Показание сибирских казаков Милюшина и Батарышкина, бывших в плену у коканцев
А. И. Макшеев. Показание сибирских казаков Милюшина и Батарышкина, бывших в плену у коканцев с 1849 по 1852 год // Вестник Императорского Русского географического общества. Ч. 17. 1856.
В. В. Верещагин. Кокандский солдат. 1873
Коканское владение, начавшее свое быстрое возрастание с конца прошедшего столетия, в настоящее время занимает весь бассейн верхней части течения реки Сыра и по своей силе соперничает с Бухарою, стоявшею прежде во главе всех среднеазиатских владений, образованных узбеками. Несмотря на непосредственное соседство наше с Коканиею, страна эта остается для нас и поныне почти совершенною terra incognita. Единственными источниками географических сведений о ней служат поверхностные и устарелые заметки: Рычкова, основанные, вероятно, на показаниях Миллера и Кушелева, бывших в Ташкенте в 1739 году [«Оренбургская история», изданная в 1759 году, и «Оренбургская топография» - в 1762 году.], Бурнашева и Поспелова, посетивших этот город в 1800 году [«Вестник Императорского Русского географического общества» 1851 года, часть 1-я.], и Назарова, ходившего в Кокан в 1813 году [«Записки Назарова о некоторых народах и землях средней части Азии», изданы отдельною брошюрою в 1821 году.]. К числу этих сочинений должно еще прибавить расспросные статьи о Коканском владении и о дикокаменных киргизах, помещенные в «Записках Императорского Русского географического общества» [Книжки 3-я и 5-я.]. Бедность географической литературы о Кокании побуждает меня сообщить Географическому обществу отобранное мною, в 1852 году, показание от сибирских казаков Милюшина и Батарышкина, бывших в плену с 1849 по 1852 год. Показание это я оставил совершенно в том виде, в каком оно было сделано наблюдательными и сметливыми казаками, а свои пояснения и заметки отнес в примечания.
«30 ноября 1849 года, часу в десятом утра, мы двое (Федор Милюшин и Михайло Батарышкин) да казаки Николай Доможиров, Андрей Коробейников и Андрей Пономарев, всего пять человек, отправились из Улу-тауской станицы [Близ гор Улу-тау, на границе Киргизских степей Сибирского и Оренбургского ведомств.], верст за тридцать, на рыбный промысел на реку Тамду [К северу от Улу-тау.], взяв с собою три телеги, запряженные пятью лошадьми.
На другой день (1-го декабря), миновав реку Сары-тургай (Сюрули-тургай) и приближаясь уже к реке Тамде, мы встретили, часа за два до заката солнца, шайку ак-мечетских хищников, состоявшую человек изо ста киргиз - кипчаковского рода, в числе которых находились батыри Бухарбай [Бухарбай, вместе с коканцами, неоднократно делал набеги на преданных нам киргизов, но в 1853 году оставил коканцев и во время осады Ак-мечети находился при нашем отряде.], Сои, сын известного Байкадама, Сююндук и другие.
Сначала показался только один киргиз, с уверением, что он и его товарищи, оставшиеся сзади, не хищники, а едут на розыск своего табуна; но ближе к нам он подъехать не хотел. Вскоре явилась перед нами вся шайка, которая, объявив, что пришла в наши места для грабежа, требовала, чтобы мы указали ей, где пасутся русские и киргизские табуны. Мы отвечали им наугад, просили нас не тревожить, а между тем загородились телегами. Несмотря на это, хищники бросились на нас, но мы отстреливались до заката солнца. Ночью они спешились и напали на нас со всех сторон, причем двух человек, Коробейникова и Пономарева, убили, взяв головы их в торока, а остальных нас жестоко изранили и захватили в плен. Я, Милюшин, имею четыре раны пиками, одну в ухо и три в поясницу, Батарышкин получил два сабельные удара в голову и четыре удара пиками в бок и в поясницу, а Доможиров был тяжело ранен в голову.
Хищники тащили нас на аркане версты три, потом остановились у одной рытвины и, после совещания, решились доставить нас в Ак-мечеть живыми. Нас посадили на лошадей, связали и отправили с семью киргизами; а остальные поехали по направлению к Улу-тау, для кражи лошадей.
Мы ехали двое суток, а на третьи на сопровождавших нас хищников напало человек сорок преданных русскому правительству киргизов боганалинского рода, под начальством волостного султана Бабира. Киргизы эти ехали в погоню за табуном, угнанным хищническою шайкою после взятия нас в плен. Освободив нас, боганалинцы велели нам ехать прямо на Кичи-тау [К югу от Улу-тау.], где находились их аулы, обещаясь прибыть туда вслед за нами. В это время мы похоронили одну из голов убитых наших товарищей, а другая была доставлена хищниками в Ак-мечеть. Не успели боганалинцы отъехать от нас с версту, как встретились с хищническою шайкою, отбившею их табун, сразились с нею, были разбиты и бежали, а мы опять попали в плен. После этого мы ехали день и ночь, переменяя лошадей из захваченного табуна, и останавливались, только чтоб напоить коней. С нами обращались дорогою весьма дурно.
Мы приехали в Ак-мечеть на восьмой день (19 декабря) после первого захвата нашего в плен [От Улу-тау до Ак-мечети около 450 верст.]. Якуб-бек [Якуб был в то время начальником, или беком Ак-мечети и всего пограничного коканского края по Сыр-дарье ниже Азрета (Туркестана),находясь в зависимости от правителя, или хакима ташкентского.] был доволен грабежом, но бранил киргизов, зачем они не привезли живыми всех пять человек. Из пригнанных лошадей он взял себе половину, а другую разделил между хищниками.
В. Ф. Тимм. Вид крепости Ак-Мечеть (ныне форт Перовский) с левого берега Сырдарьи. 1856
Ак-мечеть имеет вид четырехугольника, величиною с Оренбургское укрепление, находится от реки Сыра саженях во ста, окружена высокою глиняною стеною и рвом; ворота имеет одни, строений немного - не более тридцати. В укреплении есть небольшая медная пушка на лафете; а другая при нас была отправлена впоследствии сюда из Ташкента. Саженях в пятидесяти от Ак-мечети построена слободка, в которой живут женатые. Служащих людей здесь человек двести. Вблизи кочует очень много киргизов, которые занимаются земледелием и скотоводством; но многие из них уходят на лето в наши степи, что им не возбраняется. Окрестные места изрезаны канавами и заросли камышом. Лесу здесь довольно, но строевого нет. [В 1853 году мы имели случай удостовериться в верности описания Ак-мечети, сделанного Милюшиным и Батарышкиным. Это обстоятельство придает особенную цену всему показанию.]
Остатки бывшей коканской крепости Ак-Мечеть внутри форта Перовского. Здесь и далее фото из «Туркестанского альбома» (1871-1872)
На другой день после нашего прибытия в Ак-мечеть нас отправили в Ташкент на двухколесной арбе [Под Ак-мечетью я видел подобные арбы. Они поражают громадностью своих размеров. Диаметр колес имеет не менее сажени, и на столько же простирается расстояние между колесами, или ширина хода арбы. Колеса ничем не окованы и не смазываются.], запряженной парою лошадей, под конвоем есаула и четырех верховых. От Ак-мечети до Туркестана мы ехали по правой стороне реки Сыра песчаною степью [Я ездил от Ак-мечети вверх по правому берегу реки Сыра только до Джюлека. Местность на этом пространстве нельзя сказать, чтоб была песчаная, дорога пролегает большею частью чрез разливы, пашни, луга и леса или кустарник.], далее до Ташкента степью же, но по большой дороге, на которой встречали селения, обнесенные стенами, а от Ташкента до Кокана - по местности гористой, также через селения.
По всей дороге мы видели много пашен, которые обработываются киргизами и жителями городов. Киргизы кочуют во множестве около Ак-мечети, Туркестана, Ташкента и в горах Кара-тау; а около Кокана встречаются больше кипчаки [Кипчаки - один из родов Большой Казачьей орды.]. Пшеница, ячмень, просо и другие роды хлеба и овощей родятся в Кокании с поливкою весьма хорошо [В этом отношении Кокания и низовья реки Сыра имеют одинаковые свойства.]. Хлопчатая бумага разводится с успехом. Жители городов занимаются, сверх того, шелководством и разведением винограда и разных фруктовых деревьев. Лугов в Кокании мы не видали [Берега Аму и Сыр-дарьи весьма скудны лугами; только там, где они понимаются по временам водою, образуется нечто похожее на луга, хотя камыш почти всегда заглушает другие травы. Таковы, между прочим, луга по дороге из Ак-мечети в Джюлек. Вдали от воды среднеазиатские степи не представляют вовсе лугов.]. Для корма скота сеют траву джюнюриочка, которую собирают 3, 4 и 5 раз в год [В низовьях реки Сыра травосеяние еще не существует.]. Из домашнего скота особенно много верблюдов [В низовьях реки Сыра, напротив того, земледельцы (изенчи) совсем не держат верблюдов, для которых, по их замечаниям, сыр-дарьинские травы весьма вредны.]. Лесов мы также не встречали; но в городах и селениях есть саженные деревья: осина, тальник и фруктовые [По берегу реки Сыра, от Ак-мечети до Джюлека, встречаются довольно обширные леса, лиственные, состоящие из джиды (дикого финика), и хвойные - из саксаула, джангыла, джюзгуна и других местных деревьев или кустарников; местами попадается даже тополь. Далее, по мере удаления ташкентской дороги от Сыр-дарьи, и вообще в степных местах Кокании, очень вероятно, что кроме хвойных кустарников нет ничего; но вероятно также, что в горах, и особенно около верховий Сыра, находятся леса, может быть, даже строевые. В восточной части Кокании Милюшин и Батарышкин не были.].
Туркестан. Вид на мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави
На седьмой день по отбытии из Ак-мечети (17-го декабря) мы прибыли в Туркестан (Азрет) и пробыли там сутки. Город этот имеет более тысячи домов, окружен стеною, которая во многих местах развалилась, и населен большею частью беглыми из разных стран. Один сибирский казак, по имени Алексей Пыжиков, служит там сотником (юз-баши) у пушек.
Город Чемкет, лежащий на дороге между Туркестаном и Ташкентом, имеет версты две в длину и окружен арочною стеною.
Чимкент. Вид на цитадель
В Ташкент мы приехали на шестой или седьмой день по выезде из Туркестана (24 или 25 декабря). Город этот, первый в Кокании по торговле, имеет верст семь в длину и до 80 т. жителей. Стена вокруг него содержится в исправности. Ташкентский правитель, или хаким, ежегодно платит коканскому хану зякет в 80 т. тиллей и, сверх того, делает тартуг (подарки). Золотая тилли равняется 4 рублям серебром, серебряная теньга - 20 копейкам серебром, и медная пул - 3 копейкам ассигнациями. Зякет и тартуг хаким возит сам или отсылает с пансад-башою (пятисотенным начальником) и юз-башами. В обоих случаях и то, и другое вручается двум саркерам (хранителям ханской казны, или казначеям), которые представляют их хану чрез мин-баши (тысячник, первое лице после хана). Незадолго до нашего приезда, ташкентский хаким, Куш-бек Нурмугамет, уехал с тартугом в Кокан; поэтому на другой же день нас отправили туда. [Чиновник Азиатского департамента коллежский асессор Бонч-Осмоловский в своих неизданных заметках о коканском владычестве в низовьях реки Сыра до 1853 года между прочим говорит, что «хакимы, или правители, коканских областей усиливаются часто до того, что ограничивают свою зависимость от хана только одним взносом зякета. Для усмирения или отрешения их, хан бывает иногда принужден прибегать к оружию». В 1852 году, как увидим ниже, между ташкентским ханом [Хакимом. - rus_turk.] и коканским ханом завязалась открытая война. Далее г. Осмоловский замечает, что «хакимам подчиняются беки, или начальники городов с их округами. Беки не имеют никаких прямых сношений с высшим коканским правительством, и часто перевороты в ханстве не обнаруживают на них никакого влияния, если от этих переворотов уцелеет их хаким».]
Ташкент. Часть города, прилегающая к медресе Бекляр-беги
Мы ехали чрез укрепленные города Тай-тюбя и Теляу и неукрепленный Шайдан и переправились на пароме через реку Сыр-дарью, которая имеет в этом месте около версты ширины и значительную глубину. Паром тащили лошади, пущенные вплавь. Признаков судоходства на реке мы не заметили.
Нас привезли в Кокан на пятые сутки после выезда из Ташкента (29 или 30 декабря) и доставили сначала в полицию, а потом к хану.
Коканский хан Худаяр (Худай-Ирали-хан), племянник хана Мугаммед-Галия, убитого бухарским эмиром, когда последний завладел, лет восемь тому назад, Коканом, имеет от роду 24 года. По молодости хана, тесть его, мин-баши Мусульман-кул, самоуправно распоряжается всеми делами Кокании. Он отличается умом, строгостью и верным исполнением шариата. Происходя из кипчаков, Мусульман-кул роздал важнейшие места в ханстве своим однородцам, хотя прежде управление находилось в руках сартов и хотя сам хан сарт. [Милюшин и Батарышкин называют сартами всех оседлых коканцев, не различая ни узбеков, ни таджеков. Коканский хан родом из узбеков.]
Бо́льшая часть хакимов и беков - кипчаки, как, например, в Ташкенте Куш-бек Нурмугаммед, в Туркестане Назар-бек, в Хаджанте Минбай, в Уратюпе Ися-бек и в Маргулане Куш-бек-Утебай. [С 1852 года произошли значительные перевороты в составе управления Кокании; Мусульман-кул давно уже потерял свое место и значение.] Кипчаки переселились в города лет восемь тому назад. Они мало разнятся от сартов. Из иностранцев в Кокании более всего бухарцев; есть также индейцы, кашгарцы, авганцы и евреи. Последние находятся в презрении. Индейцы большею частью ростовщики, а евреи - красильщики. [О дикокаменных киргизах, или бурутах, и о каракалпаках Милюшин и Батарышкин не сообщили ничего.]
По соображениям нашим, от Ак-мечети до Туркестана должно полагать 350 верст, от Туркестана до Ташкента - 272 и, наконец, от Ташкента до Кокана 192. От Кокана считается до Уратюпя 192 версты, до Маргулана 56 и до Намангана 48.
К хану был представлен один только Доможиров, а мы стояли в это время на ханском дворе. Киргизы, сопровождавшие нас от Ак-мечети до Кокана, уверяли хана, будто бы во время их набега за ними гнались казаки, но они убили двадцать пять из них, а трех, т. е. нас, захватили живыми. Хан дал им по халату, а мин-баше Мусульман-кулу приказал обрить нам головы и передать нас раису (верховному мулле), для обращения в мусульманскую веру. Вопреки, однако, совета наших единоверцев русских, находящихся в Кокане, мы двое суток не соглашались на бритье головы, наконец на третьи уступили силе. Нас обрили, перерядили в азиатское платье и передали раису.
Коканд. Медресе Мадалихана, воздвигнутое в 1827 г.
В самом Кокане беглых русских и татар будет около ста человек. Они встречаются и в других городах, и особенно в Ташкенте, где их даже более, чем в Кокане. Многие из русских состоят в ханской службе, но все втайне соблюдают православную веру и желают возвратиться на родину; их удерживает только боязнь наказания. Из них мы помним имена: Степана Аверьянова, который служит юз-башою у орудий, Ивана Кузнецова, семиполатинского купеческого сына, занимающегося торговлею, казака Ефима Мусова, солдата Митрофана Демина и казака Петра Коновалова.
У раиса мы прожили месяца два (январь и февраль 1850 года). Там нас содержали хорошо, хотя и под присмотром, и, между прочим, учили по-татарски; но обрезаться мы не соглашались, а когда, после двухнедельной болезни, раис умер, мы ушли из его дома на волю и поселились у Степана Аверьянова, где жили месяца два или три (с марта 1850 года).
Приказчик купца Пичугина Иван Крестьянинов, приехавший в это время из Петропавловска, одел нас, дал под расписку триста рублей ассигнациями и просил саркера Сафыр-бая взять за нас выкуп;: но тот не согласился. Тогда он думал отправить нас потихоньку в Россию с своими работниками; но Иван Кузнецов не пустил. В мае месяце Крестьянинов отправился с караваном обратно в Петропавловск. Мы послали с ним прошение к генерал-губернатору Западной Сибири об освобождении нас из плена. После этого отправился я, Михайла Батарышкин, вместе с Иваном Кузнецовым в Ташкент просить вспомоществования, для возвращения на родину, у приказчика купца Зубова, Семена Ключарева, пользующегося там большим уважением и известного под именем Семен-бая (богатого Семена), и привез от него сто рублей ассигнациями. Мы продали свою одежду, и у нас составилось, таким образом, рублей пятьсот денег, на которые купили трех лошадей и разных товаров и бежали из Кокана. К нам присоединились еще двое русских, выдававших себя за пленных: мещанин Николай Аршинов и Федор Аверьянов, брат Степана. Мы ехали под видом купцов, через города Шайдан, Кара-Китай и Сайрам на Аулье-та, откуда отправились степью. Это было в июне месяце 1850 года. В степи мы пришли на безводное место, три дня не имели воды, и из пяти лошадей у нас пало три. Тогда мы решились вернуться в Аулье-та, продать там свои товары, купить лошадей и нанять вожака к Петропавловску или Семиполатинску.
Чрез двое суток мы дошли до реки Таласа и далее следовали вдоль по ней к Аулье-та двадцать суток: нас задерживала болезнь Доможирова и Аршинова. Во время дороги пили чай и за неимением пищи принуждены были зарезать одну из оставшихся у нас двух лошадей, а на другой везли товары.
Аулие-Ата. Развалины цитадели
Не доходя за версту до Аулье-та, встретился нам бек этого укрепления и спросил, что мы за люди. Мы отвечали, что купцы, и что нас ограбили киргизы. Тогда он велел нас накормить в ближайшем ауле. Между тем он получил в это время известие о нашем бегстве, о котором донес Иван Кузнецов. Кузнецов желал сам с нами ехать, чтобы получить прощение на родине, и, вероятно, поэтому донес на нас.
В Аулье-та нас схватили и посадили в яму, где мы просидели двенадцать суток; потом нас заковали и повезли на подводах в Ташкент, в который мы прибыли на четвертый день.
В Ташкенте нас представили к Куш-беку. Один саркер, присутствовавший при этом, советовал нас убить. Куш-бек послал его к кадию спросить, не противно ли это будет закону, и получил ответ посадить нас в яму, где мы просидели сто пять дней и все это время питались подаяниями Ключарева.
Куш-бек, выпустив нас на свободу, взял к себе в службу; но на самом деле мы не имели никаких обязанностей. Нам не давали даже ружей, и мы находились постоянно под присмотром В это время умер Доможиров, постоянно страдавший от ран, нанесенных ему киргизами при взятии нас в плен. Во время нахождения нашего при Куш-беке, нам удалось видеть, как льют там пушки. Этим занимается один только мастер в целом крае, родом из персиян. Мастерская его была сначала в Кокане; но потом он перенес ее в Ташкент.
В Кокании каждый простой воин получает по одному тилли (4 р. сер.) в месяц жалованья; а на время похода ему дают еще лошадь и оружие. Начальники же - пансад-баши (пятисотенные), юз-баши (сотники), пенджа-баши (пятидесятники) и дяч-баши (десятники) определенного жалованья не имеют. Воины вооружены различно: найзадары имеют только одни пики, мергени - ружья, батыри - сабли. Шамхалы, или крепостные ружья, возятся на верблюдах.
В мае прошлого 1851 года мы вторично подали прошение, об освобождении нас из плена, генерал-губернатору Западной Сибири и оренбургскому военному губернатору и послали их с приказчиком Ключаревым. Ключарев вернулся в Ташкент в декабре месяце. Куш-бек отдал нас ему, сначала без всякого выкупа, за одни подарки; но в это время караван-баш Агилды, которого генерал-губернатор Западной Сибири хотел задержать в России, покуда мы не будем возвращены, убеждал Куш-бека отдать нас ему, для препровождения в Россию; в противном случае советовал требовать с Ключарева побольше денег. Пичугинский приказчик тоже хотел, чтобы нас отдали ему. Ключарев нашелся вынужденным заплатить Куш-беку выкуп. Мы выехали из Ташкента с караваном 24 апреля 1852 года, следовали чрез город Туркестан, озеро Теле-куль и степью на реки Джиланчик и Тургай и прибыли в Оренбургское укрепление 26 мая, в Орскую крепость 15 июля и в Оренбург 20. Ключарев остался в Ташкенте. [Ключарев прибыл в Оренбург вслед за Милюшиным и Батарышкиным. Показание его, по всей вероятности, не менее любопытно; но, к сожалению, оно остается в неизвестности.]
Во время пребывания нашего в Кокании в 1850 и 1851 годах, хан ежегодно, раз по пяти, ходил в поход для усмирения бека города Уратюпя, который не хотел ему повиноваться, но каждый раз возвращался без успеха, потому что город Уратюпя защищен хорошею крепостью. Наконец, нынешнею зимою, бек покорился хану добровольно.
В нынешнем 1852 году между коканским ханом и ташкентским хакимом произошло несогласие, поводом к которому было следующее обстоятельство. В январе месяце Куш-бек ездил в Кокан с тартугом. Во время его отсутствия в Туркестане и Ташкенте составился заговор побить кипчаков, завладевших всеми должностями в ханстве. Заговор был открыт, и в Туркестане казнили человек двести, а в Ташкенте человек двадцать. Замешанный в этом деле Мурза-баши, первый чиновник при Куш-беке, отправлен был на суд в Кокан. Тогда Мурза-баши донес мин-баше Мусульнан-кулу, что Куш-бек и два саркера, принимавшие от него тартуг в казну, утаили в свою пользу значительную часть подарков. Саркеры, боясь наказания, бежали в Ташкент вместе с сыном Куш-бека. Хан потребовал их выдачи; но Куш-бек отказал ему в повиновении, пока не будет удален Мусульман-кул. В феврале хан, с сорока тысячами войска, осадил Ташкент, в котором оборонялось тысяч пятнадцать. У коканцев было двенадцать орудий, а у ташкентцев восемь; но с переходом беков городов Уратюпа, Ходжанта и Маргулана из коканского лагеря в город у обеих сторон осталось по равному числу орудий - по десяти. Хан, простояв перед Ташкентом шестнадцать дней, во время которых стреляли из пушек и с той и с другой стороны, вернулся назад; но в Ташкенте, перед нашим отъездом, ожидали вторичной осады».
А. МАКШЕЕВ
Д. чл. Общ.
Того же автора: https://rus-turk.livejournal.com/621640.html
О Ташкенте, Туркестане, Чимкенте, Ак-Мечети (Перовске), Аулие-Ата, Джулеке и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
О Коканде и других населенных пунктах Ферганской области:
https://rus-turk.livejournal.com/593631.html
В. В. Верещагин. Кокандский солдат. 1873
Коканское владение, начавшее свое быстрое возрастание с конца прошедшего столетия, в настоящее время занимает весь бассейн верхней части течения реки Сыра и по своей силе соперничает с Бухарою, стоявшею прежде во главе всех среднеазиатских владений, образованных узбеками. Несмотря на непосредственное соседство наше с Коканиею, страна эта остается для нас и поныне почти совершенною terra incognita. Единственными источниками географических сведений о ней служат поверхностные и устарелые заметки: Рычкова, основанные, вероятно, на показаниях Миллера и Кушелева, бывших в Ташкенте в 1739 году [«Оренбургская история», изданная в 1759 году, и «Оренбургская топография» - в 1762 году.], Бурнашева и Поспелова, посетивших этот город в 1800 году [«Вестник Императорского Русского географического общества» 1851 года, часть 1-я.], и Назарова, ходившего в Кокан в 1813 году [«Записки Назарова о некоторых народах и землях средней части Азии», изданы отдельною брошюрою в 1821 году.]. К числу этих сочинений должно еще прибавить расспросные статьи о Коканском владении и о дикокаменных киргизах, помещенные в «Записках Императорского Русского географического общества» [Книжки 3-я и 5-я.]. Бедность географической литературы о Кокании побуждает меня сообщить Географическому обществу отобранное мною, в 1852 году, показание от сибирских казаков Милюшина и Батарышкина, бывших в плену с 1849 по 1852 год. Показание это я оставил совершенно в том виде, в каком оно было сделано наблюдательными и сметливыми казаками, а свои пояснения и заметки отнес в примечания.
«30 ноября 1849 года, часу в десятом утра, мы двое (Федор Милюшин и Михайло Батарышкин) да казаки Николай Доможиров, Андрей Коробейников и Андрей Пономарев, всего пять человек, отправились из Улу-тауской станицы [Близ гор Улу-тау, на границе Киргизских степей Сибирского и Оренбургского ведомств.], верст за тридцать, на рыбный промысел на реку Тамду [К северу от Улу-тау.], взяв с собою три телеги, запряженные пятью лошадьми.
На другой день (1-го декабря), миновав реку Сары-тургай (Сюрули-тургай) и приближаясь уже к реке Тамде, мы встретили, часа за два до заката солнца, шайку ак-мечетских хищников, состоявшую человек изо ста киргиз - кипчаковского рода, в числе которых находились батыри Бухарбай [Бухарбай, вместе с коканцами, неоднократно делал набеги на преданных нам киргизов, но в 1853 году оставил коканцев и во время осады Ак-мечети находился при нашем отряде.], Сои, сын известного Байкадама, Сююндук и другие.
Сначала показался только один киргиз, с уверением, что он и его товарищи, оставшиеся сзади, не хищники, а едут на розыск своего табуна; но ближе к нам он подъехать не хотел. Вскоре явилась перед нами вся шайка, которая, объявив, что пришла в наши места для грабежа, требовала, чтобы мы указали ей, где пасутся русские и киргизские табуны. Мы отвечали им наугад, просили нас не тревожить, а между тем загородились телегами. Несмотря на это, хищники бросились на нас, но мы отстреливались до заката солнца. Ночью они спешились и напали на нас со всех сторон, причем двух человек, Коробейникова и Пономарева, убили, взяв головы их в торока, а остальных нас жестоко изранили и захватили в плен. Я, Милюшин, имею четыре раны пиками, одну в ухо и три в поясницу, Батарышкин получил два сабельные удара в голову и четыре удара пиками в бок и в поясницу, а Доможиров был тяжело ранен в голову.
Хищники тащили нас на аркане версты три, потом остановились у одной рытвины и, после совещания, решились доставить нас в Ак-мечеть живыми. Нас посадили на лошадей, связали и отправили с семью киргизами; а остальные поехали по направлению к Улу-тау, для кражи лошадей.
Мы ехали двое суток, а на третьи на сопровождавших нас хищников напало человек сорок преданных русскому правительству киргизов боганалинского рода, под начальством волостного султана Бабира. Киргизы эти ехали в погоню за табуном, угнанным хищническою шайкою после взятия нас в плен. Освободив нас, боганалинцы велели нам ехать прямо на Кичи-тау [К югу от Улу-тау.], где находились их аулы, обещаясь прибыть туда вслед за нами. В это время мы похоронили одну из голов убитых наших товарищей, а другая была доставлена хищниками в Ак-мечеть. Не успели боганалинцы отъехать от нас с версту, как встретились с хищническою шайкою, отбившею их табун, сразились с нею, были разбиты и бежали, а мы опять попали в плен. После этого мы ехали день и ночь, переменяя лошадей из захваченного табуна, и останавливались, только чтоб напоить коней. С нами обращались дорогою весьма дурно.
Мы приехали в Ак-мечеть на восьмой день (19 декабря) после первого захвата нашего в плен [От Улу-тау до Ак-мечети около 450 верст.]. Якуб-бек [Якуб был в то время начальником, или беком Ак-мечети и всего пограничного коканского края по Сыр-дарье ниже Азрета (Туркестана),находясь в зависимости от правителя, или хакима ташкентского.] был доволен грабежом, но бранил киргизов, зачем они не привезли живыми всех пять человек. Из пригнанных лошадей он взял себе половину, а другую разделил между хищниками.
В. Ф. Тимм. Вид крепости Ак-Мечеть (ныне форт Перовский) с левого берега Сырдарьи. 1856
Ак-мечеть имеет вид четырехугольника, величиною с Оренбургское укрепление, находится от реки Сыра саженях во ста, окружена высокою глиняною стеною и рвом; ворота имеет одни, строений немного - не более тридцати. В укреплении есть небольшая медная пушка на лафете; а другая при нас была отправлена впоследствии сюда из Ташкента. Саженях в пятидесяти от Ак-мечети построена слободка, в которой живут женатые. Служащих людей здесь человек двести. Вблизи кочует очень много киргизов, которые занимаются земледелием и скотоводством; но многие из них уходят на лето в наши степи, что им не возбраняется. Окрестные места изрезаны канавами и заросли камышом. Лесу здесь довольно, но строевого нет. [В 1853 году мы имели случай удостовериться в верности описания Ак-мечети, сделанного Милюшиным и Батарышкиным. Это обстоятельство придает особенную цену всему показанию.]
Остатки бывшей коканской крепости Ак-Мечеть внутри форта Перовского. Здесь и далее фото из «Туркестанского альбома» (1871-1872)
На другой день после нашего прибытия в Ак-мечеть нас отправили в Ташкент на двухколесной арбе [Под Ак-мечетью я видел подобные арбы. Они поражают громадностью своих размеров. Диаметр колес имеет не менее сажени, и на столько же простирается расстояние между колесами, или ширина хода арбы. Колеса ничем не окованы и не смазываются.], запряженной парою лошадей, под конвоем есаула и четырех верховых. От Ак-мечети до Туркестана мы ехали по правой стороне реки Сыра песчаною степью [Я ездил от Ак-мечети вверх по правому берегу реки Сыра только до Джюлека. Местность на этом пространстве нельзя сказать, чтоб была песчаная, дорога пролегает большею частью чрез разливы, пашни, луга и леса или кустарник.], далее до Ташкента степью же, но по большой дороге, на которой встречали селения, обнесенные стенами, а от Ташкента до Кокана - по местности гористой, также через селения.
По всей дороге мы видели много пашен, которые обработываются киргизами и жителями городов. Киргизы кочуют во множестве около Ак-мечети, Туркестана, Ташкента и в горах Кара-тау; а около Кокана встречаются больше кипчаки [Кипчаки - один из родов Большой Казачьей орды.]. Пшеница, ячмень, просо и другие роды хлеба и овощей родятся в Кокании с поливкою весьма хорошо [В этом отношении Кокания и низовья реки Сыра имеют одинаковые свойства.]. Хлопчатая бумага разводится с успехом. Жители городов занимаются, сверх того, шелководством и разведением винограда и разных фруктовых деревьев. Лугов в Кокании мы не видали [Берега Аму и Сыр-дарьи весьма скудны лугами; только там, где они понимаются по временам водою, образуется нечто похожее на луга, хотя камыш почти всегда заглушает другие травы. Таковы, между прочим, луга по дороге из Ак-мечети в Джюлек. Вдали от воды среднеазиатские степи не представляют вовсе лугов.]. Для корма скота сеют траву джюнюриочка, которую собирают 3, 4 и 5 раз в год [В низовьях реки Сыра травосеяние еще не существует.]. Из домашнего скота особенно много верблюдов [В низовьях реки Сыра, напротив того, земледельцы (изенчи) совсем не держат верблюдов, для которых, по их замечаниям, сыр-дарьинские травы весьма вредны.]. Лесов мы также не встречали; но в городах и селениях есть саженные деревья: осина, тальник и фруктовые [По берегу реки Сыра, от Ак-мечети до Джюлека, встречаются довольно обширные леса, лиственные, состоящие из джиды (дикого финика), и хвойные - из саксаула, джангыла, джюзгуна и других местных деревьев или кустарников; местами попадается даже тополь. Далее, по мере удаления ташкентской дороги от Сыр-дарьи, и вообще в степных местах Кокании, очень вероятно, что кроме хвойных кустарников нет ничего; но вероятно также, что в горах, и особенно около верховий Сыра, находятся леса, может быть, даже строевые. В восточной части Кокании Милюшин и Батарышкин не были.].
Туркестан. Вид на мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави
На седьмой день по отбытии из Ак-мечети (17-го декабря) мы прибыли в Туркестан (Азрет) и пробыли там сутки. Город этот имеет более тысячи домов, окружен стеною, которая во многих местах развалилась, и населен большею частью беглыми из разных стран. Один сибирский казак, по имени Алексей Пыжиков, служит там сотником (юз-баши) у пушек.
Город Чемкет, лежащий на дороге между Туркестаном и Ташкентом, имеет версты две в длину и окружен арочною стеною.
Чимкент. Вид на цитадель
В Ташкент мы приехали на шестой или седьмой день по выезде из Туркестана (24 или 25 декабря). Город этот, первый в Кокании по торговле, имеет верст семь в длину и до 80 т. жителей. Стена вокруг него содержится в исправности. Ташкентский правитель, или хаким, ежегодно платит коканскому хану зякет в 80 т. тиллей и, сверх того, делает тартуг (подарки). Золотая тилли равняется 4 рублям серебром, серебряная теньга - 20 копейкам серебром, и медная пул - 3 копейкам ассигнациями. Зякет и тартуг хаким возит сам или отсылает с пансад-башою (пятисотенным начальником) и юз-башами. В обоих случаях и то, и другое вручается двум саркерам (хранителям ханской казны, или казначеям), которые представляют их хану чрез мин-баши (тысячник, первое лице после хана). Незадолго до нашего приезда, ташкентский хаким, Куш-бек Нурмугамет, уехал с тартугом в Кокан; поэтому на другой же день нас отправили туда. [Чиновник Азиатского департамента коллежский асессор Бонч-Осмоловский в своих неизданных заметках о коканском владычестве в низовьях реки Сыра до 1853 года между прочим говорит, что «хакимы, или правители, коканских областей усиливаются часто до того, что ограничивают свою зависимость от хана только одним взносом зякета. Для усмирения или отрешения их, хан бывает иногда принужден прибегать к оружию». В 1852 году, как увидим ниже, между ташкентским ханом [Хакимом. - rus_turk.] и коканским ханом завязалась открытая война. Далее г. Осмоловский замечает, что «хакимам подчиняются беки, или начальники городов с их округами. Беки не имеют никаких прямых сношений с высшим коканским правительством, и часто перевороты в ханстве не обнаруживают на них никакого влияния, если от этих переворотов уцелеет их хаким».]
Ташкент. Часть города, прилегающая к медресе Бекляр-беги
Мы ехали чрез укрепленные города Тай-тюбя и Теляу и неукрепленный Шайдан и переправились на пароме через реку Сыр-дарью, которая имеет в этом месте около версты ширины и значительную глубину. Паром тащили лошади, пущенные вплавь. Признаков судоходства на реке мы не заметили.
Нас привезли в Кокан на пятые сутки после выезда из Ташкента (29 или 30 декабря) и доставили сначала в полицию, а потом к хану.
Коканский хан Худаяр (Худай-Ирали-хан), племянник хана Мугаммед-Галия, убитого бухарским эмиром, когда последний завладел, лет восемь тому назад, Коканом, имеет от роду 24 года. По молодости хана, тесть его, мин-баши Мусульман-кул, самоуправно распоряжается всеми делами Кокании. Он отличается умом, строгостью и верным исполнением шариата. Происходя из кипчаков, Мусульман-кул роздал важнейшие места в ханстве своим однородцам, хотя прежде управление находилось в руках сартов и хотя сам хан сарт. [Милюшин и Батарышкин называют сартами всех оседлых коканцев, не различая ни узбеков, ни таджеков. Коканский хан родом из узбеков.]
Бо́льшая часть хакимов и беков - кипчаки, как, например, в Ташкенте Куш-бек Нурмугаммед, в Туркестане Назар-бек, в Хаджанте Минбай, в Уратюпе Ися-бек и в Маргулане Куш-бек-Утебай. [С 1852 года произошли значительные перевороты в составе управления Кокании; Мусульман-кул давно уже потерял свое место и значение.] Кипчаки переселились в города лет восемь тому назад. Они мало разнятся от сартов. Из иностранцев в Кокании более всего бухарцев; есть также индейцы, кашгарцы, авганцы и евреи. Последние находятся в презрении. Индейцы большею частью ростовщики, а евреи - красильщики. [О дикокаменных киргизах, или бурутах, и о каракалпаках Милюшин и Батарышкин не сообщили ничего.]
По соображениям нашим, от Ак-мечети до Туркестана должно полагать 350 верст, от Туркестана до Ташкента - 272 и, наконец, от Ташкента до Кокана 192. От Кокана считается до Уратюпя 192 версты, до Маргулана 56 и до Намангана 48.
К хану был представлен один только Доможиров, а мы стояли в это время на ханском дворе. Киргизы, сопровождавшие нас от Ак-мечети до Кокана, уверяли хана, будто бы во время их набега за ними гнались казаки, но они убили двадцать пять из них, а трех, т. е. нас, захватили живыми. Хан дал им по халату, а мин-баше Мусульман-кулу приказал обрить нам головы и передать нас раису (верховному мулле), для обращения в мусульманскую веру. Вопреки, однако, совета наших единоверцев русских, находящихся в Кокане, мы двое суток не соглашались на бритье головы, наконец на третьи уступили силе. Нас обрили, перерядили в азиатское платье и передали раису.
Коканд. Медресе Мадалихана, воздвигнутое в 1827 г.
В самом Кокане беглых русских и татар будет около ста человек. Они встречаются и в других городах, и особенно в Ташкенте, где их даже более, чем в Кокане. Многие из русских состоят в ханской службе, но все втайне соблюдают православную веру и желают возвратиться на родину; их удерживает только боязнь наказания. Из них мы помним имена: Степана Аверьянова, который служит юз-башою у орудий, Ивана Кузнецова, семиполатинского купеческого сына, занимающегося торговлею, казака Ефима Мусова, солдата Митрофана Демина и казака Петра Коновалова.
У раиса мы прожили месяца два (январь и февраль 1850 года). Там нас содержали хорошо, хотя и под присмотром, и, между прочим, учили по-татарски; но обрезаться мы не соглашались, а когда, после двухнедельной болезни, раис умер, мы ушли из его дома на волю и поселились у Степана Аверьянова, где жили месяца два или три (с марта 1850 года).
Приказчик купца Пичугина Иван Крестьянинов, приехавший в это время из Петропавловска, одел нас, дал под расписку триста рублей ассигнациями и просил саркера Сафыр-бая взять за нас выкуп;: но тот не согласился. Тогда он думал отправить нас потихоньку в Россию с своими работниками; но Иван Кузнецов не пустил. В мае месяце Крестьянинов отправился с караваном обратно в Петропавловск. Мы послали с ним прошение к генерал-губернатору Западной Сибири об освобождении нас из плена. После этого отправился я, Михайла Батарышкин, вместе с Иваном Кузнецовым в Ташкент просить вспомоществования, для возвращения на родину, у приказчика купца Зубова, Семена Ключарева, пользующегося там большим уважением и известного под именем Семен-бая (богатого Семена), и привез от него сто рублей ассигнациями. Мы продали свою одежду, и у нас составилось, таким образом, рублей пятьсот денег, на которые купили трех лошадей и разных товаров и бежали из Кокана. К нам присоединились еще двое русских, выдававших себя за пленных: мещанин Николай Аршинов и Федор Аверьянов, брат Степана. Мы ехали под видом купцов, через города Шайдан, Кара-Китай и Сайрам на Аулье-та, откуда отправились степью. Это было в июне месяце 1850 года. В степи мы пришли на безводное место, три дня не имели воды, и из пяти лошадей у нас пало три. Тогда мы решились вернуться в Аулье-та, продать там свои товары, купить лошадей и нанять вожака к Петропавловску или Семиполатинску.
Чрез двое суток мы дошли до реки Таласа и далее следовали вдоль по ней к Аулье-та двадцать суток: нас задерживала болезнь Доможирова и Аршинова. Во время дороги пили чай и за неимением пищи принуждены были зарезать одну из оставшихся у нас двух лошадей, а на другой везли товары.
Аулие-Ата. Развалины цитадели
Не доходя за версту до Аулье-та, встретился нам бек этого укрепления и спросил, что мы за люди. Мы отвечали, что купцы, и что нас ограбили киргизы. Тогда он велел нас накормить в ближайшем ауле. Между тем он получил в это время известие о нашем бегстве, о котором донес Иван Кузнецов. Кузнецов желал сам с нами ехать, чтобы получить прощение на родине, и, вероятно, поэтому донес на нас.
В Аулье-та нас схватили и посадили в яму, где мы просидели двенадцать суток; потом нас заковали и повезли на подводах в Ташкент, в который мы прибыли на четвертый день.
В Ташкенте нас представили к Куш-беку. Один саркер, присутствовавший при этом, советовал нас убить. Куш-бек послал его к кадию спросить, не противно ли это будет закону, и получил ответ посадить нас в яму, где мы просидели сто пять дней и все это время питались подаяниями Ключарева.
Куш-бек, выпустив нас на свободу, взял к себе в службу; но на самом деле мы не имели никаких обязанностей. Нам не давали даже ружей, и мы находились постоянно под присмотром В это время умер Доможиров, постоянно страдавший от ран, нанесенных ему киргизами при взятии нас в плен. Во время нахождения нашего при Куш-беке, нам удалось видеть, как льют там пушки. Этим занимается один только мастер в целом крае, родом из персиян. Мастерская его была сначала в Кокане; но потом он перенес ее в Ташкент.
В Кокании каждый простой воин получает по одному тилли (4 р. сер.) в месяц жалованья; а на время похода ему дают еще лошадь и оружие. Начальники же - пансад-баши (пятисотенные), юз-баши (сотники), пенджа-баши (пятидесятники) и дяч-баши (десятники) определенного жалованья не имеют. Воины вооружены различно: найзадары имеют только одни пики, мергени - ружья, батыри - сабли. Шамхалы, или крепостные ружья, возятся на верблюдах.
В мае прошлого 1851 года мы вторично подали прошение, об освобождении нас из плена, генерал-губернатору Западной Сибири и оренбургскому военному губернатору и послали их с приказчиком Ключаревым. Ключарев вернулся в Ташкент в декабре месяце. Куш-бек отдал нас ему, сначала без всякого выкупа, за одни подарки; но в это время караван-баш Агилды, которого генерал-губернатор Западной Сибири хотел задержать в России, покуда мы не будем возвращены, убеждал Куш-бека отдать нас ему, для препровождения в Россию; в противном случае советовал требовать с Ключарева побольше денег. Пичугинский приказчик тоже хотел, чтобы нас отдали ему. Ключарев нашелся вынужденным заплатить Куш-беку выкуп. Мы выехали из Ташкента с караваном 24 апреля 1852 года, следовали чрез город Туркестан, озеро Теле-куль и степью на реки Джиланчик и Тургай и прибыли в Оренбургское укрепление 26 мая, в Орскую крепость 15 июля и в Оренбург 20. Ключарев остался в Ташкенте. [Ключарев прибыл в Оренбург вслед за Милюшиным и Батарышкиным. Показание его, по всей вероятности, не менее любопытно; но, к сожалению, оно остается в неизвестности.]
Во время пребывания нашего в Кокании в 1850 и 1851 годах, хан ежегодно, раз по пяти, ходил в поход для усмирения бека города Уратюпя, который не хотел ему повиноваться, но каждый раз возвращался без успеха, потому что город Уратюпя защищен хорошею крепостью. Наконец, нынешнею зимою, бек покорился хану добровольно.
В нынешнем 1852 году между коканским ханом и ташкентским хакимом произошло несогласие, поводом к которому было следующее обстоятельство. В январе месяце Куш-бек ездил в Кокан с тартугом. Во время его отсутствия в Туркестане и Ташкенте составился заговор побить кипчаков, завладевших всеми должностями в ханстве. Заговор был открыт, и в Туркестане казнили человек двести, а в Ташкенте человек двадцать. Замешанный в этом деле Мурза-баши, первый чиновник при Куш-беке, отправлен был на суд в Кокан. Тогда Мурза-баши донес мин-баше Мусульнан-кулу, что Куш-бек и два саркера, принимавшие от него тартуг в казну, утаили в свою пользу значительную часть подарков. Саркеры, боясь наказания, бежали в Ташкент вместе с сыном Куш-бека. Хан потребовал их выдачи; но Куш-бек отказал ему в повиновении, пока не будет удален Мусульман-кул. В феврале хан, с сорока тысячами войска, осадил Ташкент, в котором оборонялось тысяч пятнадцать. У коканцев было двенадцать орудий, а у ташкентцев восемь; но с переходом беков городов Уратюпа, Ходжанта и Маргулана из коканского лагеря в город у обеих сторон осталось по равному числу орудий - по десяти. Хан, простояв перед Ташкентом шестнадцать дней, во время которых стреляли из пушек и с той и с другой стороны, вернулся назад; но в Ташкенте, перед нашим отъездом, ожидали вторичной осады».
А. МАКШЕЕВ
Д. чл. Общ.
Того же автора: https://rus-turk.livejournal.com/621640.html
О Ташкенте, Туркестане, Чимкенте, Ак-Мечети (Перовске), Аулие-Ата, Джулеке и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
О Коканде и других населенных пунктах Ферганской области:
https://rus-turk.livejournal.com/593631.html