Землевладение и земледелие Сибирского казачьего войска (3/3)
В. А. Остафьев. Землевладение и земледелие Сибирского казачьего войска // Труды Императорского Вольного экономического общества. 1897. Том 2, книга 4.
Часть 1. Часть 2.
Казачьи лагеря близ Кокчетава. http://ka-z-ak.ru
Результат культурного влияния казака на кочевника-киргиза самый плачевный: не киргиз ассимилировался с казаком, а казак с киргизом.
Если в последнее время известный процент коренных казаков принялся за земледелие, то только под влиянием массы свободной земли, дешевых рабочих рук и желания быстро обогатиться.
Киргиз-«джатак», т. е. нищий, растет ежегодно в геометрической прогрессии и все больше и больше заполняет казачьи и крестьянские поселки. Явление это вполне естественно и нормально. С отобранием и уменьшением земельных пространств, сперва под казачьи поселения, а затем под крестьянские, кочевое хозяйство ежегодно падало. Сильный натиск за последние 20 лет действительно культурного переселенца-пахаря окончательно подорвал киргиз и быстро заставил их падать экономически.
Казак, главным образом зажиточный, имеющий возможность нанимать несколько рабочих и вести большой хозяйственный заворот, увлеченный временно земледелием и его выгодами, также скоро оставил это увлечение, в особенности за последние неурожайные годы, так что теперь снова заметно быстрое падение запашек и увеличение числа домов, не занимающихся хлебопашеством.
Для того, чтобы не быть голословным, я приведу следующую табличку:
Мы видим, что во всех северных уездах, а именно: Петропавловском, Омском и Павлодарском, где замечается наибольший процент коренного казачьего населения, жители занимаются земледелием крайне слабо, а громадный их процент земледелием и вовсе не занимается.
Сопоставляю эти цифры с числом безлошадных и однолошадных семей, то есть не ведущих хозяйства, так как однолошадные в Сибири, при крайне трудной и тяжелой обработке почвы, не могут самостоятельно вести хозяйство. Залежь поднимается не менее чем на четырех лошадях, а старопахотная требует не менее тройки. Окажется, что процент не занимающихся хозяйством возрастет до 41%.
Южные уезды, особенно Бийский и Усть-Каменогорский, население которых состоит частью из крестьян-переселенцев, перечисленных в казачье сословие, имеют значительно больший процент занимающихся земледелием.
Превращение юга из совершенно неземледельческого в земледельческий за последние 20 лет - факт крайне любопытный. Еще Усов указывает, что казаки Семипалатинского, Павлодарского, Акмолинского и Атбасарского уездов почти совершенно не занимаются земледелием и постоянно нуждаются в привозном хлебе, который доставляется из Кокчетавского и Петропавловского уездов, но теперь мы видим совершенно обратное. Приводим таблицы среднего сбора и посева хлеба по уездам, а также избытка или недостатка, принимая норму потребления по две четверти на человека:
Таким образом, мы видим, что Петропавловский, Павлодарский, Семипалатинский, Каркаралинский и Зайсанский уезды, где наибольший процент населения составляют коренные казаки, дают урожаи настолько малый, что он не может прокормить казаков; те же уезды, где казаки еще 25 лет тому назад вовсе не занимались хлебопашеством, дают теперь излишки.
Наступившие неурожайные года и щедрая помощь со стороны правительства еще более охладили казака к земледелию, и он снова ищет более легкого способа к жизни; в этом отношении постройка Сибирской железной дороги явилась наиболее кстати: надежды казака окрылились, и дорога дала ему полную возможность быть снова сытым и пьяным без особой затраты мускульной силы на ненавистное земледелие. Вот уже два года в поселках Горькой линии, где главным образом прошла дорога, не смолкают песня и гармоника.
Дедлов, посетив в прошлом году Уральскую казачью линию, приходит к еще более печальным выводам, с которыми нельзя не согласиться. По его мнению, казак не только сам плохой земледелец и хозяин, но он имеет крайне деморализирующее влияние на соседей. «Дикость казака, - пишет Дедлов [Переселенцы и новые места. Вестн. Евр., 1894 г., октябрь.], - заражает и мужиков, переселяющихся сюда. Не только крутой великоросс усваивает разбойничье ухарьство казака, но даже мягкий малоросс, говорящий жинке „вы“, и тот меняет свой полтавский тенор на смелый баритон, а сиротские манеры на ухватки барантовщика. Сибирские казаки, как рассказывают, уже до того одичали, что считают особенным шиком говорить между собой не по-русски, а на местных инородческих наречиях. Подражая казацкому ухарьству, переселенцы подражают и их лени. В урожайный год - семимесячное ничегонеделание, в неурожайные же, очень частые, - ничегонеделание и проголодь, а то и прямо голод [Если щедро не поможет администрация, как это было в 1892 году с сибирскими казаками, на которых прокормили чуть не миллионы, а потом эту ссуду почти всю простили…]. Народ дичает и, ушедши от более „культурной страны“, где есть земская школа, книжки, барышни-акушерки, грамотный учитель, и недалеко город, возвращается в состояние, отвечающее 16-му столетию». «В окрестностях Омска когда-то все морщины гор были покрыты березовыми и осиновыми перелесочками; было много дичи, было много птицы, больше родников, больше дождей. Мы, российские люди, свели рощи, - и ключи иссякли, птицы улетели, и развелись мириады насекомых, пожирающих хлеб». «Перевалив через Сырт, мы увидели ужасающую картину. На Новой линии большая зажиточность. Земли тут сколько хочешь, ковыльные степи, их поковыряют два-три года в одном месте - и бросят. Но, увы, и Новая линия на пороге к недовольству и бедности. И тут становится „тесно“, и тут но могут поделить безграничной степи. Переселенцы правдой и неправдой занимают киргизские земли и первые годы процветают, распахивая нетронутые степи. В третьем году был урожай в 300 пудов пшеницы; сами ели, скотину кормили и, наконец, хлеб на водку меняли по 15 коп. и неистово пьянствовали, а запасов не делали. Прошлый год был малоурожайный, казна выдала на обсеменение. В нынешнем ничего не соберут, и уже в июле голодает до 5000 душ. Опять бросают землю, дома, опять налаживают кибитки, и опять ищут Новый Куст или Китайский Клин, чтобы снова снять сливки» [«Неделя» за 1892 год].
Подмеченное явление неустройства и ненормальности нашей колонизации, особенно казачьей, настолько характерно, что я позволил себе особенно долго остановиться на нем. Те же факты и то же явление мне пришлось наблюдать и в Кокчетавском уезде в 1892 году [Акмолинская область в топографическом и сельскохозяйственном отношении. «Ж. сельск. хозяйств. и лесов.» за март 1893 г.].
В течение каких-нибудь 50-ти лет наш колонизатор-крестьянин Саратовской, Полтавской, Харьковской губернии, придя в богатейший Кокчетавский уезд, успел превратить цветущую и богатейшую страну в очень бедную и скудную. Горы местами совершенно оголены и, постоянно разрушаясь от атмосферных осадков, не имеют никакой растительности. Когда-то богатые растительностью ущелья тоже выжжены «палами», лесными пожарами. Долины, некогда покрытые пышной флорой, распаханы, брошены и заросли целым лесом бурьяна. Только изредка, оазисами, можно встретить прежние роскошные места. Население - бывший переселенец, а теперь сибирский казак, - расхитив все, что можно было, жалуется на неурожаи и бежит из этих мест, отыскивая новые места. Громадный процент кокчетавских казаков ушел за последние годы в Семиреченскую область. Обидно и стыдно сознаться, что эта чудная природа, этот райский уголок, где буквально были молочные реки и кисельные берега, попав в руки нашего переселенца-казака, превратился в пустыню. Дивная природа не оказала на него никакого нравственного влияния, не одушевила его, а сделала его, наоборот, еще более диким, грубым, и бывшего труженика, крестьянина-пахаря, превратила в ленивого и апатичного казака.
Разграбив Кокчетавский уезд, они также спокойно идут дальше продолжать свои подвиги, и теперь уже слышатся жалобы на кокчетавских казаков, пришедших в Семиреченскую область. По отзывам видевших тамошние казачьи поселки, казаки ведут там ту же хищническую экстенсивную зерновую культуру, но при еще худших условиях, так как семиреченское земледелие требует большего труда, большей культурности и интенсивности. При необходимости орошения, казачья экстенсивная зерновая система вовсе не применима, а о более интенсивной культуре (рис, хлопок, садоводство) казаку и во сне не снилось. Получив в Семиреченской области громадные наделы, казаки решили сдавать эти земли в аренду, исполу или из третьей части, сартам, дунганам и киргизам, с обязательством провести арыки. Дунгане сначала охотно брали в аренду. Новые земли дают хорошие урожаи, и первые годы их усиленно эксплоатируют; но затем, когда земли повыпашутся, а урожаи поуменьшатся, дунгане бросают их, отказываются от аренды и оставляют выпаханные никуда не годные лёссовые почвы казаку, который совсем не знает, что с ними делать.
К сожалению, та же некультурность и хищническая эксплотация природных богатств практикуются не одними казаками, а замечена и у переселенцев - тип крайне несимпатичный. Смотри, напр., статью Шведова в «Сев. вест.» за 1896 год.
Нижеприведенная табличка подтверждает цифрами все сказанное о хозяйстве Кокчетавского уезда:
Упадок хозяйства за последнее время выразился 50% с лишком; правда, был страшный неурожайный год, но он был подготовлен раньше начавшимся экономическим упадком, вызванным крайнею нерасчетливостью и разбойническим характером казачьего хозяйства.
Для доказательства, что вышеприведенные цифры не случайны, привожу данные из официального отчета о состоянии Сибирского казачьего войска за 1893 год. Вовсе не имеют скота или имеют всего по одной лошади, следовательно, фактически не могут вести хозяйство, 2160 семей из 4171, или больше половины (51,8%); рогатого скота не имеют 1207 семей (28,9%), мелкого скота - 2484 семьи (59,6%); средний посев на семью равен только 4,0 дес., меньше против 1892 года. В том же отчете указываются крайне неблагоприятные симптомы начинающегося кризиса даже на юге, где хозяйство еще только в зачатке. Население Петропавловского и Кокчетавского уездов испытало неурожаи в 1891 и частью в 1892 годах, а в 1893 году жители Семипалатинского, Зайсанского и частью Усть-Каменогорского уездов в сильной степени пострадали от засух и кобылки.
Все больше и больше подтверждается справедливость выводов, сделанных в моем реферате, прочитанном в Географическом обществе в 1891 г. [Голод в Петропавловском и Кокчетавском уездах Акмолинской области. Доклад, читанный в Западно-Сибирском отделе Географич. общества 22 ноября 1891 г. (Юрид. Вестн., 1892 г., №№ 7 и 8).]. «Причина голода, разразившегося в 1891 г., вовсе не случайная кара Божия, не засуха и не кобылка. Эти факторы имеют, несомненно, громадное влияние, особенно в черноземных районах с переложным хозяйством и строго континентальным климатом, но причина такого явления, как голод, лежит глубже и имеет связь с общим строем сельскохозяйственной и экономической жизни народа. Засухи и морозы повторялись в Кокчетавском и Петропавловском уездах неоднократно в течение последних 20-ти лет, но голода в такой сильной степени, как в 1891 году, не было. Если неурожай этого года разразился народным бедствием, то причины тому лежат в целом ряде крайне ненормальных условий экономической и сельскохозяйственной жизни народа». Посетив в 1892 году Кокчетавский уезд, я понял, что истина на моей стороне, и все цифры падения урожаев за 18 лет в Кокчетавском уезде на 22%, а в Петропавловском на 30%, выведенные теоретически, подтвердились воочию в картине того опустошения Кокчетавского уезда, которую мы только что набросали.
Приведя этот исторический очерк хозяйствования сибирских казаков, посмотрим, каких результатов достигла администрация своими стараниями, оставив казака воином, сделать его в то же время и пахарем. В дополнение к приведенному уже нами отчету за 1893 г. мы составили таблицу, цифры которой будут служить лучшим доказательством успеха или неуспеха земледелия и объяснять полную невозможность как превращения казака в пахаря, так и обращения многомиллионного казачьего пространства из дикой пустыни в культурное состояние. Вывод из них получается очень грустный, но до того ясный, что мы воздерживаемся передавать его словами, полагая, что эти цифры не требуют никаких дальнейших комментариев.
Таким образом, ясно, что никакие административные меры не могли превратить казака-воина в казака-пахаря, и 96%-98% земли, находящейся во владении казачьего ведомства, обречены, в силу каких-то исторических традиций, на долгое пребывание в состоянии дикой пустыни.
Нам могут сделать возражение, что по климатическим, топографическим и даже экономическим условиям степных областей, где расположено владение казаков, выгоднее заниматься скотоводством, чем земледелием, тем более что ближайшее соседнее население до сих пор составляют киргизы-кочевники. Данные по скотоводству рисуются в следующем виде:
Из этой таблицы ясно, что и скотоводство в казачьем хозяйстве так же, как и земледелие, не играет большой роли, и среднее количество скота, приходящееся у казаков как на двор, так и на душу, меньше, чем в киргизском хозяйстве, тогда как по богатству земли казачье землевладение превышает киргизское. Состояние последнего мы увидим из ниже приводимых таблиц о киргизском скотоводстве. Небезынтересны цифры количества лошадей у казаков и распределения их по количеству голов по семьям. В итоге получается картина крайне печального экономического положения Сибирского войска, а именно: у них имеется 18% хозяйств безлошадных и 23% однолошадных, следовательно, 41% казачьего населения не в состоянии совершенно вести сельское хозяйство без посторонней помощи, так как, при плужной обработке, необходимо по крайней мере 2 лошади, и то для двойки мякотных земель, а для обработки залежи - не менее 4 лошадей. Но, кроме хозяйственной неспособности казаков, эти цифры указывают на другой факт, на полную неспособность 41% семей казаков со стороны военной пригодности, так как каждый казак обязан быть готовым и иметь как обмундировку на свой счет, так непременно и лошадь. Благодаря этой службе, он освобожден от всех государственных повинностей и награжден таким колоссальным земельным наделом. Это указывает, несомненно, на крайне ненормальное экономическое положение и устройство Сибирского казачьего войска.
Приведем данные о киргизском хозяйстве и скотоводстве. К сожалению, официальные данные о киргизском скотоводстве крайне неполны, а потому мы не рискуем их приводить по областям, а приводим только те довольно достоверные данные по Петропавловскому и Омскому уездам, которые собраны за последнее время чинами Первой Акмолинской переселенческой партии и местными ветеранами. Эти данные опубликованы в «Записках» Западно-Сибирского отдела Императорского географического общества. Несомненно, эти данные не дадут средней картины киргизского скотоводства уже потому, что район Петропавловского и Омского уездов для развития кочевого хозяйства не нормален, так как за последние годы там много земель из киргизского владения изъяты в переселенческие участки и уже все заселены. Киргизское скотоводство, несомненно, страшно стеснено и сильно упало за последнее время, но, несмотря на это, до сих пор это хозяйство в среднем по количеству голов выше казачьего.
Если сравнить средние итоги скотоводства сибирского казака с киргизским, Петропавловского уезда, поставленного в земельном пользовании много хуже, то киргизское скотоводство во всех отношениях много выше казачьего.
Для полноты картины остается сравнить хозяйство сибирских казаков со вновь народившимся в степи за последние 10 лет хозяйством крестьян-переселенцев, или так называемых новоселов, поселившихся в Петропавловском, Акмолинском, Атбасарском уездах и друг. местах Сибири [Цифровые данные по крестьянскому хозяйству взяты из статей: «Очерк колонизации Акмолинской области». С. Ф., Русск. бог., № 2, 1894 г.; «Переселенцы Азиатской России» К. Кочаровского, Зап. 3.-С. Геогр. общ., кн. XVI, в. 1; «Переселенцы в Сибири» В. Остафьева, Юридич. вест., 1891 г., № 5 и № 6; «Переселенцы Алтайского округа» Чудновского.].
Сравнивая средние цифры, мы видим, что хозяйство сибирских казаков много ниже хозяйства поселян, в особенности по количеству десятин посева, которое ниже на 50-60%; если скотоводство у казаков в среднем выше, чем у переселенцев, по отдельным рубрикам, то это объясняется тем, что переселенцы еще не окрепли и в регистрацию попадали многие только что пришедшие; но в среднем скотоводство у окрепших переселенцев намного (почти на 20%) выше и равняется на двор 13,6 гол., тогда как у казаков оно доходит всего до 9,5. Особенно большая разница замечается в хозяйстве казаков Петропавловского и Кокчетавского уездов и переселенцев-новоселов тех же уездов; так, площадь посева у казаков достигает на двор 2,8 десят., а у крестьян, проживших более 5 л., - 9,3 дес., в среднем же - 6,0 дес., т. е. на 50-70% выше.
Познакомившись с землевладением и землепользованием Сибирского казачьего войска, невольно задаешь себе вопрос: возможен ли, при существующих условиях жизни и исторически сложившихся традициях, когда-нибудь более культурный прогресс? К сожалению, приходится согласиться в этом отношении с мнением, высказанным в 1875 году во Всеподданнейшем отчете одним из самых дельных и видных администраторов Сибири, наказным атаманом и генерал-губернатором Казнаковым.
«Со времени принятия киргизами русского подданства успехи, сделанные ими в гражданственности, ничтожны. Сопредельные же с ними казаки, по малочисленности своей, не принесли ощутительной пользы, но сами научились поголовно киргизскому языку и переняли некоторые, впрочем, безвредные, привычки кочевого народа».
В другом официальном издании мы читаем следующее. «Проезжавшие по казачьей линии туристы, наблюдатели и ученые выносили впечатление о крайней бездеятельности, праздности, апатии и лени станичных жителей, особенно мужчин. Нелюбовью к неустанному труду объясняется нелюбовь к земледелию» [«Список населенных мест по сведениям 1876 г.», стр. LIX, сост. Усовым].
В то время генерал-губернатор Западной Сибири Казнаков обратил особое внимание на степные области и находил единственной правильной культурной мерой для воздействия на местных аборигенов-киргиз и, главное, для оживления почти мертвой, богатейшей в некоторых местах по природным условиям из степных областей, - допустить колонизацию областей крестьянами. Этот проект осуществился только через 25 с лишком лет. До 1868 года, когда учреждались области, не было совершенно крестьянского населения, и единственным оседлым было казачье население.
Когда министр путей сообщения первый раз въехал в Сибирь по железной дороге, то он был поражен, что от Челябы до Омска совершенно не видел и не встречал поселков, деревень, сел: кругом была мертвая однообразная степь, перерезанная кое-где березовыми колками, озерами, и он с недоумением спрашивал: «Где же здесь деревни, села, народ?» - «Есть, ваше высокопревосходительство, но их не видно», - был ответ. Действительно, заметить жалкие казачьи поселки Горько-соленой линии Петропавловского и Омского уездов, разбросанные по громадному пространству в 2½ милл. десятин, было весьма трудно, а между тем эта казачья территория по густоте считается самой населенной. Железная дорога проходит здесь на пространстве с лишком 300 верст. Даже Высочайшая воля колонизировать местность вдоль линии Сибирской дороги не могла быть осуществлена на этом пространстве, и временная переселенческая Акмолинская партия была поставлена в невозможность образовать здесь поселки ближе 25 верст; препятствием служили или казачьи запасные земли, или пресловутая 10-верстная полоса. В районе железной дороги десятиверстная полоса и войсковые запасы имеют площадь до 400.000 дес. лучшей, самой удобной для колонизации земли, где можно было бы поселить не менее 25.000 человек мужск. пола или 50.000 душ обоего пола. До отмежевания из десятиверстной полосы офицерских участков, юртовых наделов, площадь ее в этих двух уездах была больше 600.000 десятин, теперь осталось еще не захваченной около 200.000 десятин. Несомненно, отчуждение в двух областях десятиверстной полосы, еще не захваченной казачьим населением, площадью в 891.536 десятин, где можно поместить но менее 50.000 д. муж. пола или сто тысяч душ обоего пола, было бы совершенно справедливой, основательной и необходимой государственной мерой, в особенности если принять теперешнее колоссальнейшее земельное богатство всего сибирского населения казаков и офицеров, при средней норме в 52 дес. на муж. душу - надел, нигде не существующий, ни в одной стране и, конечно, со сторицею обеспечивающий их экономическое благосостояние, даже при относительной беспечности и лени казака. А та польза и служба, которую несет теперь казак, конечно, оплачивается непомерно дорого: за все прежние заслуги государству сибирский казак получил сторицею. Примеры уничтожения казачьих линий в истории у нас тоже встречаются, в особенности в то время, когда наши владения слишком расширялись, и положение казачьих линий, как, напр., сибирской, внутри страны теряло всякий raison d’être.
Другие материалы, касающиеся до Сибирского казачьего войска:
• А. Е. Новоселов (Невесов). Иртышский казак;
• И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири;
• К. Ф. Ледебур. Путешествие по Алтайским горам и предгорьям Алтая;
• Г. С. Карелин. Рапорты министру финансов графу Канкрину;
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири [Ишим и Петропавловск];
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири [Омск];
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям [Акмолы];
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям [Семипалатинск];
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году. Путевые заметки;
• П. К. Мартьянов. В переломе века [Омск];
• Джордж Кеннан. Сибирь и ссылка;
• А. И-ский. Г. Павлодар Семипалатинской обл.;
• В. Л. Дедлов. Панорама Сибири. (Путевые заметки);
• А. Шерстобитов. Акмолинск. (Очерк из заметок туриста);
• Яковлевич. С берегов Иртыша.
Часть 1. Часть 2.
Казачьи лагеря близ Кокчетава. http://ka-z-ak.ru
Результат культурного влияния казака на кочевника-киргиза самый плачевный: не киргиз ассимилировался с казаком, а казак с киргизом.
Если в последнее время известный процент коренных казаков принялся за земледелие, то только под влиянием массы свободной земли, дешевых рабочих рук и желания быстро обогатиться.
Киргиз-«джатак», т. е. нищий, растет ежегодно в геометрической прогрессии и все больше и больше заполняет казачьи и крестьянские поселки. Явление это вполне естественно и нормально. С отобранием и уменьшением земельных пространств, сперва под казачьи поселения, а затем под крестьянские, кочевое хозяйство ежегодно падало. Сильный натиск за последние 20 лет действительно культурного переселенца-пахаря окончательно подорвал киргиз и быстро заставил их падать экономически.
Казак, главным образом зажиточный, имеющий возможность нанимать несколько рабочих и вести большой хозяйственный заворот, увлеченный временно земледелием и его выгодами, также скоро оставил это увлечение, в особенности за последние неурожайные годы, так что теперь снова заметно быстрое падение запашек и увеличение числа домов, не занимающихся хлебопашеством.
Для того, чтобы не быть голословным, я приведу следующую табличку:
Мы видим, что во всех северных уездах, а именно: Петропавловском, Омском и Павлодарском, где замечается наибольший процент коренного казачьего населения, жители занимаются земледелием крайне слабо, а громадный их процент земледелием и вовсе не занимается.
Сопоставляю эти цифры с числом безлошадных и однолошадных семей, то есть не ведущих хозяйства, так как однолошадные в Сибири, при крайне трудной и тяжелой обработке почвы, не могут самостоятельно вести хозяйство. Залежь поднимается не менее чем на четырех лошадях, а старопахотная требует не менее тройки. Окажется, что процент не занимающихся хозяйством возрастет до 41%.
Южные уезды, особенно Бийский и Усть-Каменогорский, население которых состоит частью из крестьян-переселенцев, перечисленных в казачье сословие, имеют значительно больший процент занимающихся земледелием.
Превращение юга из совершенно неземледельческого в земледельческий за последние 20 лет - факт крайне любопытный. Еще Усов указывает, что казаки Семипалатинского, Павлодарского, Акмолинского и Атбасарского уездов почти совершенно не занимаются земледелием и постоянно нуждаются в привозном хлебе, который доставляется из Кокчетавского и Петропавловского уездов, но теперь мы видим совершенно обратное. Приводим таблицы среднего сбора и посева хлеба по уездам, а также избытка или недостатка, принимая норму потребления по две четверти на человека:
Таким образом, мы видим, что Петропавловский, Павлодарский, Семипалатинский, Каркаралинский и Зайсанский уезды, где наибольший процент населения составляют коренные казаки, дают урожаи настолько малый, что он не может прокормить казаков; те же уезды, где казаки еще 25 лет тому назад вовсе не занимались хлебопашеством, дают теперь излишки.
Наступившие неурожайные года и щедрая помощь со стороны правительства еще более охладили казака к земледелию, и он снова ищет более легкого способа к жизни; в этом отношении постройка Сибирской железной дороги явилась наиболее кстати: надежды казака окрылились, и дорога дала ему полную возможность быть снова сытым и пьяным без особой затраты мускульной силы на ненавистное земледелие. Вот уже два года в поселках Горькой линии, где главным образом прошла дорога, не смолкают песня и гармоника.
Дедлов, посетив в прошлом году Уральскую казачью линию, приходит к еще более печальным выводам, с которыми нельзя не согласиться. По его мнению, казак не только сам плохой земледелец и хозяин, но он имеет крайне деморализирующее влияние на соседей. «Дикость казака, - пишет Дедлов [Переселенцы и новые места. Вестн. Евр., 1894 г., октябрь.], - заражает и мужиков, переселяющихся сюда. Не только крутой великоросс усваивает разбойничье ухарьство казака, но даже мягкий малоросс, говорящий жинке „вы“, и тот меняет свой полтавский тенор на смелый баритон, а сиротские манеры на ухватки барантовщика. Сибирские казаки, как рассказывают, уже до того одичали, что считают особенным шиком говорить между собой не по-русски, а на местных инородческих наречиях. Подражая казацкому ухарьству, переселенцы подражают и их лени. В урожайный год - семимесячное ничегонеделание, в неурожайные же, очень частые, - ничегонеделание и проголодь, а то и прямо голод [Если щедро не поможет администрация, как это было в 1892 году с сибирскими казаками, на которых прокормили чуть не миллионы, а потом эту ссуду почти всю простили…]. Народ дичает и, ушедши от более „культурной страны“, где есть земская школа, книжки, барышни-акушерки, грамотный учитель, и недалеко город, возвращается в состояние, отвечающее 16-му столетию». «В окрестностях Омска когда-то все морщины гор были покрыты березовыми и осиновыми перелесочками; было много дичи, было много птицы, больше родников, больше дождей. Мы, российские люди, свели рощи, - и ключи иссякли, птицы улетели, и развелись мириады насекомых, пожирающих хлеб». «Перевалив через Сырт, мы увидели ужасающую картину. На Новой линии большая зажиточность. Земли тут сколько хочешь, ковыльные степи, их поковыряют два-три года в одном месте - и бросят. Но, увы, и Новая линия на пороге к недовольству и бедности. И тут становится „тесно“, и тут но могут поделить безграничной степи. Переселенцы правдой и неправдой занимают киргизские земли и первые годы процветают, распахивая нетронутые степи. В третьем году был урожай в 300 пудов пшеницы; сами ели, скотину кормили и, наконец, хлеб на водку меняли по 15 коп. и неистово пьянствовали, а запасов не делали. Прошлый год был малоурожайный, казна выдала на обсеменение. В нынешнем ничего не соберут, и уже в июле голодает до 5000 душ. Опять бросают землю, дома, опять налаживают кибитки, и опять ищут Новый Куст или Китайский Клин, чтобы снова снять сливки» [«Неделя» за 1892 год].
Подмеченное явление неустройства и ненормальности нашей колонизации, особенно казачьей, настолько характерно, что я позволил себе особенно долго остановиться на нем. Те же факты и то же явление мне пришлось наблюдать и в Кокчетавском уезде в 1892 году [Акмолинская область в топографическом и сельскохозяйственном отношении. «Ж. сельск. хозяйств. и лесов.» за март 1893 г.].
В течение каких-нибудь 50-ти лет наш колонизатор-крестьянин Саратовской, Полтавской, Харьковской губернии, придя в богатейший Кокчетавский уезд, успел превратить цветущую и богатейшую страну в очень бедную и скудную. Горы местами совершенно оголены и, постоянно разрушаясь от атмосферных осадков, не имеют никакой растительности. Когда-то богатые растительностью ущелья тоже выжжены «палами», лесными пожарами. Долины, некогда покрытые пышной флорой, распаханы, брошены и заросли целым лесом бурьяна. Только изредка, оазисами, можно встретить прежние роскошные места. Население - бывший переселенец, а теперь сибирский казак, - расхитив все, что можно было, жалуется на неурожаи и бежит из этих мест, отыскивая новые места. Громадный процент кокчетавских казаков ушел за последние годы в Семиреченскую область. Обидно и стыдно сознаться, что эта чудная природа, этот райский уголок, где буквально были молочные реки и кисельные берега, попав в руки нашего переселенца-казака, превратился в пустыню. Дивная природа не оказала на него никакого нравственного влияния, не одушевила его, а сделала его, наоборот, еще более диким, грубым, и бывшего труженика, крестьянина-пахаря, превратила в ленивого и апатичного казака.
Разграбив Кокчетавский уезд, они также спокойно идут дальше продолжать свои подвиги, и теперь уже слышатся жалобы на кокчетавских казаков, пришедших в Семиреченскую область. По отзывам видевших тамошние казачьи поселки, казаки ведут там ту же хищническую экстенсивную зерновую культуру, но при еще худших условиях, так как семиреченское земледелие требует большего труда, большей культурности и интенсивности. При необходимости орошения, казачья экстенсивная зерновая система вовсе не применима, а о более интенсивной культуре (рис, хлопок, садоводство) казаку и во сне не снилось. Получив в Семиреченской области громадные наделы, казаки решили сдавать эти земли в аренду, исполу или из третьей части, сартам, дунганам и киргизам, с обязательством провести арыки. Дунгане сначала охотно брали в аренду. Новые земли дают хорошие урожаи, и первые годы их усиленно эксплоатируют; но затем, когда земли повыпашутся, а урожаи поуменьшатся, дунгане бросают их, отказываются от аренды и оставляют выпаханные никуда не годные лёссовые почвы казаку, который совсем не знает, что с ними делать.
К сожалению, та же некультурность и хищническая эксплотация природных богатств практикуются не одними казаками, а замечена и у переселенцев - тип крайне несимпатичный. Смотри, напр., статью Шведова в «Сев. вест.» за 1896 год.
Нижеприведенная табличка подтверждает цифрами все сказанное о хозяйстве Кокчетавского уезда:
Упадок хозяйства за последнее время выразился 50% с лишком; правда, был страшный неурожайный год, но он был подготовлен раньше начавшимся экономическим упадком, вызванным крайнею нерасчетливостью и разбойническим характером казачьего хозяйства.
Для доказательства, что вышеприведенные цифры не случайны, привожу данные из официального отчета о состоянии Сибирского казачьего войска за 1893 год. Вовсе не имеют скота или имеют всего по одной лошади, следовательно, фактически не могут вести хозяйство, 2160 семей из 4171, или больше половины (51,8%); рогатого скота не имеют 1207 семей (28,9%), мелкого скота - 2484 семьи (59,6%); средний посев на семью равен только 4,0 дес., меньше против 1892 года. В том же отчете указываются крайне неблагоприятные симптомы начинающегося кризиса даже на юге, где хозяйство еще только в зачатке. Население Петропавловского и Кокчетавского уездов испытало неурожаи в 1891 и частью в 1892 годах, а в 1893 году жители Семипалатинского, Зайсанского и частью Усть-Каменогорского уездов в сильной степени пострадали от засух и кобылки.
Все больше и больше подтверждается справедливость выводов, сделанных в моем реферате, прочитанном в Географическом обществе в 1891 г. [Голод в Петропавловском и Кокчетавском уездах Акмолинской области. Доклад, читанный в Западно-Сибирском отделе Географич. общества 22 ноября 1891 г. (Юрид. Вестн., 1892 г., №№ 7 и 8).]. «Причина голода, разразившегося в 1891 г., вовсе не случайная кара Божия, не засуха и не кобылка. Эти факторы имеют, несомненно, громадное влияние, особенно в черноземных районах с переложным хозяйством и строго континентальным климатом, но причина такого явления, как голод, лежит глубже и имеет связь с общим строем сельскохозяйственной и экономической жизни народа. Засухи и морозы повторялись в Кокчетавском и Петропавловском уездах неоднократно в течение последних 20-ти лет, но голода в такой сильной степени, как в 1891 году, не было. Если неурожай этого года разразился народным бедствием, то причины тому лежат в целом ряде крайне ненормальных условий экономической и сельскохозяйственной жизни народа». Посетив в 1892 году Кокчетавский уезд, я понял, что истина на моей стороне, и все цифры падения урожаев за 18 лет в Кокчетавском уезде на 22%, а в Петропавловском на 30%, выведенные теоретически, подтвердились воочию в картине того опустошения Кокчетавского уезда, которую мы только что набросали.
Приведя этот исторический очерк хозяйствования сибирских казаков, посмотрим, каких результатов достигла администрация своими стараниями, оставив казака воином, сделать его в то же время и пахарем. В дополнение к приведенному уже нами отчету за 1893 г. мы составили таблицу, цифры которой будут служить лучшим доказательством успеха или неуспеха земледелия и объяснять полную невозможность как превращения казака в пахаря, так и обращения многомиллионного казачьего пространства из дикой пустыни в культурное состояние. Вывод из них получается очень грустный, но до того ясный, что мы воздерживаемся передавать его словами, полагая, что эти цифры не требуют никаких дальнейших комментариев.
Таким образом, ясно, что никакие административные меры не могли превратить казака-воина в казака-пахаря, и 96%-98% земли, находящейся во владении казачьего ведомства, обречены, в силу каких-то исторических традиций, на долгое пребывание в состоянии дикой пустыни.
Нам могут сделать возражение, что по климатическим, топографическим и даже экономическим условиям степных областей, где расположено владение казаков, выгоднее заниматься скотоводством, чем земледелием, тем более что ближайшее соседнее население до сих пор составляют киргизы-кочевники. Данные по скотоводству рисуются в следующем виде:
Из этой таблицы ясно, что и скотоводство в казачьем хозяйстве так же, как и земледелие, не играет большой роли, и среднее количество скота, приходящееся у казаков как на двор, так и на душу, меньше, чем в киргизском хозяйстве, тогда как по богатству земли казачье землевладение превышает киргизское. Состояние последнего мы увидим из ниже приводимых таблиц о киргизском скотоводстве. Небезынтересны цифры количества лошадей у казаков и распределения их по количеству голов по семьям. В итоге получается картина крайне печального экономического положения Сибирского войска, а именно: у них имеется 18% хозяйств безлошадных и 23% однолошадных, следовательно, 41% казачьего населения не в состоянии совершенно вести сельское хозяйство без посторонней помощи, так как, при плужной обработке, необходимо по крайней мере 2 лошади, и то для двойки мякотных земель, а для обработки залежи - не менее 4 лошадей. Но, кроме хозяйственной неспособности казаков, эти цифры указывают на другой факт, на полную неспособность 41% семей казаков со стороны военной пригодности, так как каждый казак обязан быть готовым и иметь как обмундировку на свой счет, так непременно и лошадь. Благодаря этой службе, он освобожден от всех государственных повинностей и награжден таким колоссальным земельным наделом. Это указывает, несомненно, на крайне ненормальное экономическое положение и устройство Сибирского казачьего войска.
Приведем данные о киргизском хозяйстве и скотоводстве. К сожалению, официальные данные о киргизском скотоводстве крайне неполны, а потому мы не рискуем их приводить по областям, а приводим только те довольно достоверные данные по Петропавловскому и Омскому уездам, которые собраны за последнее время чинами Первой Акмолинской переселенческой партии и местными ветеранами. Эти данные опубликованы в «Записках» Западно-Сибирского отдела Императорского географического общества. Несомненно, эти данные не дадут средней картины киргизского скотоводства уже потому, что район Петропавловского и Омского уездов для развития кочевого хозяйства не нормален, так как за последние годы там много земель из киргизского владения изъяты в переселенческие участки и уже все заселены. Киргизское скотоводство, несомненно, страшно стеснено и сильно упало за последнее время, но, несмотря на это, до сих пор это хозяйство в среднем по количеству голов выше казачьего.
Если сравнить средние итоги скотоводства сибирского казака с киргизским, Петропавловского уезда, поставленного в земельном пользовании много хуже, то киргизское скотоводство во всех отношениях много выше казачьего.
Для полноты картины остается сравнить хозяйство сибирских казаков со вновь народившимся в степи за последние 10 лет хозяйством крестьян-переселенцев, или так называемых новоселов, поселившихся в Петропавловском, Акмолинском, Атбасарском уездах и друг. местах Сибири [Цифровые данные по крестьянскому хозяйству взяты из статей: «Очерк колонизации Акмолинской области». С. Ф., Русск. бог., № 2, 1894 г.; «Переселенцы Азиатской России» К. Кочаровского, Зап. 3.-С. Геогр. общ., кн. XVI, в. 1; «Переселенцы в Сибири» В. Остафьева, Юридич. вест., 1891 г., № 5 и № 6; «Переселенцы Алтайского округа» Чудновского.].
Сравнивая средние цифры, мы видим, что хозяйство сибирских казаков много ниже хозяйства поселян, в особенности по количеству десятин посева, которое ниже на 50-60%; если скотоводство у казаков в среднем выше, чем у переселенцев, по отдельным рубрикам, то это объясняется тем, что переселенцы еще не окрепли и в регистрацию попадали многие только что пришедшие; но в среднем скотоводство у окрепших переселенцев намного (почти на 20%) выше и равняется на двор 13,6 гол., тогда как у казаков оно доходит всего до 9,5. Особенно большая разница замечается в хозяйстве казаков Петропавловского и Кокчетавского уездов и переселенцев-новоселов тех же уездов; так, площадь посева у казаков достигает на двор 2,8 десят., а у крестьян, проживших более 5 л., - 9,3 дес., в среднем же - 6,0 дес., т. е. на 50-70% выше.
Познакомившись с землевладением и землепользованием Сибирского казачьего войска, невольно задаешь себе вопрос: возможен ли, при существующих условиях жизни и исторически сложившихся традициях, когда-нибудь более культурный прогресс? К сожалению, приходится согласиться в этом отношении с мнением, высказанным в 1875 году во Всеподданнейшем отчете одним из самых дельных и видных администраторов Сибири, наказным атаманом и генерал-губернатором Казнаковым.
«Со времени принятия киргизами русского подданства успехи, сделанные ими в гражданственности, ничтожны. Сопредельные же с ними казаки, по малочисленности своей, не принесли ощутительной пользы, но сами научились поголовно киргизскому языку и переняли некоторые, впрочем, безвредные, привычки кочевого народа».
В другом официальном издании мы читаем следующее. «Проезжавшие по казачьей линии туристы, наблюдатели и ученые выносили впечатление о крайней бездеятельности, праздности, апатии и лени станичных жителей, особенно мужчин. Нелюбовью к неустанному труду объясняется нелюбовь к земледелию» [«Список населенных мест по сведениям 1876 г.», стр. LIX, сост. Усовым].
В то время генерал-губернатор Западной Сибири Казнаков обратил особое внимание на степные области и находил единственной правильной культурной мерой для воздействия на местных аборигенов-киргиз и, главное, для оживления почти мертвой, богатейшей в некоторых местах по природным условиям из степных областей, - допустить колонизацию областей крестьянами. Этот проект осуществился только через 25 с лишком лет. До 1868 года, когда учреждались области, не было совершенно крестьянского населения, и единственным оседлым было казачье население.
Когда министр путей сообщения первый раз въехал в Сибирь по железной дороге, то он был поражен, что от Челябы до Омска совершенно не видел и не встречал поселков, деревень, сел: кругом была мертвая однообразная степь, перерезанная кое-где березовыми колками, озерами, и он с недоумением спрашивал: «Где же здесь деревни, села, народ?» - «Есть, ваше высокопревосходительство, но их не видно», - был ответ. Действительно, заметить жалкие казачьи поселки Горько-соленой линии Петропавловского и Омского уездов, разбросанные по громадному пространству в 2½ милл. десятин, было весьма трудно, а между тем эта казачья территория по густоте считается самой населенной. Железная дорога проходит здесь на пространстве с лишком 300 верст. Даже Высочайшая воля колонизировать местность вдоль линии Сибирской дороги не могла быть осуществлена на этом пространстве, и временная переселенческая Акмолинская партия была поставлена в невозможность образовать здесь поселки ближе 25 верст; препятствием служили или казачьи запасные земли, или пресловутая 10-верстная полоса. В районе железной дороги десятиверстная полоса и войсковые запасы имеют площадь до 400.000 дес. лучшей, самой удобной для колонизации земли, где можно было бы поселить не менее 25.000 человек мужск. пола или 50.000 душ обоего пола. До отмежевания из десятиверстной полосы офицерских участков, юртовых наделов, площадь ее в этих двух уездах была больше 600.000 десятин, теперь осталось еще не захваченной около 200.000 десятин. Несомненно, отчуждение в двух областях десятиверстной полосы, еще не захваченной казачьим населением, площадью в 891.536 десятин, где можно поместить но менее 50.000 д. муж. пола или сто тысяч душ обоего пола, было бы совершенно справедливой, основательной и необходимой государственной мерой, в особенности если принять теперешнее колоссальнейшее земельное богатство всего сибирского населения казаков и офицеров, при средней норме в 52 дес. на муж. душу - надел, нигде не существующий, ни в одной стране и, конечно, со сторицею обеспечивающий их экономическое благосостояние, даже при относительной беспечности и лени казака. А та польза и служба, которую несет теперь казак, конечно, оплачивается непомерно дорого: за все прежние заслуги государству сибирский казак получил сторицею. Примеры уничтожения казачьих линий в истории у нас тоже встречаются, в особенности в то время, когда наши владения слишком расширялись, и положение казачьих линий, как, напр., сибирской, внутри страны теряло всякий raison d’être.
Другие материалы, касающиеся до Сибирского казачьего войска:
• А. Е. Новоселов (Невесов). Иртышский казак;
• И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири;
• К. Ф. Ледебур. Путешествие по Алтайским горам и предгорьям Алтая;
• Г. С. Карелин. Рапорты министру финансов графу Канкрину;
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири [Ишим и Петропавловск];
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири [Омск];
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям [Акмолы];
• А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям [Семипалатинск];
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году. Путевые заметки;
• П. К. Мартьянов. В переломе века [Омск];
• Джордж Кеннан. Сибирь и ссылка;
• А. И-ский. Г. Павлодар Семипалатинской обл.;
• В. Л. Дедлов. Панорама Сибири. (Путевые заметки);
• А. Шерстобитов. Акмолинск. (Очерк из заметок туриста);
• Яковлевич. С берегов Иртыша.