Сибирь забытая и неизвестная: Город Акмолинск (1/2)
А. Шерстобитов. Акмолинск. (Очерк из заметок туриста) // Дорожник по Сибири и Азиатской России, 1899, № 2.
ОКОНЧАНИЕ
Сибирский торговый банк, Акмолинское отделение
«Российский» обыватель, вообще, отличается значительною беззаботностью в отношении отечествоведения. Представления его об отечественных окраинах сплошь и рядом блещут невежеством, и вдобавок невежеством не простым, а в значительной степени приправленным удивительным извращением фактов действительности и преувеличенностью, доходящей порой даже до карикатурности. Еще до последнего времени у многих российских обывателей живо представление о Сибири, как исключительно о стране морозов, медведей и… золота. Вообще, на долю Сибири, как самой обширной и вместе с тем самой неисследованной окраины нашего отечества, больше всего выпало проявлений этой беззаботности российского обывателя по части отечествоведения. Представления о географии, топографии, этнографии и административном устройстве Сибири в большинстве даже тронутых образованием российских обывателей настолько сбивчивы, неясны, туманны и подчас даже нелепы, что положительно способны иной раз привести коренного сибиряка в полное отчаяние. Несомненно, в значительной степени незнакомству с Сибирью содействовала ее отдаленность от центра отечества в связи с отсутствием культурных путей сообщения. Еще совсем недалеко то время, когда для проезда из Томска или Иркутска в Москву, Петербург или другие центральные города Европейской России нужно было затрачивать чуть не целые месяца. Совершить такое путешествие считалось чуть не подвигом. Сообщения были настолько редки, затруднительны и неорганизованны, что во многих отношениях Сибирь была положительно краем, изолированным от культурных центров России и Европы.
Отдаленность Сибири и полное незнакомство с нею послужили основанием для самых фантастических представлений, самых баснословных рассказов о ней. Бывалые люди исстари пользовались этой канвой и разводили на ней узоры, какие только им хотелось. Так, еще в древних летописях мы находим невероятные басни о стране, лежащей за Югрою, т. е. о нынешней Сибири, которые простодушные пимены, ничтоже сумняся, заносили в свои анналы. Новгородские летописцы приводят, например, такие рассказы каких то «мужей стариих», которые ходили «за Югру и Самоядь» и сами видели там, в полунощных странах, как «спаде туча, и в той туче спаде веверица (белка) млада, аки топерево только что рожена, и взростши, и расходится по земли, и паки бывает другая туча, и спадают оленци мали в ней и взрастают и расходятся по земли». Те же летописцы передают такого рода «повести» самовидцев: «Югра людье есть язык нем, и соседят с самоядью на полунощных странах. Югра же рекоша отроку моему (т. е. Гюряти Роговича, от лица которого ведется рассказ): дивно мы находихом чюдо, его же несмы слышали прежде сих лет, се же третье лето нача быти; суть горы заидуче за луку моря им же высота яко до небеси, и в горах тех клич велик и говор, и секут гору, хотяще высечися, и в горе той просечено оконце мало, и туде молвят, и есть неразуметь языку их, но кажут на железо и помавают рукою, просяще железа, и аще кто даст им нож ли, секиру ли, дают скорою (шкурами) противу». Подобные фантазии бывалых людей о севере продолжали ходить среди русских книжных людей и в более позднее время. Так, еще в летописях XVI-XVII столетий мы встречаем такие удивительные вещи о самоедах.
«На стране восточной за Югорскою землю, над морем живут люди, самоедь… А ядь их мясо оление да рыба, да межи собою друг друга ядят. А гость к ним откуды приидет, и они дети свои закалают, на гостей, да тем кормят. А который гость у них умрет, и они того снедают… В той же стране иная самоедь: лете месяц живут в мори, а на сусе не живут того ради, занеже тело на них трескается, и они тот месяц в воде лежат… В той же стране иная самоедь. Вверху рты на темени, а не говорят. А образ в пошлину (как обыкновенно) человечь… В той же стране есть иная самоедь. По зими умирают на два месяца. Умирают же тако: как где которого застанет в те месяцы, тот ту и сядет. А у него из носу вода изойдет, как от потока, да примерзнет к земли. И кто человек иные земли невидением поток той отразит у него, сопхнет с места, и он умрет, то уже не оживет; а не сопхнет с места, то и оживет, и познает, и речет ему: о чем мя еси, друже, поуродовал? А иные оживают, как солнце на лето вернется. Тако на всякый год умирают и оживают».
В настоящее время, разумеется, ничего подобного в представлении о Сибири мы не встретим среди русских людей, даже не искушенных книжною премудростью, но тем не менее факт незнакомства с Сибирью остается фактом. Общее представление о Сибири еще более или менее отвечает действительности, несмотря на всю свою смутность и неопределенность; но что касается детальных понятий об этом обширном крае, то, надо признаться, они часто бывают лишены всякой фактической почвы. И это наблюдается не только в отношении более или менее отдаленных частей обширной Сибири вроде Якутской области, Туруханского края, Камчатки, Приамурья и Уссурийского края, но и по отношению к почти соседним с Европейскою Россиею областям и губерниям. Возьмем Акмолинскую область с одним из уездных городов, которой я намерен познакомить читателей в настоящем очерке. Заговорив об Акмолинской области, позволяю себе, для иллюстрации «российской» беззаботности по части отечествоведения, привести такой характерный рассказ, граничащий почти с анекдотичностью. Мой знакомый - кокчетавский уроженец - приехал в один из центральных городов Европейской России затем, чтобы поступить в высшее учебное заведение. При встрече с студентами этого заведения прежде всего, разумеется, ему задавали вопрос: откуда он? На ответ - «Из Акмолинской области» - вопрошающие делали большие глаза и снова переспрашивали: «А где эта Акмолинская область - в Западной России?!» На этот вопрос моему знакомому, в свою очередь, оставалось тоже делать только большие глаза. Или еще: в редакции «Акмолинских областных ведомостей» в г. Омске, мне случайно пришлось также наблюдать удивительную смутность представлений об Акмолинской области, и на этот раз, увы, даже среди представителей наших губернских официозов! Разбирая адреса разных губернских ведомостей, посылаемых в редакцию на обмен, мне пришлось встретить такого рода кунсштюки:
Редакции «Могилевских» и «Олонецких губернских ведомостей», как оказывается, твердо убеждены, что Акмолинское областное правление находится в городе Акмолах, а не в Омске, который, кстати, смоленская редакция причислила к Тобольской губернии. Не лучше других оказались редакции «Лифляндских» и «Казанских губернских ведомостей», - первая Акмолинское областное правление продолжает именовать по старинке Областным правлением Сибирских киргизов, упраздненным еще в 1868 году, а вторая - даже Пограничным правлением Сибирскими киргизами, существовавшим с 6 апреля 1838 г. до указа 19-го мая 1854 года. Итак, с одной стороны - студенты высшего учебного заведения, а с другой - представители официальной печати - чиновники. Впрочем, что ж тут удивительного, когда даже в учебниках географии Лебедева Семипалатинск именуется резиденцией степного генерал-губернатора! Мораль такова: если уже составители учебников отечественной географии и представители официальной печати так беззаботны по части отечествоведения, то что требовать от обыкновенных смертных!
Но воротимся к ближайшему предмету нашего очерка - городу Акмолинску, или Акмолам, как называют его в просторечии, хотя это последнее название признается до некоторой степени и официальным, напр. - в почтовом ведомстве. Прежде всего, немного филологии. Слово Акмолы - слово киргизское и в переводе на русский язык означает «белые могилы»: ак - белый и мола - могила, могильная надстройка, какие делаются киргизами над могилами. Такое название он получил от находящихся невдалеке от места постройки города могил каких-то именитых киргиз, которые имели белый цвет. Среди же киргиз Акмолинск слывет под именем Карауткуль, что значит - «черный брод», находящийся вблизи города чрез реку Ишим - «Эсиль» по-киргизски. Зовут также киргизы Акмолинск просто «дуан», т. е. поселение, в котором производится торговля, так как «дуан» по-киргизски значит лавка, магазин.
На вопрос, куда поехал - «Кайда барасын?» - встретившийся киргиз обыкновенно отвечает: «Дуан-га» - в город.
Происхождение города чисто стратегическое. Возник он благодаря желаниям русского правительства иметь опорный пункт, из которого можно было бы держать в повиновении те киргизские орды, которые кочевали по берегам р. Ишима. С этой же целью были заложены крепости Актавская - к югу от Акмолов, по направлению к Голодной степи - Бек-пак-дала, Атбасарская станица и Ултавское укрепление в 1846 год. к востоку, вблизи границы с Тургайской областью. Как Актав, так и Ултав в настоящее время представляют из себя только одни развалины бывших здесь крепостей и казенных зданий; - впрочем, в Ултаве существует татарское поселение, которое производит торговлю или, лучше, - объегоривает степных киргиз. Русских ни там, ни здесь нет, и даже сняты пикеты, которые были расположены по существовавшему когда-то тракту от Акмолинска в Актав и, чрез Атбасар, - в Ултав. Точно так же, снят в настоящее время прямой тракт из Акмолинска в Каркаралы Семипалатинской области.
Население Акмолинска самое пестрое, самое разнообразное по национальностям. Бывший когда-то подневольным военным поселением, - Акмолинск теперь сделался пунктом, куда устремилась вольная колонизация. Простор и приволье киргизских степей заманили сюда не одних казаков. Еще почти с самого начала возникновения станичного, а потом городского поселения, сюда направились казанские и уфимские татары и тюменские бухарцы, эти наши застрельщики по части торговых сношений с степными киргизами и Туркестаном. Пролегавшая чрез Акмолинск караванная дорога из Туркестана в Петропавловск также не могла не отразиться на количестве населения города. Ездившие с караванами туркестанские сарты оседали по дороге в Петропавловске, Кокчетаве, Атбасаре; осели они и в Акмолах. Здесь они занимаются по преимуществу торговлей и ростовщичеством. В городе есть специальные так называемые «сартовские ряды», где вы можете найти все товары азиатского и туркестанского происхождения, начиная с дабы и кончая «жандаками», - так зовут в Акмолинске наши грецкие орехи. Нельзя сказать, чтобы эта торговля была из бойких, но, в сущности, не она и составляет центр тяжести практической деятельности сартов. Торгуют они в большинстве случаев, что называется, для близиру; - главное же занятие их - ростовщичество. Сарты - это среднеазиатские евреи. Деятельность их в этом отношении в Туркестане давно известна и достаточно обрисована, такова же она и в Акмолинске. Еще недавно здесь оперировал один известный всему Акмолинску местный временный купец, который, по его собственному признанию, сорвавшемуся с языка в минуту особенной удовлетворенности своей деятельностью, - считал в долгу за местными киргизами до 200 тысяч рублей. Этот паук так широко распустил свои тенета, что в них запуталось все более или менее нуждающееся в кредите киргизское (да и русское) население города и уезда. Кажется, дня не проходило, чтобы этот господин не терся в камере мирового судьи с векселями, то в качестве истца, то в качестве нотариального клиента (до 1895 г. исполнение обязанностей нотариуса было возложено на мирового судью).
Нужда в деньгах у местных киргиз, как переживающих еще фазис чисто натурального хозяйства, настолько велика, что они соглашаются на самые тяжелые условия кредита. В «Киргизской степной газете» как-то писали, что проценты на ссуду у степных ростовщиков достигают ужасающей цифры - до 200 более годовых! Ростовщики так опутывают бедных скотоводов, все богатство которых заключается в одном скоте при самом ничтожном обращении денежных знаков, что, как передает та же газета, бывали случаи, когда должники рассчитывались со своими кредиторами собственными своими детьми…
Результаты ростовщических операций настолько заманчивы, что ими не брезгают заниматься не только сарты, но и сами киргизы, которые побогаче, и татары, и русские. Представителей тех и других можно встретить и в Акмолинске.
За последнее время контингент жителей города стал пополняться почти исключительно выходцами из Европейской России. Акмолинск оказался по времени одним из первых мест, захваченных переселенческой волной. Здесь есть переселенцы, пришедшие сюда еще в начале 80 годов. Шли сюда главным образом утесненные малоземельем Средней России крестьяне - «хлеборобы», для которых земля являлась фундаментом всего жизненного процесса. А этой земли здесь - в изобилии, и земли очень хорошего качества. И вот двинулись сюда крестьяне Самарской, Пермской, Каменецк-Подольской, Курской губерний, черемисы, мордва и даже зыряне, все влекомые одной целью убежать от земельного утеснения на родине и найти привольные земли здесь, среди «азии» и в «кыргызцах». И тег кто в силах был сразу же приняться за землю, поднять новину, обработать ее, - действительно нашли это приволье. У киргиз, владельцев обширных пространств девственной тучной степи, можно было арендовать земли сколько угодно, на глаз, и за баснословно дешевую цену. Паши, сей и собирай в житницы, если есть к тому возможность. У кого была эта возможность, кто успел воспользоваться обстоятельствами, тех хлеб сделал людьми, выстроил им каменные палаты вместо деревянных переселенческих лачуг и сделал с ними то, что они, по местному выражению, «стали в тысячах ходить».
Хлебопашеством здесь занимаются не одни мещане, крестьяне и казаки, но и чиновники и купцы, и занимаются в крупных размерах с применением культурных приемов обработки земли. Более состоятельные «хозяева» засевают участки в сотни десятин подряд, без всякой чересполосицы, так что с одного конца участка часто бывает не видно другого. Тащится пара волов с плугом на одном конце и не видит, как другая дотащилась уже до другого. Тучная, девственная почва дает баснословные урожаи - 200, 250 и более пудов пшеницы с десятины. И какая пшеница, чистая, светлая, как воск, 140-150 на пульку! А какой вкусный, белый хлеб выпекается из этой пшеницы! Прелесть!
Водяных мельниц нет в Акмолинске. Все зерно перемалывается на ветряных мельницах, которые составляют крупную статью дохода своим владельцам. Этих мельниц, кажется, до сотни в Акмолинске. И как ни странно видеть город, окруженный со всех сторон кольцом из машущих крыльев, но такова уже привилегия степного городка, которую не нам отменять…
А Акмолы действительно типичный степной городок! Расположенный среди открытой степи, он совсем не имеет древесной растительности, если исключить небольшой только еще разводящийся садик на площади и ивовой заросли по берегу Ишима, в которой жители города укрываются от летней жары и пыли городских улиц. В этой же заросли, на островке, летом 1893 г. местная городская интеллигенция устроила даже нечто вроде вокзала, который, однако, просуществовал недолго. - В 1895 году зимой от неизвестной причины, «волею Божиею», он сгорел, оставив по себе акмолинцам одно лишь приятное воспоминание. Степь от Акмолинска простирается к югу на бесконечное число верст, а к северу приблизительно на 70 верст, где находится ближайший от города лес, если не считать небольшие осиновые и березовые колки - «чубары» (киргизское слово - значит «пестрый»), отстоящие от города в 25 верстах. В эти чубары акмолинцы ездят летом прогуляться и для того, чтобы «на свежем воздухе попить чайку». Хороша прогулка - за 25 верст!
За последнее время город все-таки понемногу стал приобретать вид настоящего города. В нем выстроили большой каменный собор, каменные здания для городского управления, полиции, и большие каменные торговые ряды, новую мечеть; кроме того, выстроено много частных каменных магазинов, домов. Все это в общем придает до известной степени Акмолинску некоторый вид города. Но что важнее всего, так это то, что строителем торговых рядов да, кажется, и других городских зданий, был местный, так сказать, доморощенный архитектор, некто г. К. Этот г. К. положительно выдающийся гражданин, - выдающийся по своей профессиональной энциклопедичности: кроме того, что он, как мы видели, архитектор, он еще коммерсант, фотограф, часовых дел мастер, ювелир, актер-любитель и проч. и проч. и проч. Да и деревянные дома стали строиться больше, лучше и, пожалуй, даже иногда архитектурнее, заменяя собою прежние форменные казачьи избы. Значительным дефектом по части внешнего благообразия города служит неудачное местонахождение острога среди самой лучшей, большой площади, в самом центре города. Огороженный сплошным частоколом из заостренных вверху бревен («палей»), острог своим мрачным видом расхолаживает всякое благоприятное в пользу города впечатление, вынесенное туристом при его беглом осмотре. Деревянный, тесный острог рассчитан при постройке только на четвертую часть тех клиентов, которых он вынужден вмещать в себе в настоящее время…
Больное место города составляет также так называемая Мещанская слободка. Эта слободка - приют и убежище не только бедноты самого города, но и всего уезда: здесь живет беднейшая часть городского населения, и здесь же находят себе пристанище крестьяне из поселков уезда, гонимые в город нуждой и желанием найти какой-нибудь заработок. Но так как в городе и своей бедноты вполне достаточно для того, чтобы удовлетворить все запросы на рабочие руки, то по большей части крестьяне никакого заработка себе не находят и принуждены бывают браться за нищенскую «суму переметную», с трудом подавляя с себе возникающие при этом разнообразные и горькие чувствования. Большинство обывателей слободки живет в самых невозможных гигиенических условиях, не говоря уже о другом прочем. Часто в одной избе, пригодной для помещения одной небольшой семьи, живет две, три и даже четыре семьи. По крайней мере, мне пришлось видеть однажды, как в одной такой лачуге помещалось четыре семьи - в количестве 16 человек… Разумеется, нечего говорить о гигиенических условиях такого житья-бытья, где в одной комнате стряпают, моют белье, даже живут телята, и, вместе с тем, тою же атмосферой дышат 16 человек! И таких лачуг в слободке не одна, не две, а несколько, и никто из акмолинцев не обращает на них внимания. Поэтому мне кажутся отчасти справедливыми заявления некоторых акмолинских старожилов, что до тех пор, пока не было этой слободки, акмолинцы не знали никаких эпидемических заболеваний, - ныне же им пришлось познакомиться и с тифом, и дифтеритом, и инфлуэнцией, и др.
В городах, где общественное самосознание находится на высшей степени развития, там обыватели сами приходят на помощь нуждающейся части населения, общественная благотворительность там функционирует в очень широких размерах. Устраивают разного рода комитеты для вспомоществования нуждающимся, лотереи-аллегри, маскарады и спектакли со сборами в пользу благотворительных учреждений; учреждаются, наконец, дамские общества попечения о бедных и пр. Ничего этого нет в Акмолах!
За исключением двух отмеченных дефектов благоустройства, город с своими большими площадями, широкими улицами, довольно большими и приличными магазинами, - в общем производит впечатление довольно оживленного, особенно осенью и зимою. В самой значительной мере содействуют этому оживлению города киргизы, съезжающиеся сюда из аулов для продажи продуктов своего натурального скотоводческого хозяйства и для закупки разного рода товаров, необходимых в их немудреном домашнем обиходе. Эта-то постоянная скученность киргиз в городе и придает ему оригинальную окраску степного азиатского городка.
Хотя преобладающей народностью собственно городского населения нужно, несомненно, назвать русских (казаки, мещане, купцы и пр.), потому что другие народности входят в общее число населения сравнительно в незначительном количестве, некоторые - даже в количестве всего нескольких семей, однако город иначе нельзя назвать, как киргизским. Выйдите вы в какое угодно время дня на улицы или на торговые площади города, и вы будете встречать одних только киргиз и слышать один только киргизский разговор; зайдите в лавку или магазин, и там вы увидите тех же киргиз и услышите ту же киргизскую речь; пойдите в какое-либо присутственное место или общественное учреждение, и там вы встретите тех же киргиз; - наконец, просто сидя у себя дома и смотря чрез окно на улицу, считайте всех проезжающих и проходящих мимо - и я уверен, что из 100 человек, насчитанных вами, всегда будет 90 киргиз. С утра до вечера пред вашими окнами будут мелькать характерные киргизские шапки, имеющие вид усеченного конуса и покрытые материей яркого цвета с самыми пестрыми узорами; с утра до позднего вечера, в летнее и осеннее время, вы слышите пронзительный и режущий скрип арб, запряженных или лошадьми, или верблюдами, или быками. Кстати сказать - сами киргизы не только не считают этот скрип неприятным для слуха, а напротив - гордятся особенно сильно и пронзительно скрипящей арбой, говоря, что тихо и неслышно приличнее ездить только ворам, как желающим быть незаметными, а благородные и честные люди не должны бояться или избегать этого скрипа, так как он служит показателем их нравственной добропорядочности.
Вот на плохонькой лошаденке, в пестром ситцевом халате и таком же малахае, подбитом простой овчиной, «трусит» сын степи, слегка помахивая нагайкой и управляя поводами. Все на нем ветхо, старо, грязно, неряшливо. Это - байгуш, бедняк. А вот другой сын степи, но уже несколько в ином характере. Малахай его сшит из малинового бархата и подбит лисицей, халат также покрыт бархатом и опоясан ременным поясом с серебряными пряжками и другими украшениями. Серебряные бляхи украшают также и сбрую на лошади. Он, толстый, грузный - «семис» по-киргизски, - важно, с сознанием собственного достоинства дефилирует на своем дорогом иноходце пред глазеющей на него базарной толпой. Это - «бай», «бай-ксы», богач и, по всей вероятности, волостной управитель. Спросите у него, сколько лошадей имеет он в своих табунах, сколько голов рогатого скота, сколько баранов, верблюдов, коз, - он, я уверен, не скажет вам этого, не скажет по очень простой причине: он сам не знает сколько. В лучшем случае он может сообщить вам, что у него столько-то табунов лошадей, столько-то табунов баранов и, пожалуй, ничего более. Такой «бай-ксы» наверное имеет в своем ауле 2-3 чистых, белых войлочных юрты в отдельности для каждой из своих жен и держит у себя целый штат работников и пастухов. Очень часто из таких баев вырабатываются кулаки, ни в чем не уступающие нашим Чумазым, Колупаевым и Разуваевым, и все одноаульцы такого Чумазого «бая» нередко находятся у него в полной экономической зависимости.
ОКОНЧАНИЕ
Материалы об Акмолинске и других населенных пунктах области:
https://rus-turk.livejournal.com/539774.html
ОКОНЧАНИЕ
Сибирский торговый банк, Акмолинское отделение
«Российский» обыватель, вообще, отличается значительною беззаботностью в отношении отечествоведения. Представления его об отечественных окраинах сплошь и рядом блещут невежеством, и вдобавок невежеством не простым, а в значительной степени приправленным удивительным извращением фактов действительности и преувеличенностью, доходящей порой даже до карикатурности. Еще до последнего времени у многих российских обывателей живо представление о Сибири, как исключительно о стране морозов, медведей и… золота. Вообще, на долю Сибири, как самой обширной и вместе с тем самой неисследованной окраины нашего отечества, больше всего выпало проявлений этой беззаботности российского обывателя по части отечествоведения. Представления о географии, топографии, этнографии и административном устройстве Сибири в большинстве даже тронутых образованием российских обывателей настолько сбивчивы, неясны, туманны и подчас даже нелепы, что положительно способны иной раз привести коренного сибиряка в полное отчаяние. Несомненно, в значительной степени незнакомству с Сибирью содействовала ее отдаленность от центра отечества в связи с отсутствием культурных путей сообщения. Еще совсем недалеко то время, когда для проезда из Томска или Иркутска в Москву, Петербург или другие центральные города Европейской России нужно было затрачивать чуть не целые месяца. Совершить такое путешествие считалось чуть не подвигом. Сообщения были настолько редки, затруднительны и неорганизованны, что во многих отношениях Сибирь была положительно краем, изолированным от культурных центров России и Европы.
Отдаленность Сибири и полное незнакомство с нею послужили основанием для самых фантастических представлений, самых баснословных рассказов о ней. Бывалые люди исстари пользовались этой канвой и разводили на ней узоры, какие только им хотелось. Так, еще в древних летописях мы находим невероятные басни о стране, лежащей за Югрою, т. е. о нынешней Сибири, которые простодушные пимены, ничтоже сумняся, заносили в свои анналы. Новгородские летописцы приводят, например, такие рассказы каких то «мужей стариих», которые ходили «за Югру и Самоядь» и сами видели там, в полунощных странах, как «спаде туча, и в той туче спаде веверица (белка) млада, аки топерево только что рожена, и взростши, и расходится по земли, и паки бывает другая туча, и спадают оленци мали в ней и взрастают и расходятся по земли». Те же летописцы передают такого рода «повести» самовидцев: «Югра людье есть язык нем, и соседят с самоядью на полунощных странах. Югра же рекоша отроку моему (т. е. Гюряти Роговича, от лица которого ведется рассказ): дивно мы находихом чюдо, его же несмы слышали прежде сих лет, се же третье лето нача быти; суть горы заидуче за луку моря им же высота яко до небеси, и в горах тех клич велик и говор, и секут гору, хотяще высечися, и в горе той просечено оконце мало, и туде молвят, и есть неразуметь языку их, но кажут на железо и помавают рукою, просяще железа, и аще кто даст им нож ли, секиру ли, дают скорою (шкурами) противу». Подобные фантазии бывалых людей о севере продолжали ходить среди русских книжных людей и в более позднее время. Так, еще в летописях XVI-XVII столетий мы встречаем такие удивительные вещи о самоедах.
«На стране восточной за Югорскою землю, над морем живут люди, самоедь… А ядь их мясо оление да рыба, да межи собою друг друга ядят. А гость к ним откуды приидет, и они дети свои закалают, на гостей, да тем кормят. А который гость у них умрет, и они того снедают… В той же стране иная самоедь: лете месяц живут в мори, а на сусе не живут того ради, занеже тело на них трескается, и они тот месяц в воде лежат… В той же стране иная самоедь. Вверху рты на темени, а не говорят. А образ в пошлину (как обыкновенно) человечь… В той же стране есть иная самоедь. По зими умирают на два месяца. Умирают же тако: как где которого застанет в те месяцы, тот ту и сядет. А у него из носу вода изойдет, как от потока, да примерзнет к земли. И кто человек иные земли невидением поток той отразит у него, сопхнет с места, и он умрет, то уже не оживет; а не сопхнет с места, то и оживет, и познает, и речет ему: о чем мя еси, друже, поуродовал? А иные оживают, как солнце на лето вернется. Тако на всякый год умирают и оживают».
В настоящее время, разумеется, ничего подобного в представлении о Сибири мы не встретим среди русских людей, даже не искушенных книжною премудростью, но тем не менее факт незнакомства с Сибирью остается фактом. Общее представление о Сибири еще более или менее отвечает действительности, несмотря на всю свою смутность и неопределенность; но что касается детальных понятий об этом обширном крае, то, надо признаться, они часто бывают лишены всякой фактической почвы. И это наблюдается не только в отношении более или менее отдаленных частей обширной Сибири вроде Якутской области, Туруханского края, Камчатки, Приамурья и Уссурийского края, но и по отношению к почти соседним с Европейскою Россиею областям и губерниям. Возьмем Акмолинскую область с одним из уездных городов, которой я намерен познакомить читателей в настоящем очерке. Заговорив об Акмолинской области, позволяю себе, для иллюстрации «российской» беззаботности по части отечествоведения, привести такой характерный рассказ, граничащий почти с анекдотичностью. Мой знакомый - кокчетавский уроженец - приехал в один из центральных городов Европейской России затем, чтобы поступить в высшее учебное заведение. При встрече с студентами этого заведения прежде всего, разумеется, ему задавали вопрос: откуда он? На ответ - «Из Акмолинской области» - вопрошающие делали большие глаза и снова переспрашивали: «А где эта Акмолинская область - в Западной России?!» На этот вопрос моему знакомому, в свою очередь, оставалось тоже делать только большие глаза. Или еще: в редакции «Акмолинских областных ведомостей» в г. Омске, мне случайно пришлось также наблюдать удивительную смутность представлений об Акмолинской области, и на этот раз, увы, даже среди представителей наших губернских официозов! Разбирая адреса разных губернских ведомостей, посылаемых в редакцию на обмен, мне пришлось встретить такого рода кунсштюки:
Редакции «Могилевских» и «Олонецких губернских ведомостей», как оказывается, твердо убеждены, что Акмолинское областное правление находится в городе Акмолах, а не в Омске, который, кстати, смоленская редакция причислила к Тобольской губернии. Не лучше других оказались редакции «Лифляндских» и «Казанских губернских ведомостей», - первая Акмолинское областное правление продолжает именовать по старинке Областным правлением Сибирских киргизов, упраздненным еще в 1868 году, а вторая - даже Пограничным правлением Сибирскими киргизами, существовавшим с 6 апреля 1838 г. до указа 19-го мая 1854 года. Итак, с одной стороны - студенты высшего учебного заведения, а с другой - представители официальной печати - чиновники. Впрочем, что ж тут удивительного, когда даже в учебниках географии Лебедева Семипалатинск именуется резиденцией степного генерал-губернатора! Мораль такова: если уже составители учебников отечественной географии и представители официальной печати так беззаботны по части отечествоведения, то что требовать от обыкновенных смертных!
Но воротимся к ближайшему предмету нашего очерка - городу Акмолинску, или Акмолам, как называют его в просторечии, хотя это последнее название признается до некоторой степени и официальным, напр. - в почтовом ведомстве. Прежде всего, немного филологии. Слово Акмолы - слово киргизское и в переводе на русский язык означает «белые могилы»: ак - белый и мола - могила, могильная надстройка, какие делаются киргизами над могилами. Такое название он получил от находящихся невдалеке от места постройки города могил каких-то именитых киргиз, которые имели белый цвет. Среди же киргиз Акмолинск слывет под именем Карауткуль, что значит - «черный брод», находящийся вблизи города чрез реку Ишим - «Эсиль» по-киргизски. Зовут также киргизы Акмолинск просто «дуан», т. е. поселение, в котором производится торговля, так как «дуан» по-киргизски значит лавка, магазин.
На вопрос, куда поехал - «Кайда барасын?» - встретившийся киргиз обыкновенно отвечает: «Дуан-га» - в город.
Происхождение города чисто стратегическое. Возник он благодаря желаниям русского правительства иметь опорный пункт, из которого можно было бы держать в повиновении те киргизские орды, которые кочевали по берегам р. Ишима. С этой же целью были заложены крепости Актавская - к югу от Акмолов, по направлению к Голодной степи - Бек-пак-дала, Атбасарская станица и Ултавское укрепление в 1846 год. к востоку, вблизи границы с Тургайской областью. Как Актав, так и Ултав в настоящее время представляют из себя только одни развалины бывших здесь крепостей и казенных зданий; - впрочем, в Ултаве существует татарское поселение, которое производит торговлю или, лучше, - объегоривает степных киргиз. Русских ни там, ни здесь нет, и даже сняты пикеты, которые были расположены по существовавшему когда-то тракту от Акмолинска в Актав и, чрез Атбасар, - в Ултав. Точно так же, снят в настоящее время прямой тракт из Акмолинска в Каркаралы Семипалатинской области.
Население Акмолинска самое пестрое, самое разнообразное по национальностям. Бывший когда-то подневольным военным поселением, - Акмолинск теперь сделался пунктом, куда устремилась вольная колонизация. Простор и приволье киргизских степей заманили сюда не одних казаков. Еще почти с самого начала возникновения станичного, а потом городского поселения, сюда направились казанские и уфимские татары и тюменские бухарцы, эти наши застрельщики по части торговых сношений с степными киргизами и Туркестаном. Пролегавшая чрез Акмолинск караванная дорога из Туркестана в Петропавловск также не могла не отразиться на количестве населения города. Ездившие с караванами туркестанские сарты оседали по дороге в Петропавловске, Кокчетаве, Атбасаре; осели они и в Акмолах. Здесь они занимаются по преимуществу торговлей и ростовщичеством. В городе есть специальные так называемые «сартовские ряды», где вы можете найти все товары азиатского и туркестанского происхождения, начиная с дабы и кончая «жандаками», - так зовут в Акмолинске наши грецкие орехи. Нельзя сказать, чтобы эта торговля была из бойких, но, в сущности, не она и составляет центр тяжести практической деятельности сартов. Торгуют они в большинстве случаев, что называется, для близиру; - главное же занятие их - ростовщичество. Сарты - это среднеазиатские евреи. Деятельность их в этом отношении в Туркестане давно известна и достаточно обрисована, такова же она и в Акмолинске. Еще недавно здесь оперировал один известный всему Акмолинску местный временный купец, который, по его собственному признанию, сорвавшемуся с языка в минуту особенной удовлетворенности своей деятельностью, - считал в долгу за местными киргизами до 200 тысяч рублей. Этот паук так широко распустил свои тенета, что в них запуталось все более или менее нуждающееся в кредите киргизское (да и русское) население города и уезда. Кажется, дня не проходило, чтобы этот господин не терся в камере мирового судьи с векселями, то в качестве истца, то в качестве нотариального клиента (до 1895 г. исполнение обязанностей нотариуса было возложено на мирового судью).
Нужда в деньгах у местных киргиз, как переживающих еще фазис чисто натурального хозяйства, настолько велика, что они соглашаются на самые тяжелые условия кредита. В «Киргизской степной газете» как-то писали, что проценты на ссуду у степных ростовщиков достигают ужасающей цифры - до 200 более годовых! Ростовщики так опутывают бедных скотоводов, все богатство которых заключается в одном скоте при самом ничтожном обращении денежных знаков, что, как передает та же газета, бывали случаи, когда должники рассчитывались со своими кредиторами собственными своими детьми…
Результаты ростовщических операций настолько заманчивы, что ими не брезгают заниматься не только сарты, но и сами киргизы, которые побогаче, и татары, и русские. Представителей тех и других можно встретить и в Акмолинске.
За последнее время контингент жителей города стал пополняться почти исключительно выходцами из Европейской России. Акмолинск оказался по времени одним из первых мест, захваченных переселенческой волной. Здесь есть переселенцы, пришедшие сюда еще в начале 80 годов. Шли сюда главным образом утесненные малоземельем Средней России крестьяне - «хлеборобы», для которых земля являлась фундаментом всего жизненного процесса. А этой земли здесь - в изобилии, и земли очень хорошего качества. И вот двинулись сюда крестьяне Самарской, Пермской, Каменецк-Подольской, Курской губерний, черемисы, мордва и даже зыряне, все влекомые одной целью убежать от земельного утеснения на родине и найти привольные земли здесь, среди «азии» и в «кыргызцах». И тег кто в силах был сразу же приняться за землю, поднять новину, обработать ее, - действительно нашли это приволье. У киргиз, владельцев обширных пространств девственной тучной степи, можно было арендовать земли сколько угодно, на глаз, и за баснословно дешевую цену. Паши, сей и собирай в житницы, если есть к тому возможность. У кого была эта возможность, кто успел воспользоваться обстоятельствами, тех хлеб сделал людьми, выстроил им каменные палаты вместо деревянных переселенческих лачуг и сделал с ними то, что они, по местному выражению, «стали в тысячах ходить».
Хлебопашеством здесь занимаются не одни мещане, крестьяне и казаки, но и чиновники и купцы, и занимаются в крупных размерах с применением культурных приемов обработки земли. Более состоятельные «хозяева» засевают участки в сотни десятин подряд, без всякой чересполосицы, так что с одного конца участка часто бывает не видно другого. Тащится пара волов с плугом на одном конце и не видит, как другая дотащилась уже до другого. Тучная, девственная почва дает баснословные урожаи - 200, 250 и более пудов пшеницы с десятины. И какая пшеница, чистая, светлая, как воск, 140-150 на пульку! А какой вкусный, белый хлеб выпекается из этой пшеницы! Прелесть!
Водяных мельниц нет в Акмолинске. Все зерно перемалывается на ветряных мельницах, которые составляют крупную статью дохода своим владельцам. Этих мельниц, кажется, до сотни в Акмолинске. И как ни странно видеть город, окруженный со всех сторон кольцом из машущих крыльев, но такова уже привилегия степного городка, которую не нам отменять…
А Акмолы действительно типичный степной городок! Расположенный среди открытой степи, он совсем не имеет древесной растительности, если исключить небольшой только еще разводящийся садик на площади и ивовой заросли по берегу Ишима, в которой жители города укрываются от летней жары и пыли городских улиц. В этой же заросли, на островке, летом 1893 г. местная городская интеллигенция устроила даже нечто вроде вокзала, который, однако, просуществовал недолго. - В 1895 году зимой от неизвестной причины, «волею Божиею», он сгорел, оставив по себе акмолинцам одно лишь приятное воспоминание. Степь от Акмолинска простирается к югу на бесконечное число верст, а к северу приблизительно на 70 верст, где находится ближайший от города лес, если не считать небольшие осиновые и березовые колки - «чубары» (киргизское слово - значит «пестрый»), отстоящие от города в 25 верстах. В эти чубары акмолинцы ездят летом прогуляться и для того, чтобы «на свежем воздухе попить чайку». Хороша прогулка - за 25 верст!
За последнее время город все-таки понемногу стал приобретать вид настоящего города. В нем выстроили большой каменный собор, каменные здания для городского управления, полиции, и большие каменные торговые ряды, новую мечеть; кроме того, выстроено много частных каменных магазинов, домов. Все это в общем придает до известной степени Акмолинску некоторый вид города. Но что важнее всего, так это то, что строителем торговых рядов да, кажется, и других городских зданий, был местный, так сказать, доморощенный архитектор, некто г. К. Этот г. К. положительно выдающийся гражданин, - выдающийся по своей профессиональной энциклопедичности: кроме того, что он, как мы видели, архитектор, он еще коммерсант, фотограф, часовых дел мастер, ювелир, актер-любитель и проч. и проч. и проч. Да и деревянные дома стали строиться больше, лучше и, пожалуй, даже иногда архитектурнее, заменяя собою прежние форменные казачьи избы. Значительным дефектом по части внешнего благообразия города служит неудачное местонахождение острога среди самой лучшей, большой площади, в самом центре города. Огороженный сплошным частоколом из заостренных вверху бревен («палей»), острог своим мрачным видом расхолаживает всякое благоприятное в пользу города впечатление, вынесенное туристом при его беглом осмотре. Деревянный, тесный острог рассчитан при постройке только на четвертую часть тех клиентов, которых он вынужден вмещать в себе в настоящее время…
Больное место города составляет также так называемая Мещанская слободка. Эта слободка - приют и убежище не только бедноты самого города, но и всего уезда: здесь живет беднейшая часть городского населения, и здесь же находят себе пристанище крестьяне из поселков уезда, гонимые в город нуждой и желанием найти какой-нибудь заработок. Но так как в городе и своей бедноты вполне достаточно для того, чтобы удовлетворить все запросы на рабочие руки, то по большей части крестьяне никакого заработка себе не находят и принуждены бывают браться за нищенскую «суму переметную», с трудом подавляя с себе возникающие при этом разнообразные и горькие чувствования. Большинство обывателей слободки живет в самых невозможных гигиенических условиях, не говоря уже о другом прочем. Часто в одной избе, пригодной для помещения одной небольшой семьи, живет две, три и даже четыре семьи. По крайней мере, мне пришлось видеть однажды, как в одной такой лачуге помещалось четыре семьи - в количестве 16 человек… Разумеется, нечего говорить о гигиенических условиях такого житья-бытья, где в одной комнате стряпают, моют белье, даже живут телята, и, вместе с тем, тою же атмосферой дышат 16 человек! И таких лачуг в слободке не одна, не две, а несколько, и никто из акмолинцев не обращает на них внимания. Поэтому мне кажутся отчасти справедливыми заявления некоторых акмолинских старожилов, что до тех пор, пока не было этой слободки, акмолинцы не знали никаких эпидемических заболеваний, - ныне же им пришлось познакомиться и с тифом, и дифтеритом, и инфлуэнцией, и др.
В городах, где общественное самосознание находится на высшей степени развития, там обыватели сами приходят на помощь нуждающейся части населения, общественная благотворительность там функционирует в очень широких размерах. Устраивают разного рода комитеты для вспомоществования нуждающимся, лотереи-аллегри, маскарады и спектакли со сборами в пользу благотворительных учреждений; учреждаются, наконец, дамские общества попечения о бедных и пр. Ничего этого нет в Акмолах!
За исключением двух отмеченных дефектов благоустройства, город с своими большими площадями, широкими улицами, довольно большими и приличными магазинами, - в общем производит впечатление довольно оживленного, особенно осенью и зимою. В самой значительной мере содействуют этому оживлению города киргизы, съезжающиеся сюда из аулов для продажи продуктов своего натурального скотоводческого хозяйства и для закупки разного рода товаров, необходимых в их немудреном домашнем обиходе. Эта-то постоянная скученность киргиз в городе и придает ему оригинальную окраску степного азиатского городка.
Хотя преобладающей народностью собственно городского населения нужно, несомненно, назвать русских (казаки, мещане, купцы и пр.), потому что другие народности входят в общее число населения сравнительно в незначительном количестве, некоторые - даже в количестве всего нескольких семей, однако город иначе нельзя назвать, как киргизским. Выйдите вы в какое угодно время дня на улицы или на торговые площади города, и вы будете встречать одних только киргиз и слышать один только киргизский разговор; зайдите в лавку или магазин, и там вы увидите тех же киргиз и услышите ту же киргизскую речь; пойдите в какое-либо присутственное место или общественное учреждение, и там вы встретите тех же киргиз; - наконец, просто сидя у себя дома и смотря чрез окно на улицу, считайте всех проезжающих и проходящих мимо - и я уверен, что из 100 человек, насчитанных вами, всегда будет 90 киргиз. С утра до вечера пред вашими окнами будут мелькать характерные киргизские шапки, имеющие вид усеченного конуса и покрытые материей яркого цвета с самыми пестрыми узорами; с утра до позднего вечера, в летнее и осеннее время, вы слышите пронзительный и режущий скрип арб, запряженных или лошадьми, или верблюдами, или быками. Кстати сказать - сами киргизы не только не считают этот скрип неприятным для слуха, а напротив - гордятся особенно сильно и пронзительно скрипящей арбой, говоря, что тихо и неслышно приличнее ездить только ворам, как желающим быть незаметными, а благородные и честные люди не должны бояться или избегать этого скрипа, так как он служит показателем их нравственной добропорядочности.
Вот на плохонькой лошаденке, в пестром ситцевом халате и таком же малахае, подбитом простой овчиной, «трусит» сын степи, слегка помахивая нагайкой и управляя поводами. Все на нем ветхо, старо, грязно, неряшливо. Это - байгуш, бедняк. А вот другой сын степи, но уже несколько в ином характере. Малахай его сшит из малинового бархата и подбит лисицей, халат также покрыт бархатом и опоясан ременным поясом с серебряными пряжками и другими украшениями. Серебряные бляхи украшают также и сбрую на лошади. Он, толстый, грузный - «семис» по-киргизски, - важно, с сознанием собственного достоинства дефилирует на своем дорогом иноходце пред глазеющей на него базарной толпой. Это - «бай», «бай-ксы», богач и, по всей вероятности, волостной управитель. Спросите у него, сколько лошадей имеет он в своих табунах, сколько голов рогатого скота, сколько баранов, верблюдов, коз, - он, я уверен, не скажет вам этого, не скажет по очень простой причине: он сам не знает сколько. В лучшем случае он может сообщить вам, что у него столько-то табунов лошадей, столько-то табунов баранов и, пожалуй, ничего более. Такой «бай-ксы» наверное имеет в своем ауле 2-3 чистых, белых войлочных юрты в отдельности для каждой из своих жен и держит у себя целый штат работников и пастухов. Очень часто из таких баев вырабатываются кулаки, ни в чем не уступающие нашим Чумазым, Колупаевым и Разуваевым, и все одноаульцы такого Чумазого «бая» нередко находятся у него в полной экономической зависимости.
ОКОНЧАНИЕ
Материалы об Акмолинске и других населенных пунктах области:
https://rus-turk.livejournal.com/539774.html