Кондуй. Церковь Чингисхана.
Забайкалье - один из самых русских регионов Сибири, где коренные народы остались разве что топонимикой да памятью гуранов о своих предках. Нащупав здесь первые в стране серебряные рудники, ещё допетровская Россия вцепилась в этот мрачный угол крепко, заселив казаками и каторжниками. Но что-то ведь было тут и до них? В завершение рассказа о даурской глубинке отправимся в Кондуй - крупное (500 жителей) село в тупике дороги в 70 километрах от показанной в прошлой части Борзи. Там сохранилась церковь, сложенная из обломков монгольского дворца.
Самый дорусский пласт Забайкалья - это, конечно, природа. В июне, когда пади и сопки покрывают нежно-зелёные травы, а на лугах искрятся разнообразные цветы, она кажется вполне дружелюбной. Но это потому, что ездить в Забайкалье стоит, наверное, только в июне: как шутят местные, тут дерзко-континентальный климат. Лето Даурии жаркое и душное, в одни годы сырое, а в другие - с долгими засухами, когда с весны до осени не падает ни капли дождя. Зимой - морозы и ветра за 40 (градусов и метров в секунду), а суточные перепады температур могут превышать 30 градусов. При всём том, Даурия - самый солнечный угол России, где порядка 300 ясных дней в году. Только дни эти, кажется, как раз не в июне: над нами неизменно ходили безумно красивые облака, порой прорывавшиеся ливнями и грозами. Осадки здесь тоже не знают меры, и паводки вроде того, что преградил нам путь из Нерчинска в Нерчинский Завод, случаются на разных здешних реках регулярно. В общем, не стоит удивляться тому, что дорусское Забайкалье не было многолюдным, и даже его коренные жители мурчены (конные эвенки, о которых я подробно рассказывал здесь) - кочевники, но не скотоводы. Они разводили только коней, а еду добывали охотой: степи Забайкалья изобиловали живностью тогда, как саванны доколониальной Африки. Стада дзеренов порой забредают из Монголии и теперь, да и в принципе если кто и стал тут лучше жить после распада Союза и запустения деревень - то это дикие животные: в последние годы численность здешних копытных волки регулируют как бы не интенсивнее людей. В прошлом символом Забайкалья определённо считалась сибирская косуля, или гуран, и к местным старожилам это название приклеилось примерно по тому же принципу, что "тамбовские волки" или "русские медведи". Однако живой мир Даурии - это в первую очередь птицы: в Забайкальском крае встречается 40% всех видов пернатых России. Символом региона в ХХ веке стал даурский журавль, расцветкой головы и шеи напоминающий то ли шамана, то ли тунгусского князя. Их всего порядка 5 тысяч особей (причём основное их место зимовки - полоса отчуждения меж двух Корей), и мы видели этих птиц только в виде чучел под потолками музеев. Но потрёпанных да набитый опилками даурский журавль явно больше соответствует нынешнему Забайкалью, чем живой...
2.
И всё же люди пришли в этот неласковый край очень давно - с глубокого каменного века в даурских степях сменили друг друга десятки археологических культур, уже 12 тысяч лет назад освоив керамику. Незадолго до начала новой эры из них выделились две общности - монгольская и маньчжурская. Даурия переходила то к одним, то к другим, и на деревьях её лесов археологи находили следы древнеманьчжурских "воздушных погребений", а в степях - протмонгольские плиточные могилы, создатели которых так и называются теперь в науке - "культура плиточных могил". Вот в музее Нерчинска одна из их находок - ритуальный сосуд-трипод:
3а.
Главное наследие той эпохи - бронзовые зеркала, удивительно похожие на скифские амулеты от Крыма до Алтая:
3.
Китайцам все эти народы были известны как просто Дунху - "восточные варвары", самыми грозными из которых считались мохэ - древние маньчжуры, по образу хозяйства похожий на тех же мурченов, из всех животных полагавшихся лишь на коня. На западе их соседями были хунну, по-нашему говоря гунны - ещё один конгломерат племён, часть которых также говорила на монгольских языках, а часть стала предками тогда ещё не сформировавшихся тюрок. Городища и захоронения той эпохи археологи безошибочно узнают по берестяным туескам характерной формы:
4а.
Разгромленные первым гуннским императором Модэ во 2 в. до н.э., Дунху рассеялись по Маньчжурии. Самым крупным их осколком стало монгольское племя, известное из китайских хроник как Сяньби по ставшим для него убежищем горам Сяньбишань у корейской границы. С 45 года нашей эры они были известны как союзники гуннов в набегах на Китай, однако степные империи всегда отличала недолговечность: хунну слабели, сяньби - крепли, и вот в конце 2 века сяньбийский дажэнь (вождь) Таньшихуай объединил сяньбийских вождей и ненадолго стал гегемоном Великой Степи. Сяньби разгромили гуннов, остатки которых ушли на запад, собрав вокруг себя множество прототюркских, иранских и даже финно-угорских племён со всей Великой Степи, которые пару веков спустя обрушились на Европу. Покорить Китай Таньшихуай не успел, но сломал хребет его армии и надломил самую долговечную в китайской истории империю Хань. Даурия же в грандиозных войнах оставалась глубоким тылом, богатым захолустьем, а главными артефактами той эпохи стали наборные пояса - вот тут слева гуннский, справа сяньбийский:
4.
Империя Сяньби оказалась скоротечной даже по меркам Великой Степи. Да и государством она не являлась в полном смысле этого слова: в ней не было даже системы налогообложения, лишь добыча набегов, которую военачальники могли использовать для военных нужд. Сын умершего в 181 году Таньшихуая Холян был убит китайским самострелом у Великой стены. Его брат-регент Куйту не пожелал отдавать трон подросшему племянник Цяньманю, и их война в 240-е годы разрушила империю Сяньби и развеяла их самих по степных просторам. В 5-6 веках Евразию переворошило Великое переселение народов, в ходе которого монгольские кочевники ушли из Забайкалья. Остались лишь те, кто освоил земледелие - предки дауров, по которым эта земля и получила от русских казаков своё название (см. Албазин). Но те жили больше в Амурских прериях, где климат помягче, а почвы пожирнее. Степи Забайкалья же занял народ увань, по-нашему говоря - эвенки в своей конной, мурченской ипостаси. Их предки жили вокруг Байкала, откуда с нашествием тюрок-курыкан (см. Ольхон) разбрелись кто по тайге до Охотского моря, кто по степям за Аргунь. Подобно кавказским горцам, государство построить мурчены так и не сумели, однако шороху на соседей наводили порядочно, и даже грозные кидани, очередной монгольский союз, построивший в 10 веке за Аргунью империю Ляо, предпочёл отгородиться от тунгусов системой земляных стен с редкими 4-угольными крепостями. Теперь эти укрепления известны как Чингисхановы валы, и по степям вокруг стыка границ России, Китая и Монголии тянутся они на сотни километров. Тунгусы и оставались тут хозяевами вплоть до русской эпохи, ну а под властью славян да немцев монгольское начало вновь возобладало над тюркским. Ещё в 16 веке в Забайкалье пришли из глубин Маньчжурии хори-буряты, от которых отделилось фактически новое племя агинских бурят (см. Агинское), и в 18-19 столетиях мурчены без следа растворились среди двух народов, образовав среди них два субэтноса - русских гуранов и бурят-хамниган. И если Нерчинские рудники - угол чисто гуранский, то ближе к Борзе и Оловянной начинают появляться бурханы и ступы:
5а.
...Места на маршрутке Нечинский Завод - Чита бронируются заранее по телефону, и если народу много - из Нерзавода просто уходят два микроавтобуса вместо одного. Оплата, по крайней мере для очевидно неместных - только на весь маршрут, то есть порядка 1200 рублей, но познакомившись с тяжёлым (из-за бездорожья, пустынности и общей недоверчивости местных жителей) забайкальским автостопом, мы решили не экономить. Обычно маршрутка ходит через Нерчинск, однако то наводнение, из-за которого нам пришлось добираться до Нерзавода через показанный в прошлой части пограничный Приаргунск, тут оказалось нам в помощь - маршрутка ехала через Борзю. Километрах в 20 до неё, успев подружиться с половиной салона (подозрительность забайкальцев сменяется панибратством быстро), мы сошли посреди ветреной степи да забрались на огромную насыпь. Это часть описанной в прошлой части новой железной дороги Нарын - Газимурский Завод, проложенной в 2008-15 годах через старые Нерчинские рудники к новым ГОКам. На ней есть 5 станций, но пассажирского движения нет - это в чистом виде подъездной путь для вывоза полиметаллов. Для нас эта насыпь - как стена, отделяющая затерянный мир: здесь уходит почти параллельная трассе грунтовка в глубь степной долины, на которой стоят всего два села, дальнее из которых - Кондуй.
5.
Мы готовились к долгим зависам и даже купили в НерЗаводе две 5-литровые баклаги воды на случай внепланового ночлега в палатке вдали от источников. Однако к моему удивлению, в этой глуши автостоп оказался куда легче, чем на основных дорогах. А может просто дух Чингисхана был рад нам как своим гостям: все 3 водителя, подвозивших нас по Кондуйской долине, были не местными. Туда нас вёз сначала командированный землемер из Читы, потом - буряты-корнекопатели из Агинского. На обратном пути же рано утром машина сперва промчалась мимо нас, но метрах в 100 затормозила и вернулась задним ходом. В ней сидели две стройных девушки с приятными лицами, оказавшие матерью и дочкой. Старшая, звали её Наталья, была родом из Борзи, но несколько лет назад уехал в Кондуй - её муж и отец решили податься в фермеры, она сама же была ни кем иным, как представителем потомственной интеллигенции. И в Борзе её сестра Елена Чемусова стала районным министром культуры, а сама она в Кондуе занялась краеведением и организацией событий. Большинство сведений о том, что видели мы по дороге, я записал с её слов. Вот скажем крутой поворот, известный как Узкое место - ни что иное, как местный бурхан (шаманская святыня), где входящие в долину и выходящие из неё останавливаются, чтобы выразить уважение её духам.
6.
За Узким местом раньше был прекрасный лес, несколько лет назад сгоревший. В степях Забайкалья это частая беда - я уже показывал прореженный пожарами Цасучейский бор на родине Чингисхана. А вот чуть дальше у дороги странно выщербленный камень, у которого, по местному преданию, семёновцы расстреливали красных партизан:
7.
Километрах в 25 от поворота встречает Цаган-Олуй - крупное по местным меркам село:
8.
Его название можно было бы перевести как Белогорское, но дело в том, что по-бурятски это звучало бы Цаган-Уула. Казаки поставили тут пост в 1724 году, взяв у кочевников название, но переиначив его на свой лад - всю свою историю тут говорили по-русски. Русская здесь, увы, и демография - в 1902 в Цаган-Олуе жило без малого 2 тыс. человек, в 1989 - 1,5 тыс., сейчас - около 600.
9.
Об этом напоминают странные леса пеньков. Паводки на здешних ручьях не редкость, поэтому многие избы и лабазы в Цаган-Олуе ставили на небольших сваях. Их основания - всё, что осталось от исчезнувших домов:
10.
На водонапорной башне - чей-то крик души: почти нигде в Кондуйской долине не ловит мобильная связь, которую уже не первый год обещают сделать тут с года на год.
11.
На краю села - дом с пирамидальной крышей, где живёт явно солидный человек, уж не знаю, на чём тут преуспевший:
12.
А под высоким крестом на кладбище, висящем над селением...
13.
...покоится его сын, в 2008 году убитый на дороге.
14.
С другой стороны над Цаган-Олуем нависает несколько массивов скал, которые даже издали чрезвычайно живописны. А вблизи, судя по чужим фото, там можно найти даже каменную арку, как на Алханае или Нухэ-Дабане.
15.
Одна из этих скал называется Карымской, как и станция недалеко от Читы. Изначально гуранами считали только тех, чьими предками были тунгусы, русско-бурятские метисы же были известны в Забайкалье как карымы. В итоге первое слово стало обозначать всех русских старожилов Даурии, а второе практически сошло на нет. Но судя по названию скалы, старый процветающий Цаган-Олуй населяли именно карымы:
16.
Красивых скал в этой долине в принципе немало, а в пади Цорен есть пещеры и наскальные рисунки, которые ещё Окладников изучал:
17.
Там, где сопки расступаются, видны далёкие сёла соседних долин и станции Приаргунской железной дороги. Они куда ближе, чем Борзя, но это другой район, а значит прямой путь не всегда самый быстрый. Реже открываются виды на север, на трассу, которой мы приехали. Глядя туда, Наталья рассказывала нам о стоящем с другой стороны трассы селе Курунзулай с весьма впечатляющими руинами деревянной Преображенской церкви (1895):
18.
Но то было утром, а вечером корнекопатели высадили нас за пару километров до Кондуя, свернув куда-то к потайным делянкам в степь. Мы побрели вдоль дороги, у которой старинное село встречает неожиданно аккуратным кладбищем:
19.
И пьяной надписью на въездном знаке:
19а.
В степи колышутся стада, совсем как при монголах. Умирание тут соседствует с возрождением - так, отец нашей водительницы Николай Чемусов в 2013 году натурально основал на базе своей фермы "Чинам" село, официально включённое в список населённых пунктов. Оно так и названо - Чемусово, но прописанных жителей там пока нет.
20.
Ну а вот впереди и наша цель - Кондуй:
21.
С бурятского его название можно перевести как "конец долины" - это тупик дорог. Но может быть поэтому Кондуй стоит как-то особенно крепко, уж по крайней мере участки занимают в нём больше места, чем пустыри. По словам Натальи, народ в Кондуе "недружный" - на чужаков тут смотрят отстранёно, на жителей соседних селений - свысока, а друг на друга - помня старые обиды. Кондуйцы живут по принципу "мой дом - моя крепость", являя собой такую особую забайкальскую вариацию куркулей. Старых изб и красивых домов в селе мало, но и не ради них мы забрались сюда:
21а.
Ещё в 1675 году русский дипломат молдавских кровей Николай Спафарий проезжал этой долиной в Китай да приметил в ней руины каменного города со множеством заброшенных палат. О них же знали и хори-буряты, считавшие Кондуй-городок домом Бальджин-хатун, что привела их сюда из Маньчжурии и за это была убита маньчжурскими вассалами солонгутами. Первый план городища составил в 1798 году горный инженер Пётр Фролов (см. Змеиногорск), позже его изучали первый забайкальский журналист Василий Паршин (1835) да освободивший с каторги активист Алексей Кузнецов - тот самый, что убил в Москве студента Иванова и вдохновил Достоевского написать "Бесов". Наконец, в 1957-58 годах Монгольская археологическая экспедиция Сергея Киселёва однозначно установила, что это был монгольский город, населённый в 13-14 веках. Он разросся вокруг дворца, похожего на дворцы Удэгэя в Каракоруме и Хубилая в Дайду (Пекине), то есть тут жил какой-то очень крупный монгольский феодал. Скорее всего - Исункэ, племянник Чингисхана: его имя высечено на стеле, найденной в 1830 году в соседнем Хирхиринском городище и увезённой теперь в Эрмитаж.
22а.
Но больше всего впечатляет предание о том, что в Кондуйском дворце был и сам Чингисхан... правда, посмертно: 11 месяцев дворец служил временным мавзолеем Потрясателя Вселенной, пока на его малой родине в Делюн-Болдоке искали место для погребения да отводили в сторону русло Онона, чтобы устроить могилу на речном дне. Делюн-Болдок - родина Чингисхана наиболее достоверная, предположение о захоронении полководца по месту происхождения - сугубо логическое, так что это предание из серии "могло быть, а могло и не быть". И хотя Монгольская империя простояла впечатляющую по меркам Великой Степи сотню лет, всё же и её дворцы поросли бурьяном. Кондуйский дворец, к тому времени скорее всего служивший укрытием для пастухов, сгорел где-то в 15 веке. В нескольких километрах от него в 1720-х годах появился военный пост, к 1773 году разросшийся до селения. Первыми жителями его были братья Эповы - Иван, Фома, Прокопий, Василий и Афанасий, попавшие в Сибирь с Вологодчины. Для древнего города всё это было фатальным - об исторической ценности руин тогдашние казаки и крестьяне не думали, зато им было больно видеть, как пропадает такая куча стройматериалов! Бурятские ламы сложили из здешних белокаменных плит крыльцо Цугольского дацана и украсили своей резьбой капители дворцовых колонн, поставив их там же. Ну а в Кондуе казачий урядник Симеон Эпов завещал своей жене Марии и сыну Василию построить после его смерти храм. В 1805 году в село прибыл нерчинский зодчий Кирилл Суханов, и к 1815 году из обломков монгольского дворца была сложена церковь Кирика и Улиты с так и не достроенным приделом Рождества Богородицы на боку:
22.
Русская сельская церковь, построенная из обломков дворца Чингисхана - пожалуй, это точка, финальный аккорд, контрольный выстрел в борьбе Руси и Орды.
23.
Хотя, справедливости ради, визуально Кондуйский храм скорее разочаровывает. Во-первых, он очень маленький, немногим крупнее окрестных изб. Во-вторых, я ожидал почему-то увидеть белокаменную постройку с фрагментами орнаментов и драконами, но оказалось, что большая часть церкви всё-таки из кирпича:
24.
Лишь в её фундамент уложены плиты да основания колонн, причём последние - в основном на ребро: рискну предположить, что Суханов проектировал именно кирпичную часть, а основание клали селяне, ни разу в жизни не видевшие каменных зданий.
25.
Но больше всего впечатляют Ангелы. Не знаю, кого для монголов символизировали эти фигурки во фризах и балюстрадах Кондуйского дворца, похожие где-то на орлов, где-то на человечков со звериными головами:
25а.
Но на церкви это однозначно рой ангелов, благостное пение которых само отдаётся в ушах:
26.
Церковь совершенно заброшена, а разговоры о её реставрации тянутся год за годом:
27.
Хотя в трапезной стоят откидные кресла из продранного дерматина, а в нишах и на стенах иконы - в заброшенном храме тоже можно служить:
27а.
Алтарь на монгольской колонне:
28.
Не знаю, что было здесь в советское время, наверное какой-нибудь склад. Зал церкви разбит на два этажа:
28а.
И чтобы снять кадр выше, надо было подняться по лестнице:
29а.
Наверху мы даже подумывали заночевать, чтобы выбраться из Кондуя утром:
29.
Но сперва я всё же решился пройтись по селу:
30.
С холма над храмом впечатляющие виды. Вон, позади - дно долины, где-то посреди которого и стоял Кондуйский городок:
31.
Село же расположилось там, где долина начинает повышаться, и в том, что такой выбор места очень правильный, мы ещё убедимся:
32.
Вдали - и сам Конец Долины. Горка, на которую я поднялся, известна как Бурятская сопка - когда бурят и карымов тут было много, на ней порой проходили тайлганы (шаманские молебны). Теперь сопку венчает вышка, на которой, по словам Натальи, вот-вот заработает сотовый ретранслятор.
33.
И красноармеец на местном воинском мемориале - ни дать ни взять Гэсэр!
34.
Мемориал стоит в ограде не по-сельски огромного Дома культуры, куда местные жители начали приглашать и нас - внутри есть музей:
35.
А заодно указали ещё один "монгольский" камень, лежащий у забора перед руинами коровника:
36.
Пока мы брели по селу - местные демонстративно даже не глядели в нашу сторону. Но - всему своё время! По вторникам и пятницам утром и вечером из Борзи в Кондуй ходит маршрутка, которой тут ждут как теплохода в Антипаюте или вертолёта на Вайгаче. На площади между храмом и Домом культуры собралась, натурально, половина Кондуя от сельских гопников и забулдыг до интеллигентных женщин из дворца культуры и очень симпатичной детворы. Люди съезжались на мотоциклах, машинах и даже в телеге-двуколке. Провожающие и встречающие - я был уверен, что утром маршрутка едет в райцентр, а вечером возвращается сюда, но как оказалось - оба рейса совершаются туда-обратно из Борзи.
37.
Мы понимали, что в музей уже не успеем, а нас уже приглашали на "Кондуйское городище" - исторический фестиваль, что проходит с 2019 года в конце июля на руинах монгольского города. Фестиваль и приучил местных к тому, что чужаки безобидны, а как-то реагировать на них совсем не обязательно. Ну а организаторами его были всё те же сёстры Чемусовы - Елена в ведомствах и кабинетах, а Наталья, неофициально - на земле. До июля оставаться мы, конечно же, не собирались, но всё же после разговора с сотрудницами ДК я понял, что нам надо ехать на Кондуйское городище, а там, вдали от населёнки, ставить палатку да ночевать. Последним аргументом в пользу такой идеи стала загадочная полоса сотовой связи с каких-то окрестных сопок: в селе сигнала вообще нет, а вот в районе городища он почти идеален.
38.
Найти бывший город в голой степи не так-то легко - от Кондуя это 7 километров в сторону внешнего мира, и главный ориентир тут - крутой, почти под прямым углом, поворот. По правую руку (если ехать в Кондуй), то есть на юге, на фоне села Ковыли у станции Арамогойтуй, можно различить в степном пространстве одинокий обелиск:
39.
К ним и направились мы по раскисшей тропе с глубокими лужами, в иных из которых плавала рыба:
40.
Засохшими рыбками была усеяна и сама тропа - это последствия всё того же наводнения, прорвавшего в том числе рыборазводный пруд одного из местных фермеров.
41.
Городище, обычно сухое и уютное, паводок превратил в хлюпающее болото, из которого на нас как дикая орда налетела злющая комарилья. Покусанные, надышавшиеся дэтой да с мокрыми ногами мы взобрались на ставший островом вал и поставили там палатку:
42.
Тут стоял вполне серьёзный город - всё городище имеет размеры 1,5км на 900 метров. Дворец Исункэ в его середине был выстроен в виде креста на 2-метровой насыпи размером примерно 100 на 60 метров. Он состоял из парадных ворот, дворика перед входом, и трёх залов - входного длиной около 15 метров, поперечного для ждавших аудиенции посетителей, и тронного, где заседал хан с приближёнными.
42а.
Примерно так всё это выглядело снаружи:
43а.
Строили дворец, само собой, китайские мастера, что в общем видно по его архитектуре - парящие кровли, изукрашенные водостоки и 125 скульптур, самыми примечательными из которых были головы драконов. Одна из них ещё в 19 веке попала в Нерчинский музей, а больше всего артефактов хранится, конечно же, в Борзе (фото есть здесь) - но тамошний музей в день нашего визита оказался без причин закрыт.
43.
От стен дворца следа не осталось, а вот под землёй археологи откапывают то полы из цветных плиток, то фундаменты колонн. Первые по окончании сезона закапывают обратно, а вот вторые белеют в высокой траве, выдавая расположение поперечного зала - в нём было 20 колонн, разделявших 6 нефов:
44.
Вокруг дворца остатки ещё нескольких построек, так же превратившиеся в травянистые бугры:
45.
А земля усеяна обломками былого:
46.
Следы краски на кирпичах и плитках напоминают, что когда-то залы дворца украшали богатые росписи:
47.
Крышу покрывала разноцветная поливная черепица - вот её фрагменты в музее Агинского:
48.
На городище опускались сумерки, а я, пользуясь отличной связью, писал письма домой да отправлял туда фотографии этой сказочно красивой степи. Утром в палатке Пётр рассказывал мне о каких-то ощущениях на границе сна и яви - кто-то словно тыкал ему в лицо волосатым клювом да по-каторжански обращался "Начальничек!".
49.
Такова Даурия, красивый и жестокий край. В завершение рассказа - её цветы, обильные по всем степям, и в том числе на этом городище:
50.
51.
52.
Дальше было бы логично рассказать про Агинский Бурятский (уже не автономный) округ, но я про него уже рассказал.
Безусловно, стоило сделать отдельный обзор по всему Забайкалью - по степени инаковости что в природе, что в культуре, что в реалиях оно достойно иных постсоветских стран или хотя бы очень самобытных регионов вроде Сахалина. Но теперь и в этом смысла нет - всё и так рассказано в других постах из оглавления.
И всё же не находите ли, что в описании Забайкалья мы кое-что забыли? Ах, да - в следующих 4-5 частях расскажу про Читу!
ДАУРИЯ-2021
Обзор поездки и оглавление.
Албазино. История Даурии, её коренных народов и присоединения к России.
Амурская железная дорога
Свободный. Центр.
Свободный. Окраины и окрестности.
Белогорск - Магдагачи.
Сковородино. От Рейновской линии до Малого БАМа.
Бамовская - Куэнга.
Забайкалье.
Чита. Колорит и виды.
Чита. Вдоль Транссиба.
Чита. Улица Бутина.
Чита. Улицы Ленина и Амурская.
Чита. Разное.
Сретенск. Станция и путь к ней.
Сретенск. Город.
Нерчинск. Сердце Даурии.
Нерчинск. Бутинский дворец.
Нерчинск. Окрестности. Здесь же - о людях Забайкалья: исчезнувших мурченах, гуранах и этике общения с ними.
Нерчиский Завод. О рудниках.
По диким степям Забайкалья. Об исторической каторге и добыче золота в прошлом и настоящем.
Краснокаменск.
Борзя и Приаргунск. О ЗабВО и пограничных особенностях.
Кондуй.
Агинский Бурятский округ
Агинское.
Агинский дацан.
Алханай.
Цугольский дацан.
Делюн-Болдок.