А. В. Нечаев. По Горной Бухаре (1/7)
Проф. А. В. Нечаев. По Горной Бухаре. Путевые очерки. - СПб., 1914.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7.
Фиг. 1. Ашур Авасбаев. Фиг. 2. Слева - Миркара, справа - амлякдар в кишлаке Хтай
I. В Самарканде
Путешествие по Бухаре я совершил летом 1908 года вместе с товарищем - К. И. Тимофеевым. Мы оба геологи. Геологические исследования служили целью нашей поездки. Восточная Бухара непосредственно прилегает к легендарному Памиру и сама представляет дикую, слабо заселенную горную страну, полную своеобразной прелести.
Исходным пунктом путешествия мы выбрали Самарканд. От него бухарская граница проходит всего верстах в 15. Самарканд - один из наиболее древних городов всей Средней Азии, для которой он служил главным культурным центром. В прошлом - это резиденция сильнейших среднеазиатских владетелей. Особым блеском он был покрыт в царствование великого Тимура. В настоящем - он полон памятниками минувшей славы, полон остатками мусульманского религиозного подвижничества. В нем и его ближайших окрестностях находится свыше 200 могил святых, почитаемых мусульманским миром. Религиозное значение Самарканда поддерживается многочисленными медрессе (высшие мусульманские школы), подготовляющими духовных деятелей для всего Туркестана. Ежегодно значительное количество паломников-мусульман посещает Самарканд для поклонения его святыням. Туристов и ученых-европейцев Самарканд привлекает богатством своих исторических и археологических памятников.
Мне пришлось прожить в Самарканде с 1-го по 20 июля, как раз в самое жаркое время.
Европейская часть города имеет приличный вид. Улицы широкие, шоссированные. По бокам обсажены деревьями, правда, в большинстве довольно чахлыми. С обеих сторон улиц, вдоль тротуаров тянутся маленькие оросительные канавы-арыки. Мутные, грязные воды их имеют быстрое течение. На улицах пыльно. Чтобы умерить пыль, улицы поливают водой арыков. Над их поливкой работают исключительно туземцы. Скинув халат и рубашку, полунагие, они, стоя в арыке, черпалкой разбрызгивают воду на поверхность улицы.
Дома, в силу частых землетрясений, низкие, почти исключительно одноэтажные.
Из культурных учреждений Нового города (так называется европейская часть Самарканда) меня более всего интересовал местный музей. Он находится при областном правлении. Состояние его - одна жалость. Занимает он маленькую комнатку в два окна. Средствами на текущие расходы не располагает никакими. В нем есть очень ценные экземпляры, особенно по местной археологии. Из естественноисторических коллекций лучше других коллекция по геологии. Полезные ископаемые, напр., представлены хорошими штуфами каменного угля, серебросвинцовых руд, серы. Но состояние всех этих коллекций ужасное. Места для их размещения совсем нет. Перед вами груда запыленных вещей, в беспорядке наваленных. Этикетирование почти отсутствует.
Туземный, старый Самарканд типичен. Если откинуть украшающие его медрессе и мечети, то получится картина, в точности повторяющаяся в каждом, большом и маленьком, среднеазиатском городке. Город расположен по пологому склону небольших возвышенностей. Узкие, извилистые улицы идут без всякого порядка. Часты тупики. На улицах полное отсутствие растительности. О мостовых нет и помину. Лёссовая почва образует с поверхности целые залежи тончайшей желтоватой пыли, тучами подымающейся при малейшем движении. Передвигаться по таким улицам - чистое наказание. Пыль окутывает вас с головы до ног, застилает глаза, набивается в уши, нос, хрустит на зубах, раздражает кожу. Улицы здесь не поливаются.
Дома низкие, с плоскими крышами. Ни одного окна, выходящего на улицу. Улицы стиснуты меж высоких заборов, в одну линию с ними иногда располагаются глухие стены домов. И дома и заборы - глинобитные, построены из лёссового теста (смесь лёсса с водою), к которому для большей прочности примешивается немного соломы. В результате утомляющее глаз однообразие красок: серовато-желтая поверхность улицы, серовато-желтые облака пыли, серовато-желтые заборы, и дома того же серовато-желтого цвета. От улицы получается впечатление узкого, с вертикальными стенками, оврага, промытого среди желтоватой лёссовой толщи.
Непременная принадлежность почти каждой улицы - арык. Вся уличная грязь, все отбросы скученного жилого места попадают в арык и уносятся его быстрыми водами. Арыки в среднеазиатском городе - это открытые коллекторы для сплава городских нечистот. Но в то же время их грязная вода предназначается и непосредственно для обывательских желудков.
Достопримечательности Самарканда составляют медрессе и мечети - это замечательнейшие памятники восточного зодчества из периодов наибольшего развития среднеазиатской государственности. На фоне обычных, убогих городских построек эти здания производят потрясающее впечатление своей грандиозностью и богатством творческой фантазии. Строгая выдержанность оригинального стиля, изящные и смелые контуры, разнообразие и красота орнаментики придают им редкую привлекательность. Наружные стены зданий облицованы цветными изразцами, образующими своим сочетанием яркие, чудные рисунки сказочного восточного колорита. Безжалостное время наложило свою тяжелую руку на эти произведения человеческого гения: там полуобрушился купол, тут обвалилась стена, здесь обсыпалась облицовка, но и в теперешнем виде они величественны.
Прекрасные медрессе высятся в центральной части Старого города. Здесь на площади Ригистан, к которой примыкают оживленнейшие рынки Самарканда, расположились три медрессе: Шир-Дор, Тилля-Кари и Мирза-Улуг-Бек. Шир-Дор построена в 1616 г. эмиром Ялангтушем-Багадуром. Это большое четыреугольное здание с внутренним двором. Главный фронтон представляет сплошную высокую стену, покрытую изразцовой мозаикой, с грандиозной аркой посередине. С боков стена ограничивается двумя цилиндрическими колоннами, имеющими заметный наклон в стороны от фронтона. Колонны свыше 20 сажен высотою. По бокам здания два красивых купола. Наклонные колонны придают всему сооружению какую-то легкость, указывая как бы на его неустойчивость. И кажется весьма странным, что столь неустойчивая постройка могла простоять три столетия в городе, подверженном частым и сильным землетрясениям.
Внутри здания двор. Посередине его колодезь. Во двор открываются двери и окна помещений для преподавателей и учащихся. Помещения эти расположены несколькими этажами.
Внутри колонн винтовые лестницы ведут на их плоские вершины. На лестницах полумрак, даже почти совсем темно. Вид на город, открывающийся с вершины колонны, восхитителен. Глаз долгое время не может оторваться от этой чудной картины, залитой яркими солнечными лучами. Поверхность колонны ничем не огорожена. Жутко стоять на ней. Кажется - вот-вот сорвешься с этой высоты. Величавые колонны видали ужасные виды. Во времена ханов они служили местом казни. На их вершины втаскивали приговоренных к смерти и сбрасывали вниз на глазах народной толпы.
У фасада Шир-Дор на площади находится могила святого, огороженная решеткой. По рассказам проводника, святой этот при жизни был подрядчиком, исполнял все предписания Корана и угодил Богу тем, что выстроил на свои средства большую мечеть. Святой весьма чтим. Его могила приносит верующим исцеление. Однако целебная сила святого имеет узкоспециальный характер: им исцеляются лишь болезни мочевого пузыря. Но зато по своей специальности святой помогает как человеку, так и животным. Чтобы получить исцеление, больной - человек, лошадь или ишак - должен трижды обойти вокруг могилы.
Остальные медрессе на Ригистане - Тилля-Кари и Мирза-Улуг-Бек - также великолепны. Но лучшими памятниками былого величия Самарканда являются мечети и медрессе, построенные Тимуром. Особенно приковывает к себе внимание величественная Шах-Зинда (в переводе «живой царь»), расположенная на северо-западной окраине Самарканда, на откосах возвышенности Афросиаба. Здесь в одно целое соединено несколько мечетей, мавзолеев и медрессе. В мечетях и мавзолеях находятся могилы родственников и сподвижников Тимура. Великолепна также полуразрушенная от времени и землетрясений мечеть Биби-ханым, построенная Тимуром в 1399 г. в честь его любимейшей жены. Красив со своим громадным куполом мавзолей над могилой самого Тимура, Гур-Эмир (в переводе «могила повелителя»).
Мусульманские святыни и памятники Самарканда привлекают много паломников и туристов. А где паломники и туристы, там обязательны чичероне. Есть они и в Самарканде, из туземцев, немного знающих по-русски. Как и везде, они страшно навязчивы, нахальны и в сильной степени отравляют то наслаждение, какое доставляет осмотр величественных сооружений.
В Самарканде мы должны были дать полное снаряжение нашей экспедиции. Дорога предстояла далекая, по некультурной, слабо заселенной стране. Все необходимое нужно было захватить с собой. Какой-нибудь пустяк, позабытый в суматохе, мог послужить в дороге источником серьезнейших затруднений. В то же время следовало избежать всего лишнего, ибо в противном случае караван лишился бы подвижности.
Первой заботой было приискать людей. Эта задача решилась без особых затруднений. Нашли переводчика, а он подыскал двух джигитов. Все трое туземцы-сарты. Затем закупили лошадей - 5 голов: двух для себя, одну для переводчика, не имевшего собственной лошади, и двух под вьюки. Джигиты порядились на собственных лошадях. Далее справили сбрую, уздечки, седла, мешки и кошмы для вьюков, куржумы и пр. и пр. и пр., кончая шилом и иглой с нитками. Прикупили кое-что к своему костюму для приспособления его к местным условиям. Запаслись чаем, сахаром, рисом, ложками, кастрюлей… Хлопот было немало.
Приехал бухарский чиновник, командированный состоять при нас во время путешествия. Через несколько дней после его приезда весь караван с товарищем отправился за бухарскую границу в кишлак (селение, деревня) Шут, а я остался в Самарканде с одним джигитом для окончания некоторых дел, надеясь налегке быстро догнать караван. Однако дела задержали почти на неделю. Но вот все кончено и я в дороге.
II. Наша свита
В Шуте меня ожидали с нетерпением. Мой товарищ, бухарский чиновник, переводчик и джигиты - все стремились в путь, всем надоело вынужденное безделье. Встреча была радостная.
Шут - маленький бедный горный кишлак, расположенный близ русско-бухарской границы. Он лежит у подножья Хазрет-Султана, являющегося одной из наиболее высоких вершин Гиссарского хребта. Ослепительно-белая снеговая шапка этого красавца-великана видна издалека. На нем имеется обширный ледник, названный в честь неутомимого исследователя Средней Азии Северцова ледником Северцова. Местоположение Шута живописно. Начинаясь на склонах Хазарет-Султана, бешено мчится речка Ак-Су, глубоко врезывающаяся в горные громады. При кишлаке в нее впадают два ручья; в этом пункте ущелье Ак-Су образует небольшое циркообразное расширение. Здесь-то и приютился кишлачок. Со всех сторон он окружен высокими скалистыми крутыми склонами. Дикая красота ущелья не поддается описанию. Вертикальные известковые скалы, свыше 200 саж. высотою, стискивают маленькую речку, не дают ей простора, и она, бедная, в бессильной злобе ревет и клокочет, и мечется из стороны в сторону, обмывая подножия угрюмых утесов. Снежно-белая пена покрывает ее поверхность, отсюда и самое название Ак-Су (в переводе «белая вода»). Прозрачная вода в речке красивого зеленоватого оттенка. Прихотливое сочетание белизны пены, то тут, то там внезапно появляющейся и вновь исчезающей, с сочной окраской холодной глубины приковывает глаз своей прелестью. На дне ущелья мрачно. Солнечные лучи заглядывают сюда лишь в то время, когда солнышко стоит прямо над ущельем. Особенно тесным, диким и мрачным ущелье становится ниже кишлака.
Караван, ожидая меня, пробыл в Шуте трое суток. В качестве помещения для него была предоставлена мечеть, ибо все сакли в кишлаке маленькие, бедные. Да и мечеть такая же сакля, только попросторнее. Расположена она в стороне от жилых построек на берегу маленькой речки Шут, тут же впадающей в Ак-Су. Вся мечеть состоит из одной просторной полутемной комнаты и примыкающего к ней широкого крытого балкона. На балконе мы и расположились.
Мечети в здешних местах всегда такого типа. Это обычная сакля, лишь больших размеров, без минарета. При остановках в бедных кишлаках нам обыкновенно отводилась мечеть в качестве лучшего помещения всей деревни. На то же указывают в своих описаниях и другие путешественники. Нас данное обстоятельство немало удивляло. Расположить пришельцев, к тому же неверных - «гяуров» - в храме, как-то это совсем не вяжется с ходячим представлением о религиозном фанатизме мусульман.
В Шут я приехал 28-го июля к вечеру, а утром на следующий день мы оставили это живописное местечко. Вся деревня собралась провожать нас. Расплатились за припасы. Порадовали многих маленькими подарками, и пожеланиям доброго пути не было конца. Белобородый аксакал (староста кишлака) убедительно просил через переводчика дать ему удостоверение, что «туря» (господин) остался доволен оказанным ему приемом.
Распростившись со всеми, тронулись в путь целым караваном.
Свита у нас вышла изрядная. Главные лица свиты - переводчик и бухарский чиновник.
Переводчик Ашур Авасбаев - крепкий, жилистый старик, лет под 60-т (фиг. 1). Он добродушен, большой балагур, юморист, но в общем жох-парень. Долго служил в Самарканде полицейским. Кавалер почетного халата. Почетным халатом третьего разряда награжден генерал-губернатором в 1903 году, однако не за полицейские доблести, а за услуги, оказанные туземному населению во время холеры. Человек бывалый. Ездил по Туркестану и Бухаре в качестве переводчика с топографами. Совершил также большое путешествие из Самарканда через Бухару в Кашгар вместе с американцем Помпелли. О полицейской службе рассказывает мало. Зато о путешествиях говорит охотно. «Американ» не сходит с его языка. Надоел нам своим американцем свыше меры. Одни и те же наиболее яркие эпизоды путешествия вспоминает ежедневно. С особой подробностью и воодушевлением Ашур описывает полученные от американца подарки.
У Ашура много достоинств. Во-первых, он толковый переводчик, недурно владеющий русским языком. Во-вторых, он прекрасно применяется к обстоятельствам, умеет овладеть вниманием толпы и вселить доверие как к себе, так и ко всей нашей экспедиции. С туземным населением у нас не было ни одного недоразумения, всюду мы встречали самое дружелюбное отношение и полную готовность, по мере возможности, идти навстречу нашим запросам. Этим обстоятельством в значительной мере мы обязаны были Ашуру. В одном месте он сыплет прибаутками, в другом строго-внушительно повествует истины мусульманской морали, наконец, в третьем затянет характерную мелодию азиатской песни. И всегда кстати.
Во время пребывания нашего каравана в Шуте вечерами против мечети собиралось все мужское население деревни. Старшие садились на землю, образуя круг. В середине помещался Ашур, брал томбра (примитивный музыкальный инструмент) и, перебирая его убогие струны, пел, скорее, тягуче рассказывал, мусульманские былины. Действие этих нехитрых песен на слушателей было потрясающее. Аудитория - все внимание. Старые головы склоняются книзу. На седые бороды капают слезы. Слезы слышатся и в козлином баритоне Ашура. Былина рассказывает о былом величии мусульманства, о богатырях, о победоносных битвах, о грозных владыках Бухары и Самарканда. Как все это непохоже на жалкую, убогую действительность! Ниже и ниже клонятся белые бороды, сильнее капают слезы из воспаленных старых глаз…
А при других условиях начнет дурачиться с ребятишками, поет комические прибаутки. Выходит тоже к месту. Публика покатывается со смеху.
В-третьих, Ашур лихой наездник. Когда я или мой товарищ попадали в критическое положение, Ашур вовремя поспевал на выручку. Вообще, он парень не робкого десятка. Он сопровождал нас всюду, не отставая ни на шаг. Все трудности пути делил с нами не за страх, а за совесть.
Есть у Ашура и недостатки, маленькие и большие. Чисто азиатское тщеславие сильно давало себя знать. Похвастаться и при этом прихвастнуть малую толику Ашур любит. Рассказы о подарках, которыми он был почтен в течение своей жизни, набили нам оскомину с первых же шагов нашего путешествия. К внешним знакам внимания Ашур сильно неравнодушен. Служба у «важного» туря поднимает его на высоту. Посему допустить у окружающих сомнение относительно нашей чиновной солидности - это для него кровная обида. На обратном пути мы проезжали чрез Гузар и остановились здесь отдохнуть в доме для гостей гузарского бека (бек - губернатор). А бек гузарский - брат самого эмира. Бек важный и вся челядь его важная. Я же, нужно правду сказать, в дороге совсем обносился: штаны с дырами, пиджачишка рваный. Вид у меня был совсем непрезентабельный. Обыкновенно, приезжая к бекам, дорожный костюм я снимал и заменял его другим. Но здесь этого не сделал. Не хотелось возиться с переодеванием, тянуло скорее в путь, домой.
И подняли меня на смех бекские чиновники. Да что ж, говорят, это за туря, так - проходимец какой-то. Приходит Ашур темнее тучи. Приносить снятый с вьюка чемодан. «Надевай мундир», - говорит твердо, тоном, не предполагающим возражения.
Ну, думаю, должно быть, бек тащится. Действительно, беку в такой рвани нельзя представиться. Повинуюсь приказанию Ашура, натягиваю новые брюки, надеваю тужурку со светлыми пуговицами и с орденами. Выхожу на терраску встречать важного хозяина. Смотрю, Ашур оживленно беседует с бекскими чиновниками. Тон его какой-то особенный, победный. Немного погодя, подходит ко мне совсем в другом настроении.
«Теперь снимай, больше не нужно. Рогожка надевай и то ничего. Показали себя». Оказалось, демонстрация нашего величия удалась блестяще. И Ашур невыразимо доволен.
Но есть у Ашура и более крупные недостатки. Он покрывает плутни сопровождающего нас бухарского чиновника и, кажется, сам участвует в этих плутнях.
Обязанности Ашура первостепенной важности. Во-первых, он переводчик. Это особа крупная, почти то же, что чиновник. Все сношения с русским туря происходит при его посредстве. И он может наплести все, что ему угодно. А если русский туря важный, то отсюда Бог знает что может выйти… Посему Ашура старались расположить к себе не только мелкие местные власти, вроде амлякдаров, но и сами «губернаторы» - беки.
Во-вторых, на Ашуре лежало верховное наблюдение за всем нашим караваном. Нужно смотреть, чтобы вьюки были привязаны крепко и правильно, чтобы лошади не натирали ран, чтобы уход за ними был правилен. В этой своей роли, в роли караван-баши (начальника каравана) Ашур получал много огорчений. Джигиты не слушались. То ленились, то небрежничали. А ворчания Ашура встречали совсем неласково.
Кроме Ашура, у нас на жалованьи два джигита: Гафар и Кадыр. Гафар - здоровый детина с зверской физиономией. Он немного изъясняется по-русски. Завистлив, злорадный и большой сплетник. Успехи Ашура не дают ему покоя. Как только останется со мной или с моим товарищем вдали от Ашура, сейчас же начинает жужжать. «Гоняй Ашурка. Ашурка языком болтать - аяй мастер, нехороший человек, Бога не боится, лошадь мучит. Гоняй Ашурка, бери меня переводчик». С Кадыром Гафар большой приятель, но и на него сплетничает немилосердно.
Кадыр попроще. На первый взгляд он кажется даже совсем простоватым малым. Однако наружность эта обманчива. Парень с хитрецой. По-русски не изъясняется. Знает лишь несколько отдельных слов. С товарищами балагурит много. Гол как сокол. Очень любит юмористически рассказывать о своих несуществующих богатствах. Сильно ухаживает за бачами, не прочь приволокнуться за встречными цыганками, хотя и не всегда с успехом. При столь симпатичных качествах наши джигиты еще порядочные трусы и непроходимые лентяи. Заставить их что-нибудь сделать - нелегко.
Центральная фигура нашей свиты - это бухарский чиновник Миркара мирза-баши (фиг. 2). Миркара - фамилия, мирза-баши - чин. Чин не важный, всего третий от нижнего конца. Чин первый, соответствующий нашему коллежскому регистратору, это чарагасы, чин второй - джевачи, а чин третий будет мирза-баши. Мал чином наш Миркара, но осанку имеет внушительную, хоть парваначи (соответствует нашему действ. тайному советнику) так впору. Хорошо сложен, роста выше среднего. Черты лица крупные и довольно правильные. Физиономия типично таджикская. Черен как уголь. Осанистая борода, цвета воронового крыла, раз в две недели подкрашивается какой-то туземной мазью. Нрава Миркара общительного, любит пошутить, злобы в нем нет, и нет большой жадности к взяткам. Престиж власти поддерживает больше энергичными выражениями, а к рукоприкладству прибегает редко. Нужно заметить, впрочем, что свою неспособность к мордобитию считает крупной слабостью. «Который чиновник по спинам нагайкой вас хлещет, того вы уважаете, кланяетесь ему, подарки даете, а смирному никакого уважения, слушать не хотите. Дурак - кто вас по мордам не бьет». При крупных разговорах Миркара часто пускает сентенцию такого рода. Русского языка не знает, а на своем не может ни писать, ни читать. Мужчина образованный.
Миркара прикомандирован к нам центральным бухарским правительством, самим куш-беги. Куш-беги после эмира первое лицо в ханстве. На нем лежит непосредственное управление страной. Путешествия по Бухаре очень оригинальны. Бухара - ведь это самостоятельное государство, находящееся в силу «дружеского договора» с 1873 г. под протекторатом России. На путешествие по ней при посредстве российского политического агента испрашивается разрешение от центрального бухарского правительства. Последнее обыкновенно прикомандировывает к экспедиции своего чиновника. После 1868 г., когда Бухара потеряла все свое могущество и превратилась в вассала России, разнообразные экспедиции русских, и отчасти западноевропейцев и даже американцев, устраивались по ней часто. Вначале, когда эмир бухарский еще мечтал о восстановлении своей самостоятельности, центральное бухарское правительство относилось к таким экспедициям крайне подозрительно. И главнейшей задачей сопровождавшего экспедицию чиновника было следить за каждым ее шагом и обо всем извещать куш-беги. Особое внимание обращалось на то, чтобы по возможности не допустить непосредственных сношений членов экспедиции с местным населением.
За членами экспедиции устанавливался постоянный, грубо навязчивый, крайне стеснительный шпионский надзор. В настоящее время обстоятельства резко изменились. О возрождении Бухары мечтать уже не приходится. И у сопровождающих экспедиции чиновников осталась одна функция - забота о нуждах путешественников. При посредстве местного начальства они устраивают ночлег, заботятся о пище, добывают проводников, когда требуется, и лошадей. Нужно отдать справедливость нашему Миркара: свои обязанности он выполнял артистически. Всюду, в самых глухих закоулках для нас был готов и стол и ночлег. Все приготовлялось как бы по щучьему велению. Миркара служил для нас той заколдованной самобранной скатертью, с которой путешествовали некрасовские мужики, отыскивая на Руси счастливца.
О наших нуждах Миркара мирза-баши заботился образцово, но себя при этом отнюдь не забывал. Заурядных жителей кишлаков он не обижал. При остановках в бедных кишлаках у нас ни разу не выходило неприятностей. Обыватели вначале дичились, но их недоверчивое отношение скоро рассеивалось. Нас окружали, затевался разговор, сыпались рассказы, шутки. Нам с охотой доставляли все необходимое, часто собранное по мелочам со всей деревни. При отъезде Миркара добросовестно указывал, кому сколько заплатить. Отъезжали с добрыми пожеланиями. Было ясно: наш наезд, несмотря на присутствие чиновника, не принес огорчения. Другое дело, когда мы попадали к богатым амлякдарам или к бекам. Здесь Миркара охулки на руку не клал. Начинал он с того, что отыскивал какие-либо дефекты в приеме гостей. То постель находил плохою, то требовал для лошадей хороших попон, то уверял, что ячмень лошадям выдан никуда не годный. Одним словом, всегда что-нибудь отыщет. А потом и пойдет, и пойдет: «К вам приехали гости эмира, вот бумага куш-беги. А вы так-то их принимаете». Не только у амлякдаров, но и у беков иногда поджилки тряслись. Затем после грозы наступало успокоение. Миркара затихал. За нашими глазами что-то происходило. Начиналось шептание с Ашуром. Умиротворенный Миркара появлялся совершенно в другом, веселом настроении: свое получил. Но к такого рода героическим средствам нашему чиновнику приходилось прибегать нечасто. По-видимому, и без того знали, что требовалось для достойного приема «гостей эмира» и старались умаслить Миркару, не дожидаясь его напоминания.
По рассказам Миркара, из числа чиновников куш-беги выделены 15 самых умных, служба которых состоит главным образом в том, что они сопровождают русских «туря» (господ) в их разъездах по Бухарскому ханству. При этом его, Миркару, и некоторых других прикомандировывают к более важным, вот к таким, как мы. Из этих рассказов несомненно следовало, во-первых, что наш Миркара мирза-баши умнейший из умных, и, во-вторых, что и мы тоже не лыком шиты.
У Миркара свой джигит - молодой здоровый парень чисто монгольского типа. Порядочная флегма. Миркара и его джигит в прекрасных отношениях. За все путешествие у них не было ни одной размолвки.
Вот какова наша свита. В пути она производит впечатление. Особенно выделяется чиновник. В широком шелковом халате яркого рисунка, с снежно-белой чалмой на голове, он очень импозантен на своем белом хорошем коне. Все встречные ему салютуют, а кто попроще, подходят, берут его руку и, наклоняясь, прикладывают к своему лбу. Джигиты путешествуют также в халатах и чалмах. А вкусивший цивилизации Ашѵр считает, и совершенно правильно, такой костюм для путешествия неподходящим. На нем черный кафтан татарского кроя и глубокая черная шапка с меховой опушкой.
III. Дорога в Кызыл-Имчак. - Горе кызыл-имчакского амлякдара. - Восточный достархан.
Из кишлака Шут наш путь лежал к югу. Следующую ночевку мы назначили верстах в 20, в кишлаке Кызыл-Имчак. Вначале дорога шла по узкому ущелью р. Ак-Су. Восхитительная дорога. Перед нами открывались виды один другого эффектнее. Каждый из них так и просится на картину. К сожалению, из фотографических снимков, снятых мною здесь, ни один не удался. При впадении в Ак-Су речки Куль дорога оставляла живописное ущелье и поднималась на невысокий перевал, чтобы затем спуститься к кишлаку Куль. С перевала открывался великолепный вид на снеговую шапку Хазрет-и-Султана.
В Куле немного отдохнули и поехали дальше. Интересного в этот первый день путешествия по Бухаре было встречено много. То и дело приходилось останавливаться, слезать с лошадей, записывать наблюдения и, постукивая геологическими молотками, собирать материал. Посему наши вьюки шли впереди нас, к месту назначения они прибыли задолго до нашего прибытия. Мы же в Кызыл-Имчак приехали поздно ночью, сильно измученными.
Кызыл-Имчак довольно большой кишлак, расположенный по крутым склонам у подножия значительных возвышенностей. Обилие садов придает ему приятный вид. В нем резиденция амлякдара (начальник волости, волостной старшина), у которого мы и должны были остановиться на ночлег.
У амлякдара нас ждал восточный достархан. Это маленькая скатертка, уставленная различными сластями. «Достархан», собственно, значит платок. В переносном же смысле этим словом называют и то разложенное на платке или скатертке угощение, которым радушный хозяин встречает своих гостей. Чем богаче хозяин и знатнее гость, тем обильнее и разнообразнее достархан. Сласти раскладывались на маленькие блюдечки, число которых иногда доходило до 15, даже до 20. У кызыл-имчакского амлякдара на достархане были сласти местные, бухарские: халва отвердевшая, медовое печение в виде небольших белых катышков, кишмиш, фисташки. К этому присоединялись и более изысканные русские лакомства: конфекты, карамель в засаленных бумажках самарской фабрики и московские галеты. К достархану подан чай, а затем и ужин. Ничего себе, усталым да голодным и совсем хорошо.
Амлякдар в горе, у него большое несчастье. В день нашего приезда он отстранен беком от должности. «Бог с ней, с должностью, - жаловался амлякдар, - должность не так жалко, а убыток большой, совсем разорен». Дело в том, что амлякдарство он получил недавно. Получка же этой должности связана с немалыми расходами на подарки беку и его приближенным. И вот этих-то расходов он не успел вернуть.
Кара его постигла по обычному в здешних местах обстоятельству. Казыл-Имчакское амлякдарство посетил русский капитан, командированный Генеральным штабом для собирания статистических сведений и производства маршрутных съемок. Строгий и требовательный капитан остался недоволен оказанным ему приемом и о своем недовольстве написал шаршаузскому беку. Последний моментально распорядился уволить амлякдара. От капитана досталось не одному амлякдару, он задал страху всему населению. Куда бы ни приезжал, везде оставался недоволен, разносил властей, запугивал обывателей. Жители при его въезде в кишлак разбегались из своих саклей. Затащить кого-либо из них к капитану для дачи нужных ему сведений или для службы в проводниках - доставляло местному начальству громадные хлопоты. Даже приготовить капитану обед далеко не всегда удавалось: негде взять провианта.
Сильно обижен был кызыл-имчакский амлякдар. Ашур и чиновник очень сочувствовали его горю. Охали, вздыхали, много раз передавали нам все подробности капитанского наезда и о чем-то усиленно шептались с амлякдаром. Наконец, по-видимому, придумали способ помочь беде. Выдумка оказалась гениальной и, как все гениальное, чрезвычайно простой. То - «капитан», а наш туря поважнее. Должно быть, - генерал. Капитан недоволен амлякдаром и бек лишил его амлякдарства, а если генерал останется доволен? Не ясно ли, что тогда бек должен возвратить ему свою милость.
Приступили к действиям, стали меня обхаживать. Вначале намеками, а потом и прямо пристали: необходимо заступиться. «Напиши письмо беку, что амлякдар хорошо встречал, и тебя хорошо встречал, и капитана хорошо встречал».
Пришлось поломать голову. Дело сложное, запутанное. Начать с того, что вмешательство во внутренние дела другого государства противоречит добрым международным нравам. Как бы не вызвать дипломатических осложнений. А затем представьте, что мое заступничество возымеет силу и амлякдар будет восстановлен в своих правах. Не поколеблется ли от этого престиж капитана, а вместе с ним и престиж русского оружия?
Подумав, я, как мне показалось, нашел вполне приличный выход из столь трудного положения. Я написал письмо не беку, а капитану, прося последнего положить гнев на милость. Но мой план был жестоко и вполне основательно раскритикован. «Ничего не выйдет. Нужно беку написать».
Сдался, засел и написал беку. Очень дипломатично. Указывал, что, проезжая по его владениям, везде встречал самый радушный прием. А особенно хорош прием был у кызыл-имчакского амлякдара. Просил принять от меня благодарность за содействие моему путешествию. При помощи Ашура ознакомил с письмом чиновника и амлякдара. Письмо понравилось.
На другой день амлякдар, проводивши нас, тотчас же отправился к беку. А мы с товарищем быстро позабыли и дипломатическое письмо, и участь амлякдара. Нам и в голову не приходило, что это письмо может сыграть важную роль в нашем путешествии.
23 июля мы расстались с потерпевшим амлякдаром, а 26 июля, во время ночевки в кишлаке Таш-Курган нас догнало письмо шаршаузского бека. Бек справляется о нашем здоровье и высказывает много забот об удобствах нашего путешествия. Опального амлякдара он восстановил в должности. Действие этого известия на окружающих нас туземцев и на всю нашу свиту было ошеломляющее. Наш престиж мгновенно поднялся на недосягаемую высоту. Добрую половину ночи не прекращалось оживленное обсуждение инцидента. Ай, важный туря, добрый туря!
В дальнейшем, куда бы мы ни приезжали, наша свита прежде всего знакомила окружающих с историей кызыл-имчакского амлякдара, передавая ее, само собою понятно, с большими прикрасами. А потом эта история уже шла впереди нас. Встречавшие нас были осведомлены и о нашей доброте, и о нашем могуществе задолго до нашего появления у них. И сообразно с этими своими сведениями устраивали нам встречу. Более всего от этого выиграл Миркара мирза-баши. Да и Ашур, кажется, сумел использовать сие обстоятельство. Вообще, наше скромное путешествие превратилось почти что в триумфальное шествие.
Из Кызыл-Имчака наш путь лежал через Тамшуш и Аммаган в кишлак Хтай, где была предположена следующая ночевка. Выехали очень поздно, в 10 час. утра, и непрерывно целый день до 8 час. вечера находились в пути. В этот день нам посчастливилось еще более, чем в предыдущий. Предмет чаяний всякого геолога - хорошие окаменелости - попались в нескольких пунктах. Их коллектирование заняло изрядно времени. В Хтай приехали измученные, голодные, томимые жаждой.
Фиг. 3. Кишлак Хтай
В Хтае по нашему приему все было в порядке: расставлен достархан, приготовлен чай и ужин. На достархане, кроме конфект и печений, были предложены фрукты: сладкие яблоки, прекрасный виноград и чудная дыня. Фрукты оказались очень кстати, набросились мы на них с нескрываемым удовольствием. Затем следовал чай и ужин.
Угощение здесь всегда предлагается в указанном порядке. Подавать сласти и чай до обеда - с точки зрения европейских привычек абсурд. Путешественники обыкновенно отмечают странность такого обычая. Но мне он кажется совершенно соответствующим среднеазиатским условиям. Сласти, конфекты и неуклюжее печение оставим в стороне. А чай перед обедом здесь действительно необходим. Зной летнего солнца и сухость воздуха вызывают сильную жажду, для ее утоления приходится в сутки поглощать неимоверное количество влаги. Чувство жажды обыкновенно доминирует над чувством голода. А пока не утолена жажда - трудно проглотить кусок.
Хтай - небольшой кишлак, расположенный по склону возвышенности. Убогие сакли тесно лепятся одна к другой и одна над другой, образуя несколько уступов (фиг. 3). Кажется, по их плоским крышам можно обойти весь кишлак, не спускаясь на землю. Улицы шириною около сажени. На окраинах приятно зеленеют сады. В Хтае также резиденция амлякдара. Амлякдар молодой, недавно назначенный, типичный узбек (фиг. 2).
На следующий день мы не выехали из Хтая, устроили дневку: необходимо было упаковать собранный материал. Почти целый день прошел за этой работой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7.
Фиг. 1. Ашур Авасбаев. Фиг. 2. Слева - Миркара, справа - амлякдар в кишлаке Хтай
I. В Самарканде
Путешествие по Бухаре я совершил летом 1908 года вместе с товарищем - К. И. Тимофеевым. Мы оба геологи. Геологические исследования служили целью нашей поездки. Восточная Бухара непосредственно прилегает к легендарному Памиру и сама представляет дикую, слабо заселенную горную страну, полную своеобразной прелести.
Исходным пунктом путешествия мы выбрали Самарканд. От него бухарская граница проходит всего верстах в 15. Самарканд - один из наиболее древних городов всей Средней Азии, для которой он служил главным культурным центром. В прошлом - это резиденция сильнейших среднеазиатских владетелей. Особым блеском он был покрыт в царствование великого Тимура. В настоящем - он полон памятниками минувшей славы, полон остатками мусульманского религиозного подвижничества. В нем и его ближайших окрестностях находится свыше 200 могил святых, почитаемых мусульманским миром. Религиозное значение Самарканда поддерживается многочисленными медрессе (высшие мусульманские школы), подготовляющими духовных деятелей для всего Туркестана. Ежегодно значительное количество паломников-мусульман посещает Самарканд для поклонения его святыням. Туристов и ученых-европейцев Самарканд привлекает богатством своих исторических и археологических памятников.
Мне пришлось прожить в Самарканде с 1-го по 20 июля, как раз в самое жаркое время.
Европейская часть города имеет приличный вид. Улицы широкие, шоссированные. По бокам обсажены деревьями, правда, в большинстве довольно чахлыми. С обеих сторон улиц, вдоль тротуаров тянутся маленькие оросительные канавы-арыки. Мутные, грязные воды их имеют быстрое течение. На улицах пыльно. Чтобы умерить пыль, улицы поливают водой арыков. Над их поливкой работают исключительно туземцы. Скинув халат и рубашку, полунагие, они, стоя в арыке, черпалкой разбрызгивают воду на поверхность улицы.
Дома, в силу частых землетрясений, низкие, почти исключительно одноэтажные.
Из культурных учреждений Нового города (так называется европейская часть Самарканда) меня более всего интересовал местный музей. Он находится при областном правлении. Состояние его - одна жалость. Занимает он маленькую комнатку в два окна. Средствами на текущие расходы не располагает никакими. В нем есть очень ценные экземпляры, особенно по местной археологии. Из естественноисторических коллекций лучше других коллекция по геологии. Полезные ископаемые, напр., представлены хорошими штуфами каменного угля, серебросвинцовых руд, серы. Но состояние всех этих коллекций ужасное. Места для их размещения совсем нет. Перед вами груда запыленных вещей, в беспорядке наваленных. Этикетирование почти отсутствует.
Туземный, старый Самарканд типичен. Если откинуть украшающие его медрессе и мечети, то получится картина, в точности повторяющаяся в каждом, большом и маленьком, среднеазиатском городке. Город расположен по пологому склону небольших возвышенностей. Узкие, извилистые улицы идут без всякого порядка. Часты тупики. На улицах полное отсутствие растительности. О мостовых нет и помину. Лёссовая почва образует с поверхности целые залежи тончайшей желтоватой пыли, тучами подымающейся при малейшем движении. Передвигаться по таким улицам - чистое наказание. Пыль окутывает вас с головы до ног, застилает глаза, набивается в уши, нос, хрустит на зубах, раздражает кожу. Улицы здесь не поливаются.
Дома низкие, с плоскими крышами. Ни одного окна, выходящего на улицу. Улицы стиснуты меж высоких заборов, в одну линию с ними иногда располагаются глухие стены домов. И дома и заборы - глинобитные, построены из лёссового теста (смесь лёсса с водою), к которому для большей прочности примешивается немного соломы. В результате утомляющее глаз однообразие красок: серовато-желтая поверхность улицы, серовато-желтые облака пыли, серовато-желтые заборы, и дома того же серовато-желтого цвета. От улицы получается впечатление узкого, с вертикальными стенками, оврага, промытого среди желтоватой лёссовой толщи.
Непременная принадлежность почти каждой улицы - арык. Вся уличная грязь, все отбросы скученного жилого места попадают в арык и уносятся его быстрыми водами. Арыки в среднеазиатском городе - это открытые коллекторы для сплава городских нечистот. Но в то же время их грязная вода предназначается и непосредственно для обывательских желудков.
Достопримечательности Самарканда составляют медрессе и мечети - это замечательнейшие памятники восточного зодчества из периодов наибольшего развития среднеазиатской государственности. На фоне обычных, убогих городских построек эти здания производят потрясающее впечатление своей грандиозностью и богатством творческой фантазии. Строгая выдержанность оригинального стиля, изящные и смелые контуры, разнообразие и красота орнаментики придают им редкую привлекательность. Наружные стены зданий облицованы цветными изразцами, образующими своим сочетанием яркие, чудные рисунки сказочного восточного колорита. Безжалостное время наложило свою тяжелую руку на эти произведения человеческого гения: там полуобрушился купол, тут обвалилась стена, здесь обсыпалась облицовка, но и в теперешнем виде они величественны.
Прекрасные медрессе высятся в центральной части Старого города. Здесь на площади Ригистан, к которой примыкают оживленнейшие рынки Самарканда, расположились три медрессе: Шир-Дор, Тилля-Кари и Мирза-Улуг-Бек. Шир-Дор построена в 1616 г. эмиром Ялангтушем-Багадуром. Это большое четыреугольное здание с внутренним двором. Главный фронтон представляет сплошную высокую стену, покрытую изразцовой мозаикой, с грандиозной аркой посередине. С боков стена ограничивается двумя цилиндрическими колоннами, имеющими заметный наклон в стороны от фронтона. Колонны свыше 20 сажен высотою. По бокам здания два красивых купола. Наклонные колонны придают всему сооружению какую-то легкость, указывая как бы на его неустойчивость. И кажется весьма странным, что столь неустойчивая постройка могла простоять три столетия в городе, подверженном частым и сильным землетрясениям.
Внутри здания двор. Посередине его колодезь. Во двор открываются двери и окна помещений для преподавателей и учащихся. Помещения эти расположены несколькими этажами.
Внутри колонн винтовые лестницы ведут на их плоские вершины. На лестницах полумрак, даже почти совсем темно. Вид на город, открывающийся с вершины колонны, восхитителен. Глаз долгое время не может оторваться от этой чудной картины, залитой яркими солнечными лучами. Поверхность колонны ничем не огорожена. Жутко стоять на ней. Кажется - вот-вот сорвешься с этой высоты. Величавые колонны видали ужасные виды. Во времена ханов они служили местом казни. На их вершины втаскивали приговоренных к смерти и сбрасывали вниз на глазах народной толпы.
У фасада Шир-Дор на площади находится могила святого, огороженная решеткой. По рассказам проводника, святой этот при жизни был подрядчиком, исполнял все предписания Корана и угодил Богу тем, что выстроил на свои средства большую мечеть. Святой весьма чтим. Его могила приносит верующим исцеление. Однако целебная сила святого имеет узкоспециальный характер: им исцеляются лишь болезни мочевого пузыря. Но зато по своей специальности святой помогает как человеку, так и животным. Чтобы получить исцеление, больной - человек, лошадь или ишак - должен трижды обойти вокруг могилы.
Остальные медрессе на Ригистане - Тилля-Кари и Мирза-Улуг-Бек - также великолепны. Но лучшими памятниками былого величия Самарканда являются мечети и медрессе, построенные Тимуром. Особенно приковывает к себе внимание величественная Шах-Зинда (в переводе «живой царь»), расположенная на северо-западной окраине Самарканда, на откосах возвышенности Афросиаба. Здесь в одно целое соединено несколько мечетей, мавзолеев и медрессе. В мечетях и мавзолеях находятся могилы родственников и сподвижников Тимура. Великолепна также полуразрушенная от времени и землетрясений мечеть Биби-ханым, построенная Тимуром в 1399 г. в честь его любимейшей жены. Красив со своим громадным куполом мавзолей над могилой самого Тимура, Гур-Эмир (в переводе «могила повелителя»).
Мусульманские святыни и памятники Самарканда привлекают много паломников и туристов. А где паломники и туристы, там обязательны чичероне. Есть они и в Самарканде, из туземцев, немного знающих по-русски. Как и везде, они страшно навязчивы, нахальны и в сильной степени отравляют то наслаждение, какое доставляет осмотр величественных сооружений.
В Самарканде мы должны были дать полное снаряжение нашей экспедиции. Дорога предстояла далекая, по некультурной, слабо заселенной стране. Все необходимое нужно было захватить с собой. Какой-нибудь пустяк, позабытый в суматохе, мог послужить в дороге источником серьезнейших затруднений. В то же время следовало избежать всего лишнего, ибо в противном случае караван лишился бы подвижности.
Первой заботой было приискать людей. Эта задача решилась без особых затруднений. Нашли переводчика, а он подыскал двух джигитов. Все трое туземцы-сарты. Затем закупили лошадей - 5 голов: двух для себя, одну для переводчика, не имевшего собственной лошади, и двух под вьюки. Джигиты порядились на собственных лошадях. Далее справили сбрую, уздечки, седла, мешки и кошмы для вьюков, куржумы и пр. и пр. и пр., кончая шилом и иглой с нитками. Прикупили кое-что к своему костюму для приспособления его к местным условиям. Запаслись чаем, сахаром, рисом, ложками, кастрюлей… Хлопот было немало.
Приехал бухарский чиновник, командированный состоять при нас во время путешествия. Через несколько дней после его приезда весь караван с товарищем отправился за бухарскую границу в кишлак (селение, деревня) Шут, а я остался в Самарканде с одним джигитом для окончания некоторых дел, надеясь налегке быстро догнать караван. Однако дела задержали почти на неделю. Но вот все кончено и я в дороге.
II. Наша свита
В Шуте меня ожидали с нетерпением. Мой товарищ, бухарский чиновник, переводчик и джигиты - все стремились в путь, всем надоело вынужденное безделье. Встреча была радостная.
Шут - маленький бедный горный кишлак, расположенный близ русско-бухарской границы. Он лежит у подножья Хазрет-Султана, являющегося одной из наиболее высоких вершин Гиссарского хребта. Ослепительно-белая снеговая шапка этого красавца-великана видна издалека. На нем имеется обширный ледник, названный в честь неутомимого исследователя Средней Азии Северцова ледником Северцова. Местоположение Шута живописно. Начинаясь на склонах Хазарет-Султана, бешено мчится речка Ак-Су, глубоко врезывающаяся в горные громады. При кишлаке в нее впадают два ручья; в этом пункте ущелье Ак-Су образует небольшое циркообразное расширение. Здесь-то и приютился кишлачок. Со всех сторон он окружен высокими скалистыми крутыми склонами. Дикая красота ущелья не поддается описанию. Вертикальные известковые скалы, свыше 200 саж. высотою, стискивают маленькую речку, не дают ей простора, и она, бедная, в бессильной злобе ревет и клокочет, и мечется из стороны в сторону, обмывая подножия угрюмых утесов. Снежно-белая пена покрывает ее поверхность, отсюда и самое название Ак-Су (в переводе «белая вода»). Прозрачная вода в речке красивого зеленоватого оттенка. Прихотливое сочетание белизны пены, то тут, то там внезапно появляющейся и вновь исчезающей, с сочной окраской холодной глубины приковывает глаз своей прелестью. На дне ущелья мрачно. Солнечные лучи заглядывают сюда лишь в то время, когда солнышко стоит прямо над ущельем. Особенно тесным, диким и мрачным ущелье становится ниже кишлака.
Караван, ожидая меня, пробыл в Шуте трое суток. В качестве помещения для него была предоставлена мечеть, ибо все сакли в кишлаке маленькие, бедные. Да и мечеть такая же сакля, только попросторнее. Расположена она в стороне от жилых построек на берегу маленькой речки Шут, тут же впадающей в Ак-Су. Вся мечеть состоит из одной просторной полутемной комнаты и примыкающего к ней широкого крытого балкона. На балконе мы и расположились.
Мечети в здешних местах всегда такого типа. Это обычная сакля, лишь больших размеров, без минарета. При остановках в бедных кишлаках нам обыкновенно отводилась мечеть в качестве лучшего помещения всей деревни. На то же указывают в своих описаниях и другие путешественники. Нас данное обстоятельство немало удивляло. Расположить пришельцев, к тому же неверных - «гяуров» - в храме, как-то это совсем не вяжется с ходячим представлением о религиозном фанатизме мусульман.
В Шут я приехал 28-го июля к вечеру, а утром на следующий день мы оставили это живописное местечко. Вся деревня собралась провожать нас. Расплатились за припасы. Порадовали многих маленькими подарками, и пожеланиям доброго пути не было конца. Белобородый аксакал (староста кишлака) убедительно просил через переводчика дать ему удостоверение, что «туря» (господин) остался доволен оказанным ему приемом.
Распростившись со всеми, тронулись в путь целым караваном.
Свита у нас вышла изрядная. Главные лица свиты - переводчик и бухарский чиновник.
Переводчик Ашур Авасбаев - крепкий, жилистый старик, лет под 60-т (фиг. 1). Он добродушен, большой балагур, юморист, но в общем жох-парень. Долго служил в Самарканде полицейским. Кавалер почетного халата. Почетным халатом третьего разряда награжден генерал-губернатором в 1903 году, однако не за полицейские доблести, а за услуги, оказанные туземному населению во время холеры. Человек бывалый. Ездил по Туркестану и Бухаре в качестве переводчика с топографами. Совершил также большое путешествие из Самарканда через Бухару в Кашгар вместе с американцем Помпелли. О полицейской службе рассказывает мало. Зато о путешествиях говорит охотно. «Американ» не сходит с его языка. Надоел нам своим американцем свыше меры. Одни и те же наиболее яркие эпизоды путешествия вспоминает ежедневно. С особой подробностью и воодушевлением Ашур описывает полученные от американца подарки.
У Ашура много достоинств. Во-первых, он толковый переводчик, недурно владеющий русским языком. Во-вторых, он прекрасно применяется к обстоятельствам, умеет овладеть вниманием толпы и вселить доверие как к себе, так и ко всей нашей экспедиции. С туземным населением у нас не было ни одного недоразумения, всюду мы встречали самое дружелюбное отношение и полную готовность, по мере возможности, идти навстречу нашим запросам. Этим обстоятельством в значительной мере мы обязаны были Ашуру. В одном месте он сыплет прибаутками, в другом строго-внушительно повествует истины мусульманской морали, наконец, в третьем затянет характерную мелодию азиатской песни. И всегда кстати.
Во время пребывания нашего каравана в Шуте вечерами против мечети собиралось все мужское население деревни. Старшие садились на землю, образуя круг. В середине помещался Ашур, брал томбра (примитивный музыкальный инструмент) и, перебирая его убогие струны, пел, скорее, тягуче рассказывал, мусульманские былины. Действие этих нехитрых песен на слушателей было потрясающее. Аудитория - все внимание. Старые головы склоняются книзу. На седые бороды капают слезы. Слезы слышатся и в козлином баритоне Ашура. Былина рассказывает о былом величии мусульманства, о богатырях, о победоносных битвах, о грозных владыках Бухары и Самарканда. Как все это непохоже на жалкую, убогую действительность! Ниже и ниже клонятся белые бороды, сильнее капают слезы из воспаленных старых глаз…
А при других условиях начнет дурачиться с ребятишками, поет комические прибаутки. Выходит тоже к месту. Публика покатывается со смеху.
В-третьих, Ашур лихой наездник. Когда я или мой товарищ попадали в критическое положение, Ашур вовремя поспевал на выручку. Вообще, он парень не робкого десятка. Он сопровождал нас всюду, не отставая ни на шаг. Все трудности пути делил с нами не за страх, а за совесть.
Есть у Ашура и недостатки, маленькие и большие. Чисто азиатское тщеславие сильно давало себя знать. Похвастаться и при этом прихвастнуть малую толику Ашур любит. Рассказы о подарках, которыми он был почтен в течение своей жизни, набили нам оскомину с первых же шагов нашего путешествия. К внешним знакам внимания Ашур сильно неравнодушен. Служба у «важного» туря поднимает его на высоту. Посему допустить у окружающих сомнение относительно нашей чиновной солидности - это для него кровная обида. На обратном пути мы проезжали чрез Гузар и остановились здесь отдохнуть в доме для гостей гузарского бека (бек - губернатор). А бек гузарский - брат самого эмира. Бек важный и вся челядь его важная. Я же, нужно правду сказать, в дороге совсем обносился: штаны с дырами, пиджачишка рваный. Вид у меня был совсем непрезентабельный. Обыкновенно, приезжая к бекам, дорожный костюм я снимал и заменял его другим. Но здесь этого не сделал. Не хотелось возиться с переодеванием, тянуло скорее в путь, домой.
И подняли меня на смех бекские чиновники. Да что ж, говорят, это за туря, так - проходимец какой-то. Приходит Ашур темнее тучи. Приносить снятый с вьюка чемодан. «Надевай мундир», - говорит твердо, тоном, не предполагающим возражения.
Ну, думаю, должно быть, бек тащится. Действительно, беку в такой рвани нельзя представиться. Повинуюсь приказанию Ашура, натягиваю новые брюки, надеваю тужурку со светлыми пуговицами и с орденами. Выхожу на терраску встречать важного хозяина. Смотрю, Ашур оживленно беседует с бекскими чиновниками. Тон его какой-то особенный, победный. Немного погодя, подходит ко мне совсем в другом настроении.
«Теперь снимай, больше не нужно. Рогожка надевай и то ничего. Показали себя». Оказалось, демонстрация нашего величия удалась блестяще. И Ашур невыразимо доволен.
Но есть у Ашура и более крупные недостатки. Он покрывает плутни сопровождающего нас бухарского чиновника и, кажется, сам участвует в этих плутнях.
Обязанности Ашура первостепенной важности. Во-первых, он переводчик. Это особа крупная, почти то же, что чиновник. Все сношения с русским туря происходит при его посредстве. И он может наплести все, что ему угодно. А если русский туря важный, то отсюда Бог знает что может выйти… Посему Ашура старались расположить к себе не только мелкие местные власти, вроде амлякдаров, но и сами «губернаторы» - беки.
Во-вторых, на Ашуре лежало верховное наблюдение за всем нашим караваном. Нужно смотреть, чтобы вьюки были привязаны крепко и правильно, чтобы лошади не натирали ран, чтобы уход за ними был правилен. В этой своей роли, в роли караван-баши (начальника каравана) Ашур получал много огорчений. Джигиты не слушались. То ленились, то небрежничали. А ворчания Ашура встречали совсем неласково.
Кроме Ашура, у нас на жалованьи два джигита: Гафар и Кадыр. Гафар - здоровый детина с зверской физиономией. Он немного изъясняется по-русски. Завистлив, злорадный и большой сплетник. Успехи Ашура не дают ему покоя. Как только останется со мной или с моим товарищем вдали от Ашура, сейчас же начинает жужжать. «Гоняй Ашурка. Ашурка языком болтать - аяй мастер, нехороший человек, Бога не боится, лошадь мучит. Гоняй Ашурка, бери меня переводчик». С Кадыром Гафар большой приятель, но и на него сплетничает немилосердно.
Кадыр попроще. На первый взгляд он кажется даже совсем простоватым малым. Однако наружность эта обманчива. Парень с хитрецой. По-русски не изъясняется. Знает лишь несколько отдельных слов. С товарищами балагурит много. Гол как сокол. Очень любит юмористически рассказывать о своих несуществующих богатствах. Сильно ухаживает за бачами, не прочь приволокнуться за встречными цыганками, хотя и не всегда с успехом. При столь симпатичных качествах наши джигиты еще порядочные трусы и непроходимые лентяи. Заставить их что-нибудь сделать - нелегко.
Центральная фигура нашей свиты - это бухарский чиновник Миркара мирза-баши (фиг. 2). Миркара - фамилия, мирза-баши - чин. Чин не важный, всего третий от нижнего конца. Чин первый, соответствующий нашему коллежскому регистратору, это чарагасы, чин второй - джевачи, а чин третий будет мирза-баши. Мал чином наш Миркара, но осанку имеет внушительную, хоть парваначи (соответствует нашему действ. тайному советнику) так впору. Хорошо сложен, роста выше среднего. Черты лица крупные и довольно правильные. Физиономия типично таджикская. Черен как уголь. Осанистая борода, цвета воронового крыла, раз в две недели подкрашивается какой-то туземной мазью. Нрава Миркара общительного, любит пошутить, злобы в нем нет, и нет большой жадности к взяткам. Престиж власти поддерживает больше энергичными выражениями, а к рукоприкладству прибегает редко. Нужно заметить, впрочем, что свою неспособность к мордобитию считает крупной слабостью. «Который чиновник по спинам нагайкой вас хлещет, того вы уважаете, кланяетесь ему, подарки даете, а смирному никакого уважения, слушать не хотите. Дурак - кто вас по мордам не бьет». При крупных разговорах Миркара часто пускает сентенцию такого рода. Русского языка не знает, а на своем не может ни писать, ни читать. Мужчина образованный.
Миркара прикомандирован к нам центральным бухарским правительством, самим куш-беги. Куш-беги после эмира первое лицо в ханстве. На нем лежит непосредственное управление страной. Путешествия по Бухаре очень оригинальны. Бухара - ведь это самостоятельное государство, находящееся в силу «дружеского договора» с 1873 г. под протекторатом России. На путешествие по ней при посредстве российского политического агента испрашивается разрешение от центрального бухарского правительства. Последнее обыкновенно прикомандировывает к экспедиции своего чиновника. После 1868 г., когда Бухара потеряла все свое могущество и превратилась в вассала России, разнообразные экспедиции русских, и отчасти западноевропейцев и даже американцев, устраивались по ней часто. Вначале, когда эмир бухарский еще мечтал о восстановлении своей самостоятельности, центральное бухарское правительство относилось к таким экспедициям крайне подозрительно. И главнейшей задачей сопровождавшего экспедицию чиновника было следить за каждым ее шагом и обо всем извещать куш-беги. Особое внимание обращалось на то, чтобы по возможности не допустить непосредственных сношений членов экспедиции с местным населением.
За членами экспедиции устанавливался постоянный, грубо навязчивый, крайне стеснительный шпионский надзор. В настоящее время обстоятельства резко изменились. О возрождении Бухары мечтать уже не приходится. И у сопровождающих экспедиции чиновников осталась одна функция - забота о нуждах путешественников. При посредстве местного начальства они устраивают ночлег, заботятся о пище, добывают проводников, когда требуется, и лошадей. Нужно отдать справедливость нашему Миркара: свои обязанности он выполнял артистически. Всюду, в самых глухих закоулках для нас был готов и стол и ночлег. Все приготовлялось как бы по щучьему велению. Миркара служил для нас той заколдованной самобранной скатертью, с которой путешествовали некрасовские мужики, отыскивая на Руси счастливца.
О наших нуждах Миркара мирза-баши заботился образцово, но себя при этом отнюдь не забывал. Заурядных жителей кишлаков он не обижал. При остановках в бедных кишлаках у нас ни разу не выходило неприятностей. Обыватели вначале дичились, но их недоверчивое отношение скоро рассеивалось. Нас окружали, затевался разговор, сыпались рассказы, шутки. Нам с охотой доставляли все необходимое, часто собранное по мелочам со всей деревни. При отъезде Миркара добросовестно указывал, кому сколько заплатить. Отъезжали с добрыми пожеланиями. Было ясно: наш наезд, несмотря на присутствие чиновника, не принес огорчения. Другое дело, когда мы попадали к богатым амлякдарам или к бекам. Здесь Миркара охулки на руку не клал. Начинал он с того, что отыскивал какие-либо дефекты в приеме гостей. То постель находил плохою, то требовал для лошадей хороших попон, то уверял, что ячмень лошадям выдан никуда не годный. Одним словом, всегда что-нибудь отыщет. А потом и пойдет, и пойдет: «К вам приехали гости эмира, вот бумага куш-беги. А вы так-то их принимаете». Не только у амлякдаров, но и у беков иногда поджилки тряслись. Затем после грозы наступало успокоение. Миркара затихал. За нашими глазами что-то происходило. Начиналось шептание с Ашуром. Умиротворенный Миркара появлялся совершенно в другом, веселом настроении: свое получил. Но к такого рода героическим средствам нашему чиновнику приходилось прибегать нечасто. По-видимому, и без того знали, что требовалось для достойного приема «гостей эмира» и старались умаслить Миркару, не дожидаясь его напоминания.
По рассказам Миркара, из числа чиновников куш-беги выделены 15 самых умных, служба которых состоит главным образом в том, что они сопровождают русских «туря» (господ) в их разъездах по Бухарскому ханству. При этом его, Миркару, и некоторых других прикомандировывают к более важным, вот к таким, как мы. Из этих рассказов несомненно следовало, во-первых, что наш Миркара мирза-баши умнейший из умных, и, во-вторых, что и мы тоже не лыком шиты.
У Миркара свой джигит - молодой здоровый парень чисто монгольского типа. Порядочная флегма. Миркара и его джигит в прекрасных отношениях. За все путешествие у них не было ни одной размолвки.
Вот какова наша свита. В пути она производит впечатление. Особенно выделяется чиновник. В широком шелковом халате яркого рисунка, с снежно-белой чалмой на голове, он очень импозантен на своем белом хорошем коне. Все встречные ему салютуют, а кто попроще, подходят, берут его руку и, наклоняясь, прикладывают к своему лбу. Джигиты путешествуют также в халатах и чалмах. А вкусивший цивилизации Ашѵр считает, и совершенно правильно, такой костюм для путешествия неподходящим. На нем черный кафтан татарского кроя и глубокая черная шапка с меховой опушкой.
III. Дорога в Кызыл-Имчак. - Горе кызыл-имчакского амлякдара. - Восточный достархан.
Из кишлака Шут наш путь лежал к югу. Следующую ночевку мы назначили верстах в 20, в кишлаке Кызыл-Имчак. Вначале дорога шла по узкому ущелью р. Ак-Су. Восхитительная дорога. Перед нами открывались виды один другого эффектнее. Каждый из них так и просится на картину. К сожалению, из фотографических снимков, снятых мною здесь, ни один не удался. При впадении в Ак-Су речки Куль дорога оставляла живописное ущелье и поднималась на невысокий перевал, чтобы затем спуститься к кишлаку Куль. С перевала открывался великолепный вид на снеговую шапку Хазрет-и-Султана.
В Куле немного отдохнули и поехали дальше. Интересного в этот первый день путешествия по Бухаре было встречено много. То и дело приходилось останавливаться, слезать с лошадей, записывать наблюдения и, постукивая геологическими молотками, собирать материал. Посему наши вьюки шли впереди нас, к месту назначения они прибыли задолго до нашего прибытия. Мы же в Кызыл-Имчак приехали поздно ночью, сильно измученными.
Кызыл-Имчак довольно большой кишлак, расположенный по крутым склонам у подножия значительных возвышенностей. Обилие садов придает ему приятный вид. В нем резиденция амлякдара (начальник волости, волостной старшина), у которого мы и должны были остановиться на ночлег.
У амлякдара нас ждал восточный достархан. Это маленькая скатертка, уставленная различными сластями. «Достархан», собственно, значит платок. В переносном же смысле этим словом называют и то разложенное на платке или скатертке угощение, которым радушный хозяин встречает своих гостей. Чем богаче хозяин и знатнее гость, тем обильнее и разнообразнее достархан. Сласти раскладывались на маленькие блюдечки, число которых иногда доходило до 15, даже до 20. У кызыл-имчакского амлякдара на достархане были сласти местные, бухарские: халва отвердевшая, медовое печение в виде небольших белых катышков, кишмиш, фисташки. К этому присоединялись и более изысканные русские лакомства: конфекты, карамель в засаленных бумажках самарской фабрики и московские галеты. К достархану подан чай, а затем и ужин. Ничего себе, усталым да голодным и совсем хорошо.
Амлякдар в горе, у него большое несчастье. В день нашего приезда он отстранен беком от должности. «Бог с ней, с должностью, - жаловался амлякдар, - должность не так жалко, а убыток большой, совсем разорен». Дело в том, что амлякдарство он получил недавно. Получка же этой должности связана с немалыми расходами на подарки беку и его приближенным. И вот этих-то расходов он не успел вернуть.
Кара его постигла по обычному в здешних местах обстоятельству. Казыл-Имчакское амлякдарство посетил русский капитан, командированный Генеральным штабом для собирания статистических сведений и производства маршрутных съемок. Строгий и требовательный капитан остался недоволен оказанным ему приемом и о своем недовольстве написал шаршаузскому беку. Последний моментально распорядился уволить амлякдара. От капитана досталось не одному амлякдару, он задал страху всему населению. Куда бы ни приезжал, везде оставался недоволен, разносил властей, запугивал обывателей. Жители при его въезде в кишлак разбегались из своих саклей. Затащить кого-либо из них к капитану для дачи нужных ему сведений или для службы в проводниках - доставляло местному начальству громадные хлопоты. Даже приготовить капитану обед далеко не всегда удавалось: негде взять провианта.
Сильно обижен был кызыл-имчакский амлякдар. Ашур и чиновник очень сочувствовали его горю. Охали, вздыхали, много раз передавали нам все подробности капитанского наезда и о чем-то усиленно шептались с амлякдаром. Наконец, по-видимому, придумали способ помочь беде. Выдумка оказалась гениальной и, как все гениальное, чрезвычайно простой. То - «капитан», а наш туря поважнее. Должно быть, - генерал. Капитан недоволен амлякдаром и бек лишил его амлякдарства, а если генерал останется доволен? Не ясно ли, что тогда бек должен возвратить ему свою милость.
Приступили к действиям, стали меня обхаживать. Вначале намеками, а потом и прямо пристали: необходимо заступиться. «Напиши письмо беку, что амлякдар хорошо встречал, и тебя хорошо встречал, и капитана хорошо встречал».
Пришлось поломать голову. Дело сложное, запутанное. Начать с того, что вмешательство во внутренние дела другого государства противоречит добрым международным нравам. Как бы не вызвать дипломатических осложнений. А затем представьте, что мое заступничество возымеет силу и амлякдар будет восстановлен в своих правах. Не поколеблется ли от этого престиж капитана, а вместе с ним и престиж русского оружия?
Подумав, я, как мне показалось, нашел вполне приличный выход из столь трудного положения. Я написал письмо не беку, а капитану, прося последнего положить гнев на милость. Но мой план был жестоко и вполне основательно раскритикован. «Ничего не выйдет. Нужно беку написать».
Сдался, засел и написал беку. Очень дипломатично. Указывал, что, проезжая по его владениям, везде встречал самый радушный прием. А особенно хорош прием был у кызыл-имчакского амлякдара. Просил принять от меня благодарность за содействие моему путешествию. При помощи Ашура ознакомил с письмом чиновника и амлякдара. Письмо понравилось.
На другой день амлякдар, проводивши нас, тотчас же отправился к беку. А мы с товарищем быстро позабыли и дипломатическое письмо, и участь амлякдара. Нам и в голову не приходило, что это письмо может сыграть важную роль в нашем путешествии.
23 июля мы расстались с потерпевшим амлякдаром, а 26 июля, во время ночевки в кишлаке Таш-Курган нас догнало письмо шаршаузского бека. Бек справляется о нашем здоровье и высказывает много забот об удобствах нашего путешествия. Опального амлякдара он восстановил в должности. Действие этого известия на окружающих нас туземцев и на всю нашу свиту было ошеломляющее. Наш престиж мгновенно поднялся на недосягаемую высоту. Добрую половину ночи не прекращалось оживленное обсуждение инцидента. Ай, важный туря, добрый туря!
В дальнейшем, куда бы мы ни приезжали, наша свита прежде всего знакомила окружающих с историей кызыл-имчакского амлякдара, передавая ее, само собою понятно, с большими прикрасами. А потом эта история уже шла впереди нас. Встречавшие нас были осведомлены и о нашей доброте, и о нашем могуществе задолго до нашего появления у них. И сообразно с этими своими сведениями устраивали нам встречу. Более всего от этого выиграл Миркара мирза-баши. Да и Ашур, кажется, сумел использовать сие обстоятельство. Вообще, наше скромное путешествие превратилось почти что в триумфальное шествие.
Из Кызыл-Имчака наш путь лежал через Тамшуш и Аммаган в кишлак Хтай, где была предположена следующая ночевка. Выехали очень поздно, в 10 час. утра, и непрерывно целый день до 8 час. вечера находились в пути. В этот день нам посчастливилось еще более, чем в предыдущий. Предмет чаяний всякого геолога - хорошие окаменелости - попались в нескольких пунктах. Их коллектирование заняло изрядно времени. В Хтай приехали измученные, голодные, томимые жаждой.
Фиг. 3. Кишлак Хтай
В Хтае по нашему приему все было в порядке: расставлен достархан, приготовлен чай и ужин. На достархане, кроме конфект и печений, были предложены фрукты: сладкие яблоки, прекрасный виноград и чудная дыня. Фрукты оказались очень кстати, набросились мы на них с нескрываемым удовольствием. Затем следовал чай и ужин.
Угощение здесь всегда предлагается в указанном порядке. Подавать сласти и чай до обеда - с точки зрения европейских привычек абсурд. Путешественники обыкновенно отмечают странность такого обычая. Но мне он кажется совершенно соответствующим среднеазиатским условиям. Сласти, конфекты и неуклюжее печение оставим в стороне. А чай перед обедом здесь действительно необходим. Зной летнего солнца и сухость воздуха вызывают сильную жажду, для ее утоления приходится в сутки поглощать неимоверное количество влаги. Чувство жажды обыкновенно доминирует над чувством голода. А пока не утолена жажда - трудно проглотить кусок.
Хтай - небольшой кишлак, расположенный по склону возвышенности. Убогие сакли тесно лепятся одна к другой и одна над другой, образуя несколько уступов (фиг. 3). Кажется, по их плоским крышам можно обойти весь кишлак, не спускаясь на землю. Улицы шириною около сажени. На окраинах приятно зеленеют сады. В Хтае также резиденция амлякдара. Амлякдар молодой, недавно назначенный, типичный узбек (фиг. 2).
На следующий день мы не выехали из Хтая, устроили дневку: необходимо было упаковать собранный материал. Почти целый день прошел за этой работой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ