Ханты-Мансийск. Часть 4: Торум Маа и Археопарк
На языках народов, в честь которых назван, Ханты-Мансийск имел свои исторические названия: хантыйское Ёмвож (Главный город), мансийское Абга, хотя сейчас они не в ходу. Рассказав в прошлых постах о колорите Ханты-Мансийска и двух его исторических районах - Самарове и Остяко-Вогульске, напоследок покажу две его самые интересные достопримечательности: "скансен" югорских народов Торум Маа и Археопарк, в народе известный как просто Мамонты.
Торум Маа, что в переводе значит Земля Верховного бога, расположен на северном склоне Самаровского чугаса, обращённом к окраинам бывшего Остяко-Вогульска - от центра идти минут 20, но сложнее всего сориентироваться в коттеджах и избушках прилегающего к чугасу района - мы с nord-ursus сначала углубились не в тот лог, были атакованы комарами и поспешно ретировались. Местные сюда ходят редко - что я в 2009, что мы в 2015 гуляли в одиночестве. От входа в музей неплохой вид, с зимы-2009 успевший заметно измениться:
2.
Музеем "под открытым небом" Торум Маа можно назвать с большой натяжкой - большая его часть скрыта под сводами густой еловой тайги, покрывающей чугас:
3.
Торум Маа создавался в 1982-87 годах, и у него были свои "отцы": мансийский поэт Юван Шесталов (внук шамана и сын коммуниста из Берёзовского района) и хантыйский прозаик Еремей Айпин, также потомок шамана родом с реки Аган, впадающей в Обь под Сургутом. Писатели они действительно серьёзные: строфы Шесталова на русском мне попадались в ХМАО не раз, а романы Айпина издавались в том числе на европейских языках.
4.
Памятник у входа - Шесталову. "Стерх" и "Белый Журавль" - соответственно, журнал и газета, главным редактором которых он был до конца жизни. В 2009 этого памятника ещё не было - умер Юван Николаевич в 2011 году, Айпин же пока жив и не слишком стар, так что дай бог, если памятник ему тут появится нескоро.
5.
Югория, Угорщина, Венгрия - эти слова созвучины совсем не случайно. Сейчас сложно представить, что когда-то ханты-степняки были похожи на казахов, а манси-горцы на киргизов: кочевали за Южным Уралом и ходили с гуннами на Рим. Потом с юга пришли тюрки, последние хозяева Великой Степи, и постепенно как бы разрезали угорский ареал надвое, от чего угры разошлись в две стороны. Одни ушли на запад, на рубеже 9-10 веков перешли через Карпаты да спустились на плодородные равнины Дуная - их потомками стали венгры. Другие стали отходить на север, попутно тесня самодийцев, когда-то точно так же выжитых тюрками в тайгу с родных Саянских гор, ещё дальше в тундру: самодийцы были предками ненцев и селькупов, а занявшие их место в среднем бассейне Оби угры - предками ханты и манси. Впрочем, тюрки догнали их и тут: многочисленные остяцкие (ханты) и особенно вогульские (манси) "князьцы", порой владевшие даже протогосударствами типа Кондинского или Пелымского княжеств, до прихода Ермака были вассалами Сибирского ханства. О степном прошлом напоминает культ коня, на котором ходит заступник всего живого Небесный всадник Мир-Суснэ-хум (За Миром смотрящий):
5а. фото из Музея природы и человека (Ханты-Мансийск).
Само собой, суровая далёкая Обь давала меньше возможностей для развития, чем благодатный Дунай, поэтому венгров ныне 15 миллионнов, а хантов и манси - 30 и 15 тысяч соответственно. Мадъяры, при том, помнят, что в глубине России у них есть родня, и с 19 века на Оби нередко бывают венгерские этнографы и "панугористы". На самом деле угры друг от друга весьма далеки: ханты, например, не понимают мансийского языка и вообще с манси не особо общаются, и даже внутри хантыйского народа в бассейне каждой реки свой диалект, отличающийся от соседних посильнее, чем украинский язык от русского. Но при этом над обоими народами стоит система родов, объединённых в две общности Пор и Мось - считается, что изначально в эти края явилось два рода, или даже что Мось пришлыми уграми, а Пор - ассимилированными ими самодийцами. Во избежание кровосмешения браки заключались лишь между родами, каждый из которых со временем разросся во фраторию - большое "дерево" родов, и ещё в 19 веке 80% всех браков среди югорцев заключалось между двух фратрий.
6.
Само собой, юганцы от приобцев или северные манси от южных отличались не только языком, но и бытом. И так как первые постройки музея Шесталов и Айпин предоставили из своих родовых угодий, в первую очередь здесь представлены аганские ханты и северные манси. Часть построек - и вовсе новоделы, представляющие собой видимо такие "собирательные образы" югорского народного зодчества. Впрочем, Торум Маа был первым таким музеем, но не единственным - скансенов в Югре по несколько штук на район (!), на душу населения их тут, наверное, побольше, чем в Скандинавии, большинство из них почти дублируют друг друга, но при этом содержат пару-тройку построек, которые можно увидеть только там: вот например для сравнения скансен " Суеват-Пауль" в Югорске, где есть отсутствующие в Торум Маа амп-хот - маленькие срубы и чумы для собак. Сколько же всего в Югре подобных мест - вряд ли знают даже в администрации: такого размаха в сохранении культуры коренных народов я не видел ещё нигде, и даже всё, что забуду описать здесь - есть в Электронной энциклопедии "Югория", на которую тут в основном и буду ссылаться.
Две печи и лабаз у входа - как я понимаю, даже и не экспонат, а площадка для мастер-классов:
7.
Основным хозяйством обских угров испокон веков было (и есть) речное рыболовство, охота и куда реже оленеводство. Там, где сходятся ведущие от входа лестница и настил стоит мансийский савак - навес, где хранились рыбацкие принадлежности летом и всякие лыжи и сани зимой:
8.
А дальше главная поляна музея, олицетворяющая стойбище ханты. У югорцев издавна были оседлые поселения сродни деревням (редко больше нескольких дворов, 20-30 семей уже было в старину огромным селом), со времён Сибирского ханства известные русским "юрт" или по-местному "вож". Но здесь не оно - чаще ханты жили чем-то вроде хуторов, называвшихся "горт" или "курт", и надо сказать, ниже по Оби то, что представлено на этой поляне, можно увидеть не только в музеях. Пара чумов, ещё один навес и переносная хлебная печь нянь-кёр олицетворяет промысловую часть горта, переносившуюся в пределах его угодий:
9.
Два чума - исторический и современный. Первый покрыт берестой - сейчас таких уже не увидеть:
10.
Второй - под брезентом, и в таких чумах я бывал и у ненцев под Антипаютой, и у коми-ижемцев под Сыктывкаром. Чум, как и юрта, прошёл испытание временем, и в тундре по сей день остаётся лучшим жилищем. Впрочем, в Ханты-Мансийском округе, в отличие от Ямало-Ненецкого, я "немузейных" чумов и не видел - всё же ныне это жилище более северное:
11.
Ещё один навес: у северных манси он назывался савак, а у аганских ханты - суван. Под навесом - пара лодок, которые у прирождённых рыбаков, живших среди речных проток, были многочислены и разнообразны: берестянки (обтянутый берестой каркас, вроде бы сейчас не в ходу), обласы (долблёнки), калданки (составные лодки из трёх досок), неводники (этакие речные траулеры грузоподъёмностью до нескольких тонн), каюки (большая лодка с каютой для кочёвки по реке). Здесь, как я понимаю - облас и калданка, последние были самым распространённым типом, но в наше время на югорских реках увидишь скорее "Казанку-5" или "Прогресс" с импортным мотором.
12.
А вёсла в старину были отдельно мужские и женские - последние уже и длиннее и с красивым оформлением:
13. слева - Музей природы и человека, справа - Берёзовский краеведческий музей.
Арсенал рыбака в старину:
13а.
Но вернёмся в Торум Маа. За чумами - "стационарная" часть горта, в центре которой дом типа "лон-хот", построенный на Агане в 1965 году. Зимний дом в целом такой же, только не из досок, а из брёвен, хотя ещё с 19 веке ханты и манси стали обзаводиться избами русского типа:
14.
Увы, дом был заперт, но через мутные оконца виднен традиционный интерьер - нары, посуда, сумки, игрушки, глиняная печь "по-чёрному":
15.
Слева, если стоять лицом ко входу - виден крошечный домик, кусты у которого повязаны ленточками. Это - ай-хот, или просто "маленький дом", и в старые времена в таких начиналась жизнь большинства югорцев:
16.
Отдельный дом или чум, куда женщина уходила рожать под надзором повитухи, этакое святилище Калтащ - верховной богини, матери-земли, которая вела счёт людским судьба. У ребёнка было три духовных матери: "пуповинная" (повитуха), "носящая" (приносила дитя в жилой дом) и "крёстная" - колдунья, сообщавшая, души каких предков вселились в дитя. Надо сказать, прямое переселение душ - это образ чисто индоевропейский, а в большинстве культур речь шла о каких-то комбинациях. Вот и у хантов в ребёнка вселялось несколько душ (ляксыс) его кровных предков: в голову, грудь, живот, руки и ноги, а у мужчин была ещё и пятая душа. Колдунья слегка приподнимала люльку, называя имя предка, и если люлька поднималась с трудом, как бы "хваталась" за пол - значит, душа была угадана, а если после обряда ребёнок сильно плакал - значит, где-то закралась ошибка, и лишь после такой идентификации ребёнку давали соответствующее имя. В благодарность за успешные роды в жертву Калтащ приносили маленький лук со стрелой за мальчика или игольницу за девочку, а повитуха прятала срезанную пуповину в берестяной короб и вешала на дерево - это было своего рода гадание: чем дольше он провисит - тем дольше и счастливее будет жизнь новорождённого. Эти традиции ныне ушли в прошлое, у современных хантов и манси русские имена.
17.
Ещё один атрибут детства в югорской старине - акань, тряпичные куклы, своего рода "развивающие игрушки", по которым испокон веков дети получали представление о мире. При этом кукл делали без лиц - считалось, что вещь с лицом обретает душу (то есть живёт своей жизнью), причём в случае с куклой - одну из душ того, кто с ней играет:
18.
Позади дома - лабазы на четырёх ножках, похожие на копытных зверей. Самые запоминающиеся постройки югорского зодчества:
19.
20.
В лесу за хантыйским стойбищем - мансийское. Манси вдвое малочисленнее ханты, а ареал их меньше и вовсе где-то вчетверо, вдоль Уральских гор - собственно, вогулы и были изначально горцами, непокорными и воинственными, и именно набеги вогульского князьца Кихека в 16 веке спровоцировал Строгановых снарядить на покорение Сибири Ермака. Не знаю, как сейчас, а в годы моего детства один мансийский чум стоял в Пермском крае на плато Кваркуш, которое видно из Чердыни, но всё же в основном с гор манси спускались за Урал - ныне их "столицей" считается село Саранпауль (это в котором живёт популярный ныне блоггер markosyan-usik), а крупнейшая община (почти 900 человек) в ПГТ Кондинский на юге ХМАО. Увы, мне с их культурой познакомиться довелось лишь в музеях, но именно манси считаются хранителями Золотой Бабы. В музее их сектор куда скромнее, но совершенно другой по настроению - глушь и потаённость...
21.
На кадре выше ближе летний (иногда такие же строили из бересты) и зимний дома. Это новоделы 2000-х годов, и что мне нравится - они даже не пытаются казаться старинными. Просто для музея построили их так же, как построили бы в тайге:
22.
Дальше в рощице - тот огромный лабаз с заглавного кадра, а вот маленький домик рядом с ним с 2009 года зачем-то успели убрать:
23.
Зато в лабазе - меха и шкуры:
23а.
А в рощице рядом был (сейчас почему-то тоже нет) ещё и загон для оленя:
24.
Югорское оленеводство известно с 12-14 веков, и принципиально отличалось от ненецкого тем, что у хантов и манси не было бескрайней тундры, а лишь тайга и горы. Поэтому они держали мелких лесных оленей, каслали (кочевали то есть) редко дальше 300 километров, зимой пасли оленей в тайге, а летом с правого берега Оби отгоняя их тундру, а с левого - на горные пастбища Урала. Ныне массовое оленеводство есть только на самом северо-западе округа, в Берёзовском и Белоярском районах, а в других местах оно в основном подсобное, без долгих косланий. В ханты-мансийском музее я даже не припомню оленеводческого стенда, поэтому вот кадр из Берёзова. Главные инструменты оленевода - тынзян (аркан), тасма (пояс с различными принадлежностями) и колодка на шею оленя:
25.
Более характерным занятием югорцев была всё-таки охота. Арсенал охотника - лыжи (отороченные мехом снизу, не дававшим им ехать назад), ручные нарты, капканы, луки, ружья. Обратите внимание на толстый наконечник стрелы-беловатки - это для пушного зверя, которого такая стрела зашибала, не пронзая его ценную шкурку:
26.
Третий сектор Торум Маа - Охотничья тропа, связующая стойбище манси и святилище. Впрочем, логичнее по ней идти в обратную сторону, от святилища, так как самое интересное всё-таки ближе к стойбищу. В основном это различные ловушки (сесы) - например, слопцы на боровую дичь (то есть мелких зверей и птиц типа глухаря), опять же не пронзавшие, а давившие пушного зверька:
27.
Это, как я понимаю, тоже не самострел, а слопец:
27а.
Слева слопец на соболя, справа - на лису:
28.
Охотничья тропа проходит по овражку, откуда летом толком и не видно других построек - всё-таки ландшафтность в Торум Маа потрясающая. Дальше по тропе - ловушка-рогатина на лису, маленький лабаз на чрезвычайно высокой ножке (на глаз метра три, не меньше!) и медвежья кулёма - явно упрощённая, так как представленные здесь брёвна вряд ли медведя бы удержали:
29.
Внутри кулёмы - медведь хватает здесь приманку, и оказывается прижат упавшими брёвнами к земле мордой вовнутрь:
29а.
Более надёжный вариант - ловчья яма, чтобы в неё не попался какой-нибудь посетитель прикрытая металлической решёткой. Справа - сруб для временного хранения добытого мяса, видимо тут же и делавшийся и зарывавшийся в снег:
30.
В конце тропы - охотничья навесы для очага, прикрывавшие человека и костёр от ветра. Зимой же самой простой технологией был "куропачий чум" из подмороженного снега и веток:
31.
А вот чего тут нет - это "звериных знаков", существовавших до середины ХХ века: по югорскому обычаю, на ближайшем к могиле охотника дереве срезался кусочек коры и вырезалось несколько картинок, рассказывающих историю охотника (например, его фигурка и засечки по числу убитых медведей), и какие-то из них, под слоем смолы деформированные ростом дерева, возможно ещё остались по бескрайним лесам.
Со стороны святилища охотничью тропу замыкает вот такая конструкция, общая для двух секторов - это навес для Медвежьего праздника:
31а.
Этот культ характерен для всех народов таёжной Сибири - надо понимать, что в тайге человек не был царём зверей, отводя себе место №2, а Хозяином оставался Медведь, почти непобедимый до появления огнестрельного оружия, и чтобы отвести от себя его гнев - люди и устраивали мистерии Медвежьего праздника. Праздник был сезонным (между зимним солнцестоянием и весенним равноденствиям, сериями по 7 лет подряд с последующим 7-летним перерывом) и эпизодическим: добыв Хозяина, люди задабривали 5 дней самца и 4 дня - самку. Центром праздника была медвежья шкура на навесе, для "сезонных" хранившаяся в Священном амбаре, а для эпизодических - снятая с добытого зверя:
32.
Орудия охоты на медведя (в старину, сейчас-то это конечно ружьё) и атрибуты Медвежьего праздника:
33.
Представлявшего собой своеобразный таёжный карнавал, в котором люди убеждали Медведя, что убили его не со зла и как бы развлекали его духа. Центральной была мистерия о Душу уносящих зверях - к Медведю приходили его враги Журавль, Лиса, Петух, Чайка и Филин, а люди их отгоняли. Главным противником был Журавль, мстивший Медведю за разорённой гнездо - он пел об этом песню, громко щёлкал клювом и пытался сорвать с Медведя украшения. С другими ещё интереснее - по хантыйским поверьям воплощением Медведя была Мышь, и филин и лиса нападают на него, когда он в таком беззащитном обличии. Так же игрища включали танцы и пантомиму (иногда эротического характера), всякие нравоучительные мини-спектакли в шутливой форме, а напоследок спектакль с жертвенной куклой, заканчивавшийся её гибелью и сжиганием. Поедание медвежьего мяса так же представляло собой целый ритуал: кости нельзя было рубить, а только разделять по суставам, есть можно было только руками или деревянными приборами, не касаясь плоти Хозяина металлом, мужчины ели мясо с передней половины туши, а женщины с задней, и только сердце, головуи и лапы мужчины отдельно варили и ели в лесу. После всех этих ритуалов считалось, что медведь не нападает на кого попало - в тайге Когтистый старик был не только Хозяином, но и судьёй, и палачом, наказывая человека за ряд грехов вроде клетвоотступничества. И даже ныне считается, что если медведь разрыл чью-то могилу - значит, этот человек перед медведем и природой был при жизни чем-то виноват.
34.
Национальные праздники ханты и манси в музее действительно проходят, известнее всего Вороний праздник 7 апреля, обозначающий начало весны - в суровом краю её не ласточка приносит, а ворона. Праздники мне проиллюстрировать нечем, поэтому вот просто грибы, обильно растущие тут под ногами. Мухоморы, кстати, у сибирских народов занимали особое место как галлюциноген для предсказаний.
35.
Последний сектор Торум Маа - святилище, маленькая укромная поляна, у входа на которую встречает идол. Идолы здесь делались Геннадием Райшевым (здание музея которого я показывал в прошлой части), но как видите, с 2009 года какой-то то ли православный фанатик, то ли просто вандал успел поднять на божество топор:
36.
Духовная культура югорцев вообще исключительно богата: бесчисленные духи разных уровней, от наделённых собственными именами божеств вроде демиурга Торума до хранителей домов и семей, до узкоспециализированных духов, направляющих зверя под стрелу или подворачивающих ногу на ровном месте... впрочем, о духовной культуре я расскажу в другом посте и не в музее. Здесь - семья духов работы Райшева и специфически югорский типа храма - Священный амбар, где "жили" духи и хранились священные вещи:
37.
Хорошо помню, как в 2009-м утро в Ханты-Мансийске выдалось единственным за всю ту зимнюю поездку серым, хмарь держалась хорошо за полдень, и по хмари я пришёл и в этот музей. Увидев Священный амбар, я открыл его дверцу - и буквально в ту же минуту небо просянилось и вышло Солнце.
37а.
А в 2015-м ещё на склоне Самаровского чугаса мне на палец внезапно села стрекоза - и я к тому моменту уже знал, что в образе Стрекозы приходит в том числе За Миром Смотрящий. В этот момент я понял, что поездка пройдёт хорошо и духи дали мне добро на путь к югорским святыням.
38.
В Самарово мы вернулись не случайно. Древняя и очень красивая культура коренных народов потайная и неброская, поэтому туристам и даже сами жителеям куда больше, чем Торум Маа, ныне известен Археопарк, разрастающийся с 2004 года у подножья чугаса на берегу Иртыша, за совсем новыми микрорайонами и дворцом спорта чуть ниже Самарова. Задумка его проста и красива - множество скульптур древних животных (увы, не в натуральную величину, а в среднем вдвое больше естественного), собранных в сценки и сюжеты. Под небом Сибири, да в сырых сумерках смотрится потрясающе атмосферно.
Крабы, рыбы, чайки, сойки
Мыши, змеи, рыси, волки... - помните эту песню (группа "Текилладжаззз", композиция "Звери") и чёрно-белый клип к ней? Вот здесь она так и звучала у меня в ушах без всякого плеера:
39.
40.
41.
42.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
49.
Кайнозойская мегафауна, по-моему, гораздо интереснее пошлых динозавров. Вместо последних - изящный изгиб едва ли не красивейшего в России моста (2004) через Иртыш, прозванного Красный Дракон:
50.
Всё-таки стильный город Ханты-Мансийск, причём парадокс в том, что нефтяное богатство проявилось не столько в архитектуре, сколько в куда менее затратных скульптуре и ландшафтном дизайне. В конце концов, Югра обжита русскими очень уж недавно, и может и без Нормана Фостера с годами здесь вызреет что-то неповторимо своё, а ханты и манси на это уже влияют так же, как индейцы на американское искусство. Югра - редкий в нашей усталой стране край молодости.
С Ханты-Мансийском на этом всё, и совершенно не уверен, что меня занесёт сюда и по третьему разу. Устье Иртыша я уже показывал раньше, а в следующей части отправимся вниз по Оби.
ИРТЫШ и ОБЬ-2015
Холодные берега Югории. Вступление и ссылки на прошлые части.
Теплоходы. "Родина" и "Механик Калашников".
Флот северных рек.
Омск - см. оглавление.
По Иртышу.
Омск с воды.
Омская область.
Тюменская область до Тобольска.
Ночной Тобольск.
Север Тюменской области и Ханты-Мансийск с воды.
Ханты-Мансийск.
Общий колорит.
Самарово и чугас.
Остяко-Вогульск. Прогулка по центру.
Торум Маа и Археопарк.
По Оби.
Салехард.
Обская губа.