Константин Симонов. Истребитель истребителей

Jan 23, 2018 02:15


К.Симонов || « Красная звезда» №291, 11 декабря 1941 года

Вслед за Ростовом и Тихвином войска Красной армии отбили у фашистов гор. Елец.

Честь и слава доблестным воинам, освобождающим советские юрода и села от немецких оккупантов!

# Все статьи за 11 декабря 1941 года.

ПИСЬМА С КРАЙНЕГО СЕВЕРА




Этот спокойный человек за свои тридцать с небольшим лет прошел через много, пожалуй, через слишком много профессий. И каждая профессия оставила на нем свой отпечаток.

Он был беспризорным, потом пастухом, потом стеклодувом, потом он пошел в армию, в авиацию, там он перепробовал тоже много профессий, был разведчиком, бомбардировщиком и, наконец, истребителем. Он изрядно походил и полетал по белому свету, и те четыре с половиной тысячи полетов, которые он сделал до войны, сослужили ему сейчас немалую службу. Он привык летать во всех условиях и при всякой обстановке, привык, однажды пролетев над местностью, запоминать ее раз и навсегда.

И вот он, истребитель старший лейтенант Коваленко, оказался здесь, на Крайнем Севере.

Осматриваться и привыкать было некогда. Воздушные бои начались с первого дня. Надо было летать, и летать хорошо.

- В те первые дни их было здесь больше, чем нас. Нам ничего не оставалось делать, как только летать и драться лучше их, - замечает Коваленко, вспоминая свои первые воздушные бои на севере.

Над этой суровой страной - суровый воздух.

Очень редко в полете удавалось держать прямой курс. Ища противника, подкрадываясь к нему, приходилось итти на бреющем полете по извилистым горным ущельям.

Игра в прятки, воздушные засады, каждая секунда на-чеку - все это север, все жесткие законы которого он, Коваленко, должен был заставить работать на себя и против врага.

Ориентиры - так называть их здесь можно было только условно. Под крылом проходили сотни одинаковых, заваленных снегом ущелий и покрытых снегом скал. Как две капли воды, похожи друг на друга, и нужен был острый и привычный глаз для того, чтобы различить среди них ту, единственную скалу, которая в этом квадрате должна служить ориентиром.

А это сделать нелегко. Недаром командир одного из немецких бомбардировщиков лейтенант Шуппиус, получивший задание перелететь из Штеттина в Киркенес, вместо этого сел в десяти километрах от Кандалакши.

Коваленко вспоминает об этом случае с улыбкой, он еще до сих пор видит перед собой удивленную гримасу немца, которому сказали, где он находится.

Говорить с Коваленко трудно и в то же время легко. Легко потому, что все, что он говорит, - точно, обдуманно, проверено. Он говорит медленно, так, словно каждый раз перед его глазами снова восстанавливается от начала до конца картина того воздушного боя, о котором он рассказывает. И если он что-то забыл, пусть даже мелочь, он делает паузу, он не продолжает до тех пор, пока не вспомнит и эту мелочь.




Но с ним трудно говорить потому, что он слишком скупо рассказывает о самом себе. Нет, это не излишняя скромность, хотя этот человек по-настоящему скромен и его командир называет гораздо большую цифру сбитых им самолетов, чем та, которую называет он сам.

И все-таки дело не в скромности. В том, как рассказывает о своих воздушных боях Коваленко, есть больше, чем скромность, есть точка зрения, заставляющая его рассказывать именно так, а не иначе. Это отличительная черта советских летчиков, их тактическая доктрина воздушного боя. Для Коваленко не так важно количество самолетов, сбитых им самим, для него всегда важнее общий результат боя, результат боя всего водимого им в воздух звена.

- В нашей эскадрилье много молодых летчиков, и мы с первого дня заставили их понять, что значит выручка в бою, насколько важней общий результат боя, чем только твой личный, - говорит Коваленко.

И не случайно, что когда просишь его рассказать о самых удачных воздушных боях, то он говорит не о тех воздушных боях, в которых больше всего самолетов сбил он, а о тех, которые примечательны, по его мнению, с точки зрения взаимной выручки и тактического взаимодействия.

- Однажды мы вдвоем с Семененко, - вспоминает он, - врезались в гущу «Мессершмиттов». Я подбил одного немца, но в это время увидел, что у Семененко сидит на хвосте «Мессершмитт». Тогда я бросил своего немца и пошел на выручку к Семененко. Немец, не ожидавший этого, был быстро сбит, и, освободившись от него, мы вдвоем с Семененко все-таки успели догнать и доконать и моего, за минуту до этого брошенного немца.

На следующий день та же история повторилась уже в обратном порядке. Коваленко атаковал «Мессершмитт», но не успел он его сбить, как сзади появились еще два. Семененко, увидев это, зашел им в хвост и, сбив одного, заставил другого отвернуть в сторону. Тогда Коваленко, защищенный с хвоста своим другом, расправился с тем «Мессершмиттом», которого он атаковал с самого начала.

Коваленко рассказывает о том, как помогают знание местности, решимость продолжать бой в любых условиях, вести его в расщелинах гор, маневрируя среди скал, временами снижаясь до самой земли.

- Мне сейчас вспоминается случай, - говорит он, улыбаясь, - когда мы, истребители, при помощи немцев бомбили немецкие позиции. Да, да, бомбили. Кругом теснились облака, валил снег, вершины гор были закрыты. Мы шли семеркой над нашими позициями, направляясь на штурмовку, как вдруг заметили внизу на земле разрыв бомбы. Бомбы обычно падают сверху, так что мы сразу посмотрели наверх, - откуда капает? Над нами шла целая эскадра бомбардировщиков и истребителей. В первой атаке Сафонов и я сбили по одному бомбардировщику. Крутясь и атакуя их по частям, мы гнали их к немецким позициям. Загорелся еще один бомбардировщик. Тогда, не выдержав, остальные стали сбрасывать бомбы на свои позиции. Я немножко погорячился и оказался в такой гуще немцев, что трудно было вести огонь, только и было заботы, чтобы не столкнуться, выкрутиться. Немцам, впрочем, тоже было не легче, они так тесно со всех сторон окружали меня, что им и стрелять было нельзя. Наконец, я все-таки нашел дырку и нырнул вниз по щели к своим. На этот раз мы выполнили, как говорится, двойную задачу, бомбили немцев их же собственными руками.

Но я как-то все больше люблю насчет истребителей, мне их больше нравится сбивать, чем бомбардировщики. Я «110-й» люблю, хорошая машина, в том смысле, что большая, есть куда попадать. И потом у нее огонь сильный, она не так боится в лоб итти. А нашему брату это только и нужно. Я первый удар всегда в лоб встречаю. Иду навстречу. Он не выдержит, под самый конец отвернет в сторону, чтобы в меня сзади бил уже стрелок из хвостового пулемета. А я, пока он заворачивает, наваливаюсь на стрелка сзади, переворот сделаю и бью по стрелку. В этот момент я его обычно и сбиваю, - деловито заканчивает Коваленко.

Он рассказывает все это без улыбки, со спокойствием и деловыми подробностями профессионала, мастера своего дела. И ему веришь, что он действительно «любит» сто десятый Мистер, - как он фамильярно называет «Мессершмитт-110», любит за то, что это сильная машина, и что она чаще идет в лоб, чем «Мистер сто девятый».

Он сидит на приступке у блиндажа, задумчиво постукивая сапогом по снегу, коренастый, небольшой человек, с ясными глазами и глуховатым голосом. Сейчас он находится в «готовности №1», в шлеме и с парашютом. Но не только сейчас, даже тогда, когда он, сняв всю эту амуницию, отдыхает у себя за столом, он также подтянут, выдержан, насторожен. Кажется, что, где бы он ни был, он всегда внутренне находится в этой «готовности №1».

- Коваленко? - говорит командир соединения. - Ну, что ж, Коваленко хороший летчик. Он сбил за месяц с небольшим около десяти самолетов.

- Он сказал семь, - поправляю я.

- Ах, семь. Ну, пусть будет семь, если он так хочет. Между прочим, почти все им сбитые самолеты - истребители. У нас его так и прозвали: «истребитель истребителей».

И, услышав это прозвище, я снова невольно вспоминаю тяжелую, крепкую фигуру Коваленко, его глуховатый голос, который, наверно, в какие-то минуты бывает грозным и повелительным, и в моих ушах снова звучит его спокойная фраза: - Я сто десятый люблю, хорошая машина, у нее огонь сильный, она не так боится на меня в лоб итти... // Константин Симонов. КАРЕЛЬСКИЙ ФРОНТ.
_____________________________________
К.Симонов: Русское сердце* ("Красная звезда", СССР)
К.Симонов: Полярной ночью* ("Красная звезда", СССР)

**************************************************************************************************************************************************
ЛЕТЧИКИ В НОЧНОМ САНАТОРИИ

ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, 10 декабря. (По телефону от наш. спец. корр.). Лишь десятки километров отделяют расположение N истребительной авиачасти от линии фронта. Несмотря на близость передовых позиций, у летчиков хорошо организованы часы отдыха.

В светлом, уютном помещении, где размещается ночной санаторий, создано немало удобств. Прибывшие сюда летчики сразу же принимают горячую ванну (душ) и меняют нательное белье. Затем получают вкусный питательный ужин.

К услугам отдыхающих - библиотека, свежие газеты, журналы, настольные игры, струнные инструменты, пианино. Здесь часто демонстрируются кинофильмы. На рассвете летчики уезжают на аэродром.

В течение месяца в среднем каждый летчик отдыхает в ночном санатории по 15-17 дней.

Заведующая ночным санаторием - жена командира тов. Шубичева - много сделала, чтобы создать необходимые условия для отдыха летчиков.

________________________________________________
Л.Славин: Два тарана* ("Красная звезда", СССР)
П.Павленко: Бесстрашный пилот* ("Красная звезда", СССР)
С.Дангулов: Крылатый богатырь ("Красная звезда", СССР)
Крылатые герои отечественной войны ("Красная звезда", СССР)**
М.Громадин: Провал налетов фашистской авиации на Москву* ("Красная звезда", СССР)

Газета «Красная Звезда» №291 (5046), 11 декабря 1941 года

Константин Симонов, сталинские соколы, зима 1941, газета «Красная звезда», декабрь 1941, советская авиация

Previous post Next post
Up