его племянник. У бека имеется взрослый сын, который служит также амлякдаром. Амлякдары эти занимают привилегированное положение. Живут они в Кулябе, а на местах, в амлякдарствах, имеются помощники, которые и несут на себе всю амлякдарскую работу.
Пребыванием в Кулябе особенно доволен остался Ашур. Для него здесь был настоящий праздник. Кулябский бек - его старый знакомый. Встретились «как братья» - расцеловались. Ашур привез из Самарканда для его сыновей хорошие тюбетейки, а сам получил в подарок прекраснейший шелковый халат. Вырос Ашур на целую сажень. Рассказам о приеме и подарке не было конца. По приезде в Самарканд Ашур надел на себя чуть не дюжину халатов, и поверх всех подарок кулябского бека. Весь день ходил он в таком виде по улицам базара, рассказывая каждому встречному о своей дружбе с кулябским беком.
К вечеру чиновник с Ашуром раздобыли бачей. В Кулябе их довольно много. Бек для своей потехи держит двух бачей. Их-то и заполучила к себе моя свита. Бачи изрядного возраста, смотрят порядочными оболтусами. Некрасивые. Костюм мужской - халат и тюбетейки, лишь длинные распущенные волосы свидетельствуют о их профессии. Их пляска не представляет ничего привлекательного. В движениях вялость, в глазах ни искорки. Общий характер пляски такой же, как и у кабадианских бачей. Музыкантов было четверо: двое играли на дойра, один на дутор, и один на гыжан. Последний инструмент представляет некоторое подобие скрипки. Это обруч небольшого диаметра, но его ободок шириною приблизительно в ладонь. С одной стороны обруч обтянут кожей, как обтягивается барабан. К обручу приделана толстая ручка, а с противоположной стороны короткая остроконическая палочка. От нее, через обруч, к концу ручки протянуты две струны из конского волоса. По ним водят смычком. Напевы разнообразнее кабадианских. Некоторые из мотивов отличались мелодичностью.
Мой план заключался в том, чтобы из Куляба проехать к югу, на реку Пяндж и исследовать примыкающую к нему полосу, подвигаясь к северо-востоку, вверх по Пянджу. Собранные в пути коллекции и большую часть дорожного багажа я оставил в Кулябе, а сам поехал налегке. Мне очень хотелось также оставить и свою свиту с чиновником во главе; очень уж она была громоздка и могла сильно затруднить движение. Оказалось, что исполнение моего желания не представляло затруднений: чиновник подумывал о том же. Предстоящая поездка не сулила ему ничего заманчивого; дорога была трудная, население бедное, рассчитывать на какую-либо добычу не приходилось. Недалеко от Куляба, в Сары-Чашма у амлякдара осталась и моя свита. Со мною поехал лишь Ашур да чиновник кулябского бека - караул-беги. Здесь же, по совету Миркары, я оставил и всех лошадей моего каравана, так как они очень нуждались в отдыхе. А нам служили местные обывательские кони.
Из Сары-Чашма я проехал прямо на юг, вниз по маленькой речке до впадения ее в Пяндж. Эта речка в верхней половине своего течения называется Джильга, а нижняя ее половина носит название Богорак. В Средней Азии реки сколько-нибудь значительного протяжения обычно имеют для разных частей своего течения различные названия. Так, река Вахш берет начало в знаменитой Алайской долине, прилегающей с севера к Памиру. Здесь он называется Кызыл-Су. Затем, выйдя из пределов Алайской долины и протекая через Каратегин, он приобретает новое название Сурх-Аб. Лишь за Каратегином название этой реки - Вахш. Наконец, после слияния с Пянджем, река получает название Сыр-Дарья [Аму-Дарья. - rus_turk.].
Долина пройденной речки, Джильга-Богорак, прекрасно возделана, большая часть ее представляет сплошной сад. Заночевал на берегу Пянджа, в кишлаке Богорак. Пяндж здесь уже вышел из горного ущелья и течет в расширенной долинке, представляя небольшую речку, разбитую маленькими островками из галечного наноса на отдельные протоки. В Богораке пользовался гостеприимством аксакала. На ужине прислуживала чуть не вся деревня. У площадки, занятой мною, продефилировало свыше десятка туземцев: один нес ложку, другой чайное блюдечко, третий блюдо с палау, четвертый, пятый, шестой - по блюдечку винограда и т. д. и т. д. Угощение было расставлено передо мною на разостланную скатертку, а доставившая его свита разместилась около полукругом. С такого рода обычаем я встретился впервые. К востоку отсюда, в более диких частях Кулябского бекства меня угощали таким же образом. В прежнее время, судя по описаниям путешественников, этот обычай пользовался значительно бо́льшим распространением.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7.
Фиг. 14. Переправа через Вахш
VIII. Переправа через Вахш. - Золотопромышленники. - Долина Вахша. - В Курган-Тюбе. - Дорога в Санг-Туда и Сар-Газан. - Сбор хераджи. - Беки и их чиновники. - В Кулябе. - Дорога к Пянджу.
Наш путь лежал к востоку, на переправу через реку Вахш, находящуюся близ кишлака Джили-Куль. Дорога пересекала почти равнинную, слабохолмистую местность. Отдохнувшие кони бодро шли по мягкой тропинке с пологими подъемами и спусками. К полудню мы были на Вахше. Вахш, сливаясь с Пянджем, образует Сыр-Дарью [Аму-Дарью. - rus_turk.] - крупнейшую реку Средней Азии. Несколько севернее Курган-Тюбе Вахш выходит из области гор на равнину, преобразуясь из стремительной бурной горной речки в более спокойную равнинную реку. Ко времени нашего проезда период половодья окончился и Вахш вошел в свои берега. Ширина его при Джили-Куль всего около 200 саж. Течение очень быстрое. Вода грязно-бурого цвета, несет массу мути. Как будто перед вами не речка, а грязевой поток катит свои черные струи. В половодье Вахш разливается широко.
Переправлялись на каюке малоудобном (фиг. 14). Он довольно узок, и потому лошади поместились в нем с трудом, а от их малейшего движения каюк сильно покачивался. Трех из наших лошадей приспособили для тяги. К их гривам были привязаны веревки, противоположными концами укрепленные к носу каюка. Каюкчи, сидя на носу, направлял и погонял их длинным шестом. Непривычные к такой работе кони вначале упрямились, но затем быстро переплыли Вахш, доставив нас на левую его сторону. Переправа была легкая и ничуть не опасная. Однако наши джигиты, не видавшие больших рек, сильно перетрусили. Лишь бывалый Ашур держался невозмутимо, даже песенку мурлыкал во время переправы.
Фиг. 15. Промывка золота на берегу р. Вахша
На левом берегу Вахша встретилась партия золотопромышленников: три босоногих туземца в рваных халатах, надетых на голое тело, работают около своего золотопромывательного станка. Все приспособления для работ и самые работы отличаются крайней примитивностью (фиг. 15). Небольшой плетень из ивовых прутьев, длиною в 6 и шириною в 5 четвертей, кладется плашмя на низенькие подставки из камней. Под плетнем поверхность почвы утрамбована в виде плоскодонного желоба с слабым наклоном по длине. По выходе желоба из-под плетня наклон его увеличен. На эту поверхность под плетнем постлана гладкая кожа. Она на пол-аршина длиннее плетня. Нижняя поверхность последнего приподнимается над нею всего вершка на три. Более покатая часть поверхности желоба покрыта бараньей шкуркой с коротко остриженной шерстью. Поперек нее проведен ряд параллельных надрезов таким образом, что получается ступенчатая шероховатая поверхность. Длина шкурки всего 5 четвертей. Стелется она так, чтобы струя воды, стекающая по желобу, шла против шерсти. Золотосодержащей породой служит нанос Вахша, состоящий из смеси галек и песка. Его берут по спаде вод с поверхности заливной равнины. Породу накладывают на плетень. Один из рабочих при помощи черпалки поливает ее водою. Мелкие части породы смываются, проходят в отверстия плетня и падают на гладкую кожу. Струя воды двигает их вниз по наклону желоба. При этом легкая муть, легкие песчинки уносятся за пределы желоба, а более тяжелые обломки, и в том числе золотинки, удерживаются шероховатой поверхностью шкурки. Вся же крупная галька остается на плетне. После достаточной промывки ее сбрасывают и кладут на плетень новую порцию золотосодержащей породы. После дневной работы шкурку осторожно снимают и переносят в широкую плоскую деревянную чашку. Здесь ее тщательно промывают таким образом, чтобы все золото, задержанное на ее поверхности, перешло в чашку. Отделение золота от мути и песчинок заканчивается осторожным промыванием в чашке.
Работа ведется неторопливо. Медленно накладывают породу на плетень. Черпальщик лениво берет свой черпак, не спеша погружает его в Вахш, плавно доносит до станка и здесь потихоньку опрокидывает, жмурясь на яркое солнце. Добыча богатством не поражает. Я посетил золотопромышленников около часа дня. Все золото, намытое за полдня на поверхности шкурки, они уступили мне за 15 теньгов (2 р. 25 к.). Но и это была очень красная цена, так как золота оказалось значительно меньше ползолотника. Конечно, при столь примитивной промывке много золота теряется.
По словам джили-кульского амлякдара, на Вакше работают еще несколько золотопромышленных партий, каждая в 4-5 человек. Все они работают на одного подрядчика - богатого сарта. По зимам, когда Вахш покрывается льдом, они переносят свою деятельность в долину незамерзающего Пянджа. Добыча золота сдается через беков в казну эмира по особой расценке.
От золотопромышленников проехали в Джили-Куль, где и заночевали. Здешний амлякдар, сын курган-тюбинского бека, угостил нас жигулевским пивом. Оказывается, в Джили-Куле поселился армянин, ведущий мелкую торговлю; между прочим он торгует и пивом, конечно, тайно от властей и духовных лиц. Но тайна эта довольно прозрачна. Армяне-торговцы попадались нам и в других пунктах Горной Бухары. У них постоянно оказывался запас пива или водки.
На следующий день, 15 августа, отправились к северу - в Курган-Тюбе. Прекрасная равнинная дорога идет широкой долиной Вахша. Долина прорезана арыками, большею частью, однако, заброшенными, и представляет много удобств для оседлого, земледельческого населения. Несмотря на это, в настоящее время заселена она весьма слабо. Особенно бросается в глаза обилие недавно заброшенных, полуразвалившихся саклей. В Курган-Тюбе при разговоре с беком я, указывая на эти покинутые сакли, осведомился о причинах такого явления. Бек считает его следствием холеры, несколько лет тому назад посетившей край. Многие семьи тогда совершенно вымерли. Другие же бросили свои сакли и поля и в паническом бегстве искали спасения от страшной болезни. Но, по-видимому, это объяснение не вполне правильно. Ашур и чиновник настаивали на другой версии. По их словам, курган-тюбинский бек очень жаден, сильно обижает народ. От его правления жители и разбежались. Многие ушли на афганскую сторону, а остальные разошлись по другим бекствам.
У высших правящих сфер Бухары курган-тюбинский бек также на плохом счету. Он уже старик, довольно давно состоит беком, но дальше Курган-Тюбинского бекства его не пускают. А последнее так же мало и бедно, как и соседнее Кабадианское. Наш Миркара мирза-баши все эти обстоятельства учел и бесцеремонно использовал. Не прошло и получаса, как мы въехали в предназначенное для нас помещение и уселись за достарханом, а он уже поднял скандал на все бекство: лошадям эмировых гостей не дали попон. Однако бек не растерялся, он ловко парировал удар Миркара тем, что сам вскипел негодованием, и набросился на прислугу, приставленную для ухода за нами. «Этакие нерадивые - повесить их мало». Попоны явились в ту же минуту. Миркара замолчал, но не сдался. К ночи он нашел, что ячмень лошадям дан плохой, да к тому же не вовремя. А затем Ашуру, самому Ашуру - переводчику русского туря, не постлали одеяла. Это окончательно вывело из себя ретивого чиновника, и он без обиняков напустился на бека, грозя обо всех его безобразиях доложить куш-беги.
На следующее утро приближенные бека долго умасливали Миркару. Лишь к полудню к нему возвратилось его обычное веселое настроение.
Курган-Тюбе маленький городишко, сильно загрязненный различными отбросами. В нем базар с невылазной грязью и грязная крепость. Последняя построена на холме. Глинобитные стены ее местами обвалились, местами покривились на бок и ежеминутно грозят падением. В городе и окрестностях свирепствует малярия.
Утром бек прислал с визитом своего сынишку, лет восьми-десяти. Одетый как взрослый - в халате и чалме, он с важной серьезностью уселся на ковре, чинно выпил стакан чая, погрыз орехов и затем юркнул из-за стола на двор побегать. Мы ему подарили компас-брелок и зажигательное стекло. Последнее очень ему понравилось. Он с ним ходил и все пробовал его действие. Подойдя незаметно сзади к одному из сопровождавших его чиновников - людей бека, он прожег насквозь его великолепную белую шелковую чалму. Миркара заметил, что так делать нехорошо. Но мальчонка не смутился: «Что ж, - говорит, - чалма не его, отец ему подарил, подарит и еще». Немного погодя и сам бек почтил нас своим посещением. Посидели, перекинулись несколькими фразами; поднесли ему в подарок аллюминевые бокалы. Обедали у бека совсем по-европейски. За обедом пили фруктовый квас самарских заводов. При расставании бек оделил наших людей: джигитам выслал теньги, завернутой в бумажку, Ашуру подарил дешевенький халат.
Фиг. 16. Вахш перед выходом из горной области
Утром 17 августа отправились дальше к северо-востоку, вверх по Вахшу. Верст через десять от Курган-Тюбе равнина кончается, местность приобретает горный характер. Вахш, стянутый горными массивами (фиг. 16), становится более узким, его русло местами загромождено обломками скал, образующих пороги, при которых речка бурлит и клокочет, высоко подбрасывая пенистые гребни своих струй. Дорога здесь довольно хорошо обработана, не представляет никакой опасности и в то же время весьма живописна. Она то поднимается на прибрежные скалы и идет по красивым карнизам, то спускается вниз, почти к уровню бешеной речки. Заночевали в маленьком кишлачишке Санг-Туда. У товарища повторился приступ малярии, температура поднялась свыше 40 градусов. Следующие сутки пришлось просидеть без дела. Положение осложнилось тем, что в бедном кншлачишке нельзя было найти достаточно провизии ни для себя, ни для лошадей.
19 августа потащили больного дальше. Положение его не улучшалось. Чувствовалась необходимость в предоставлении ему продолжительного отдыха. Посему мы решили, что больной отправится в Бальджуан и там, пользуясь гостеприимством бальджуанского бека, будет ждать меня. Я же проеду через Куляб на Пяндж и оттуда поворочу на Бальджуан.
Фиг. 17. Долина Сар-Газан
Из Санг-Туда направились к востоку. Дорога пересекает несколько невысоких хребтиков с пологими спусками и подъемами и выходит к широкой долине, на которой расположены два-три кишлака и множество юрт (фиг. 17). В долине прекрасные пастбища, на них пасутся большие стада рогатого скота, табуны лошадей, косяки верблюдов. Особенно привольно здесь скотоводам весною.
Заночевали в Сар-Газан. Утром разделились: я со своей свитой продолжал путь на восток, а больной отправился к северу - в Бальджуан. С ним поехал Гафар и один из чиновников бальджуанского бека, случайно бывший в Сар-Газан. Расставание было грустное. Не хотелось товарищу отставать от экспедиции, но делать было нечего - пришлось покориться судьбе. Условились поддерживать сношения перепиской, отправляя письма с нарочными.
Мой путь шел гористой местностью, пересекая несколько высоких хребтов. Вершины и скалы гор одеты покровом лёсса, их склоны закруглены и изрезаны большим количеством оврагов. В горах часто попадаются юрты поодиночке и группами. Они ютятся вблизи ручейков, на площадках, увенчивающих горные выступы, в расширенных местах горных ущелий, на вершинах холмиков и на всяком мало-мальски подходящем месте. Части склонов, покрытые лёссом, сплошь возделаны под посев хлебных злаков, а местами попадались бахчи с арбузами и дынями. Обработанные площадки нередко лепятся на весьма крутых косогорах, и удивительно, как можно производить на них работы. В Бальджуанском бекстве земель, орошаемых арыками, мало. Большинство же пашни относится к богарным землям, расположенным на горах и лишенным искусственного орошения.
При нашем проезде хлеб был убран и шла молотьба. В горах встретился амлякдар с аксакалами: он был занят сбором десятой части урожая.
В Бухаре одним из главных сборов служит «хераджа», представляющая поземельный налог, взимаемый в виде определенной части урожая. Этот налог неоднообразен. Величина его находится в зависимости и от качества земель, и от способа владения. Земли орошаемые отдают в эмирову казну большую часть урожая, чем земли богарные. Земли «мюльк», представляющие частную собственность, обложены в меньшем размере, чем земли «амляк» - земли эмировые, находящиеся у жителей как бы в арендном пользовании. Хераджа колеблется от одной четверти до одной десятой урожая. Взимается она частью натурой, частью деньгами. Налог этот и сам по себе очень тягостен для народонаселения. Но способ взыскания увеличивает тяготу его еще более. Когда хлеб снят, по амлякдарствам рассылаются особые мелкие чиновники - «даруга», состоящие при амлякдарах. Даруга обязаны следить, чтобы какая-либо часть урожая не ускользнула от обложения. С этой целью они устанавливают строжайший надзор за сбором урожая: наблюдают за молотьбой, караулят обмолоченный хлеб, опечатывают сложенное зерно. Когда работа окончена и все зерно собрано, выезжают амлякдары. Обозревая сбор, они тут же на месте глазомерно определяют количество собранного зерна. Глазомер у амлякдаров хороший, сумму сбора он всегда определяет с изрядным походцем. Хозяин урожая обычно спорит, иногда для решения спора приглашаются третьи лица. Но всегда в конечном счете у амлякдара получается значительный выигрыш. Последний идет не эмиру, а остается у местной администрации - у амлякдаров и беков. Это их доход, их кормежка.
Встреченный амлякдар благодушествовал: сбор шел успешно. Очень миролюбиво и оживленно побеседовал он с нашим чиновником. Присели мы к нему, попили чайку, угостились сочным арбузом и отправились дальше. К вечеру спустились в долину Кызыл-Су при кишлаке Гульбаг. Долина широкая, хорошо орошена арыками и густо заселена. В ближайших окрестностях Гульбага насчитывается до 500 юрт. Между тем сравнительно недавно здесь все население было представлено не более как 30 юртами. Прирост произошел лет 5-6 тому назад, когда масса афганцев, гонимых притеснениями своих беков, перешли на бухарскую сторону и тут осели. Такие передвижения от афганцев в Бухару и из Бухары к афганцам до последнего времени происходили нередко.
Переночевав в Гульбаге, утром двинулись в Куляб. На дороге, верстах в 12 от Куляба, нас ожидала встреча, высланная кулябским беком. Куляб - городок значительно больший, чем Кабадиан и Курган-Тюбе. Кулябское бекство состоит из 9 амлякдарств, тогда как в бекствах Кабадианском и Курган-Тюбинском всего только по три амлякдарства. Соответственно этому кулябский бек занимает более высокое положение на лестнице бухарской иерархии.
Бухарское ханство разделено на 27 бекств, во главе которых стоят беки, подчиненные высшему бухарскому правительству. Бекства в их теперешнем виде представляют административные единицы, аналогичные нашим губернаторствам. Но сравнительно недавно, еще в половине прошлого столетия, они являлись мелкими полусамостоятельными владениями, во главе которых стояли наследственные правители. Последние вели бесконечные междуусобные войны. Порою тот или иной правитель усиливался на счет соседних, сплачивал их под своим главенством и объявлял себя самостоятельным или шел войной на самоё Бухару. В настоящее время наследственность беков совершенно уничтожена. Все беки назначаются и увольняются эмиром. Самые бекства по величине и богатству очень разнообразны. Наименьшее состоит всего из двух бедных амлякдарств, а в наибольшем число последних доходит до 20. Амлякдарства можно сравнить с нашими волостями. Во главе их стоят амлякдары, назначаемые и увольняемые беком. При беках состоит многочисленный штат чиновников и приближенных - «махрама». «Махрама» - это специфический институт, не то прислуга, не то чиновники, или, лучше сказать, и то и другое вместе. В сущности, все эти должности продажны. Чтобы получить бекство, необходимо одарить приближенных эмира или куш-беги. Амлякдарства почти открыто продаются. При смене бека амлякдары и вся эта чиновная челядь также лишаются мест. Новый бек нужных людей привозит с собою. Более лакомые места отдает своей родне. Сыновья, зятья, братья, любимые племянники пристраиваются амлякдарами. Более отдаленная родня назначается в те или иные чиновники. Остатки должностей получают другие приближенные, сумевшие сыскать или купить расположение бека.
В разговорах с беками я указывал на неудобства такого порядка смены служилых людей. Беки искренне удивлялись моей точке зрения, они совершенно не могли себе представить, что можно управлять с «чужими людьми».
Вся эта армия, начиная от бека и кончая простым нукером (вроде нашего стражника), от государства не получает никакого вознаграждения, а сама «кормится» от своего дела, т. е. от тех обывателей, с которыми по делу службы приходит в соприкосновение. Отсюда страшно тяжелое положение обывателя-бухарца. Все и вся тащут с него елико возможно.
В бекствах бек не единственный хозяин. В каждом бекстве имеется еще казий, который беку не подчинен. Казий - выполняет функции юридических учреждений: он - судья и нечто вроде нотариуса, в то же время он является в роли жандарма-охранника, обязанного доносить о деятельности бека и всех административных лиц. Отсюда вытекает необходимость для бека делиться своими доходами с местным казием. Нелады с казием дорого обходятся бекам. Умелый донос может навлечь на бека страшный гнев эмира. Бека не только лишают места, но нередко конфискуют у него все имущество. Важный сановник в одно мгновение превращается буквально в нищего.
У кулябского бека имеется отряд войска в 200-300 солдат, охраняющих его глинобитный дворец.
Солдаты разнокалиберные, всех возрастов: от безусых до седобородых. Служат за плату, получая 5 руб. в месяц. В их обязанность входит являться однажды в неделю на ученье, продолжающееся по 1 часу, и нести караульную службу. Вне этого служебного времени они ведут жизнь обычно обывательскую: занимаются ремеслом, торговлей, обработкой земли. Обмундировка солдат русского образца. На ученьи упражняются в маршировке и проходят кое-какие ружейные приемы. Команда отдается по-русски. Но при этом русские слова настолько искажаются, что нередко получается чистая бессмыслица. Вид солдат жалкий, большинство оборванные, грязные. На ученьи команда исполняется вразброд, после каждого приема ряды совершенно перетасовываются. Стрелять обучаются на незаряженных ружьях: по команде берут на прицел и кричат «пу». Солдаты имеются при каждом значительном беке. Я их видел еще в Бальджуане и Дюшамбе. Там их внешний вид несколько приличнее, но «строевая подготовка» все та же (фиг. 18).
Фиг. 18. Токсаба (подполковник) и солдаты в Бальджуане
В Куляб нередко заезжают офицеры пограничной стражи. Поэтому дом для гостей здесь сравнительно приличен. Расположен он в тенистом саду. Состоит из двух комнат - столовой и спальни. Окна застеклованы. Стол, стулья. На кровати даже простынка имеется. В саду видел растение, из плодов которого приготовляется общеупотребительная в Средней Азии посуда, заменяющая наши бураки и кувшины. Растение это вьющееся, сродни нашей тыкве. Называют его здесь «кады» (фиг. 19). Его плоды имеют кувшинообразную форму и достигают значительных размеров. У плода удаляют внутреннюю мякоть, и сосуд готов.
Фиг. 19. Растение «кады»
У кулябского бека для сношений с русскими имеется свой переводчик. Им служит армянин-торговец, выходец с Кавказа, хорошо владеющий как русским, так и местным языками. После обеда бек приходил ко мне с визитом, а затем явились два амлякдара - один зять бека, а другой его племянник. У бека имеется взрослый сын, который служит также амлякдаром. Амлякдары эти занимают привилегированное положение. Живут они в Кулябе, а на местах, в амлякдарствах, имеются помощники, которые и несут на себе всю амлякдарскую работу.
Пребыванием в Кулябе особенно доволен остался Ашур. Для него здесь был настоящий праздник. Кулябский бек - его старый знакомый. Встретились «как братья» - расцеловались. Ашур привез из Самарканда для его сыновей хорошие тюбетейки, а сам получил в подарок прекраснейший шелковый халат. Вырос Ашур на целую сажень. Рассказам о приеме и подарке не было конца. По приезде в Самарканд Ашур надел на себя чуть не дюжину халатов, и поверх всех подарок кулябского бека. Весь день ходил он в таком виде по улицам базара, рассказывая каждому встречному о своей дружбе с кулябским беком.
К вечеру чиновник с Ашуром раздобыли бачей. В Кулябе их довольно много. Бек для своей потехи держит двух бачей. Их-то и заполучила к себе моя свита. Бачи изрядного возраста, смотрят порядочными оболтусами. Некрасивые. Костюм мужской - халат и тюбетейки, лишь длинные распущенные волосы свидетельствуют о их профессии. Их пляска не представляет ничего привлекательного. В движениях вялость, в глазах ни искорки. Общий характер пляски такой же, как и у кабадианских бачей. Музыкантов было четверо: двое играли на дойра, один на дутор, и один на гыжан. Последний инструмент представляет некоторое подобие скрипки. Это обруч небольшого диаметра, но его ободок шириною приблизительно в ладонь. С одной стороны обруч обтянут кожей, как обтягивается барабан. К обручу приделана толстая ручка, а с противоположной стороны короткая остроконическая палочка. От нее, через обруч, к концу ручки протянуты две струны из конского волоса. По ним водят смычком. Напевы разнообразнее кабадианских. Некоторые из мотивов отличались мелодичностью.
Мой план заключался в том, чтобы из Куляба проехать к югу, на реку Пяндж и исследовать примыкающую к нему полосу, подвигаясь к северо-востоку, вверх по Пянджу. Собранные в пути коллекции и большую часть дорожного багажа я оставил в Кулябе, а сам поехал налегке. Мне очень хотелось также оставить и свою свиту с чиновником во главе; очень уж она была громоздка и могла сильно затруднить движение. Оказалось, что исполнение моего желания не представляло затруднений: чиновник подумывал о том же. Предстоящая поездка не сулила ему ничего заманчивого; дорога была трудная, население бедное, рассчитывать на какую-либо добычу не приходилось. Недалеко от Куляба, в Сары-Чашма у амлякдара осталась и моя свита. Со мною поехал лишь Ашур да чиновник кулябского бека - караул-беги. Здесь же, по совету Миркары, я оставил и всех лошадей моего каравана, так как они очень нуждались в отдыхе. А нам служили местные обывательские кони.
Из Сары-Чашма я проехал прямо на юг, вниз по маленькой речке до впадения ее в Пяндж. Эта речка в верхней половине своего течения называется Джильга, а нижняя ее половина носит название Богорак. В Средней Азии реки сколько-нибудь значительного протяжения обычно имеют для разных частей своего течения различные названия. Так, река Вахш берет начало в знаменитой Алайской долине, прилегающей с севера к Памиру. Здесь он называется Кызыл-Су. Затем, выйдя из пределов Алайской долины и протекая через Каратегин, он приобретает новое название Сурх-Аб. Лишь за Каратегином название этой реки - Вахш. Наконец, после слияния с Пянджем, река получает название Сыр-Дарья [Аму-Дарья. - rus_turk.].
Долина пройденной речки, Джильга-Богорак, прекрасно возделана, большая часть ее представляет сплошной сад. Заночевал на берегу Пянджа, в кишлаке Богорак. Пяндж здесь уже вышел из горного ущелья и течет в расширенной долинке, представляя небольшую речку, разбитую маленькими островками из галечного наноса на отдельные протоки. В Богораке пользовался гостеприимством аксакала. На ужине прислуживала чуть не вся деревня. У площадки, занятой мною, продефилировало свыше десятка туземцев: один нес ложку, другой чайное блюдечко, третий блюдо с палау, четвертый, пятый, шестой - по блюдечку винограда и т. д. и т. д. Угощение было расставлено передо мною на разостланную скатертку, а доставившая его свита разместилась около полукругом. С такого рода обычаем я встретился впервые. К востоку отсюда, в более диких частях Кулябского бекства меня угощали таким же образом. В прежнее время, судя по описаниям путешественников, этот обычай пользовался значительно бо́льшим распространением.
ПРОДОЛЖЕНИЕ