Мои журналистские университеты
Все!
Это такой небольшой и негромкий завершающий аккорд. Рассказ о моей работе в журнале AIM считаю законченным.
Вот остальные части рассказа:
Первая часть, в которой рассказывается о том, как я начал работать в журнале AIM -- здесь
Вторая часть, о городке, где алмазов было больше, чем людей, -- здесь
Третья часть -- о первом в истории Армении конкурсе красоты -- здесь
Четвертая часть -- о том, как удалось убедить чиновников рассекретить данные о ВИЧ-инфицированных -- здесь.
Пятая часть -- как диаспорская организация освящала церковь, а крестьянин крестил своих сыновей -- здесь
Шестая часть -- Футбольные профи «Арарата» -- здесь
Вот и все...
Моя работа в журнале AIM началась с того, что я написал статью «Один день с мэром Еревана».
Убедить его провести день с журналистом было несложно - мы с тогдашним мэром Ваагном Хачатряном были в хороших, если не сказать, дружеских отношениях. Помогло, конечно, и то, что я был тогда депутатом и прекрасно знал горсоветовскую кухню.
Вааг (это не опечатка, а краткий вариант имени Ваагн) утром заехал за мной по пути на работу, а вечером отвез меня домой. И я действительно весь рабочий день - с девяти утра и до полночи - был вместе с ним. Я участвовал с ним в двух или трех совещаниях, ездил на какую-то стройку, сидел в кабинете, когда он принимал разных людей…
Самым запоминающимся был момент, который, разумеется, в статью не попал. В кабинете были только мы вдвоем, когда туда вошел курьер и передал мэру какой-то пакет. Тот расписался в амбарной книге, вскрыл пакет, прочитал его, потом вернул курьеру, после чего тот исчез.
Когда мы снова остались вдвоем, Вааг задумчиво сказал:
- Интересно-интересно...
- Что именно, - спросил я.
Мэр промолчал, потом сделал характерный жест, означающий «кабинет прослушивается». Я понял и не стал продолжать. Но после этого жеста меня перестали удивлять периодически появляющиеся в печати сведения о том, что в кабинете очередного высокого чиновника «обнаружены» жучки.
Описание одного дня с мэром, было опубликовано и встречено очень благосклонно.
Были и другие статьи и связанные с ними истории. Мне очень нравится вспоминать, что когда мы готовили материал о Государственном театре песни Артура Григоряна, нам приходилось работать по ночам, потому что репетиции в театре начинались в полночь и продолжались до трех-четырех утра.
А было так отчасти потому, что зимой 1995 года электричества в Ереване не хватало. Поэтому свет в театр давали вечером, когда, собственно, шли спектакли, и глубокой ночью, чтобы актеры и музыканты могли репетировать. Мы приезжали втроем, с Рубиком и Завеном Хачикяном. Они «настраивали» свои фотоаппараты, а я садился в зал и следил за тем, как певцы отрабатывали свои песни и нехитрые мизансцены под «минусовую» фонограмму.
Термин «минусовая» фонограмма (или еще говорят «минусовка») означает, что весь аккомпанемент предварительно записан на ленту, а петь приходится на самом деле.
И вот, представьте такую картину: холодный полуосвещенный зал, на сцену поднимаются певицы (главным образом, простите за рифму, юные девицы) в зимних курточках и поют разные стандарты, вроде “Unforgettable” или “This Can’t Be Love”, а у них изо рта идет пар - так холодно было в зале.
При этом они отчаянно кокетничают с фотокамерой Рубика, который снимает их сблизи («Ах, не надо снимать меня в профиль, я невыгодно выгляжу в профиль»). И никто не обращает внимания на Завена, который, взяв камеру с телеобъективом, делает те самые кадры, которые и были нужны для журнала. А Рубик на самом деле просто отвлекал внимание на себя, чтобы облегчить Завену работу. Спустя некоторое время они менялись местами и продолжали вот так, в четыре руки, запечатлевать репетиции будущих знаменитостей.
Когда все заканчивалось, мы шли в кабинет Артура, который угощал нас кофе и прекрасным коньяком, до которого он был большим охотником. Раз или два к нам заходила на кофе блиставшая тогда в театре песни Шушан Петросян. Она уже тогда была очень известна. Еще чуть-чуть, и Шушан стала одной из самых ярких и больших звезд армянской поп-музыки.
Были у меня и поездки в Карабах с заданием написать о новой дороге Горис-Степанакерт, построенной на деньги армян диаспоры. Ездил я и в Гюмри, где американка с мужем открыли небольшую клинику для пострадавших от землетрясения. Был и поход в военную часть, где американские армяне-дантисты лечили зубы призывникам.
Делали мы с Рубиком и репортаж с праздника окончания школы, «последнего звонка», который в 1996 году спонсировало министерство внутренних дел. Им тогда руководил всесильный министр Вано Сирадегян. Про него ходил анекдот: «знаете, кем работает Левон Тер-Петросян? Президентом у Вано».
Вано сидел у пустого постамента памятника Ленину на главной площади Еревана. Его в несколько рядов окружали полицейские. Он благосклонно смотрел, как полупьяные выпускники, собравшиеся на площади, слушают музыку, купаются в фонтане или просто слоняются по проезжей части.
После этого (честно признаюсь) неудачного репортажа мы решили сделать большой материал о молодежи. Кульминацией работы над этим материалом стали ночные съемки прыгающих девиц-студенток театрального института. Одна из них потом сыграла небольшую роль в знаменитом фильме «Водка-лемон».
Словом, работа в журнале AIM была и интересной, и разнообразной. И она меня многому научила. А к журналу у меня сохранилось двойственное отношение: с одной стороны, я благодарен американской редакции за те уроки журналистики, которые она мне преподала, но все равно, во многих случаях у меня сохранился скепсис к тому результату, который, в итоге, появлялся на страницах AIM-а.
Но, наверно, этот скепсис как раз и означает, что я стал лучше разбираться в своей профессии. Не так ли?
Это такой небольшой и негромкий завершающий аккорд. Рассказ о моей работе в журнале AIM считаю законченным.
Вот остальные части рассказа:
Первая часть, в которой рассказывается о том, как я начал работать в журнале AIM -- здесь
Вторая часть, о городке, где алмазов было больше, чем людей, -- здесь
Третья часть -- о первом в истории Армении конкурсе красоты -- здесь
Четвертая часть -- о том, как удалось убедить чиновников рассекретить данные о ВИЧ-инфицированных -- здесь.
Пятая часть -- как диаспорская организация освящала церковь, а крестьянин крестил своих сыновей -- здесь
Шестая часть -- Футбольные профи «Арарата» -- здесь
Вот и все...
Моя работа в журнале AIM началась с того, что я написал статью «Один день с мэром Еревана».
Убедить его провести день с журналистом было несложно - мы с тогдашним мэром Ваагном Хачатряном были в хороших, если не сказать, дружеских отношениях. Помогло, конечно, и то, что я был тогда депутатом и прекрасно знал горсоветовскую кухню.
Вааг (это не опечатка, а краткий вариант имени Ваагн) утром заехал за мной по пути на работу, а вечером отвез меня домой. И я действительно весь рабочий день - с девяти утра и до полночи - был вместе с ним. Я участвовал с ним в двух или трех совещаниях, ездил на какую-то стройку, сидел в кабинете, когда он принимал разных людей…
Самым запоминающимся был момент, который, разумеется, в статью не попал. В кабинете были только мы вдвоем, когда туда вошел курьер и передал мэру какой-то пакет. Тот расписался в амбарной книге, вскрыл пакет, прочитал его, потом вернул курьеру, после чего тот исчез.
Когда мы снова остались вдвоем, Вааг задумчиво сказал:
- Интересно-интересно...
- Что именно, - спросил я.
Мэр промолчал, потом сделал характерный жест, означающий «кабинет прослушивается». Я понял и не стал продолжать. Но после этого жеста меня перестали удивлять периодически появляющиеся в печати сведения о том, что в кабинете очередного высокого чиновника «обнаружены» жучки.
Описание одного дня с мэром, было опубликовано и встречено очень благосклонно.
Были и другие статьи и связанные с ними истории. Мне очень нравится вспоминать, что когда мы готовили материал о Государственном театре песни Артура Григоряна, нам приходилось работать по ночам, потому что репетиции в театре начинались в полночь и продолжались до трех-четырех утра.
А было так отчасти потому, что зимой 1995 года электричества в Ереване не хватало. Поэтому свет в театр давали вечером, когда, собственно, шли спектакли, и глубокой ночью, чтобы актеры и музыканты могли репетировать. Мы приезжали втроем, с Рубиком и Завеном Хачикяном. Они «настраивали» свои фотоаппараты, а я садился в зал и следил за тем, как певцы отрабатывали свои песни и нехитрые мизансцены под «минусовую» фонограмму.
Термин «минусовая» фонограмма (или еще говорят «минусовка») означает, что весь аккомпанемент предварительно записан на ленту, а петь приходится на самом деле.
И вот, представьте такую картину: холодный полуосвещенный зал, на сцену поднимаются певицы (главным образом, простите за рифму, юные девицы) в зимних курточках и поют разные стандарты, вроде “Unforgettable” или “This Can’t Be Love”, а у них изо рта идет пар - так холодно было в зале.
При этом они отчаянно кокетничают с фотокамерой Рубика, который снимает их сблизи («Ах, не надо снимать меня в профиль, я невыгодно выгляжу в профиль»). И никто не обращает внимания на Завена, который, взяв камеру с телеобъективом, делает те самые кадры, которые и были нужны для журнала. А Рубик на самом деле просто отвлекал внимание на себя, чтобы облегчить Завену работу. Спустя некоторое время они менялись местами и продолжали вот так, в четыре руки, запечатлевать репетиции будущих знаменитостей.
Когда все заканчивалось, мы шли в кабинет Артура, который угощал нас кофе и прекрасным коньяком, до которого он был большим охотником. Раз или два к нам заходила на кофе блиставшая тогда в театре песни Шушан Петросян. Она уже тогда была очень известна. Еще чуть-чуть, и Шушан стала одной из самых ярких и больших звезд армянской поп-музыки.
Были у меня и поездки в Карабах с заданием написать о новой дороге Горис-Степанакерт, построенной на деньги армян диаспоры. Ездил я и в Гюмри, где американка с мужем открыли небольшую клинику для пострадавших от землетрясения. Был и поход в военную часть, где американские армяне-дантисты лечили зубы призывникам.
Делали мы с Рубиком и репортаж с праздника окончания школы, «последнего звонка», который в 1996 году спонсировало министерство внутренних дел. Им тогда руководил всесильный министр Вано Сирадегян. Про него ходил анекдот: «знаете, кем работает Левон Тер-Петросян? Президентом у Вано».
Вано сидел у пустого постамента памятника Ленину на главной площади Еревана. Его в несколько рядов окружали полицейские. Он благосклонно смотрел, как полупьяные выпускники, собравшиеся на площади, слушают музыку, купаются в фонтане или просто слоняются по проезжей части.
После этого (честно признаюсь) неудачного репортажа мы решили сделать большой материал о молодежи. Кульминацией работы над этим материалом стали ночные съемки прыгающих девиц-студенток театрального института. Одна из них потом сыграла небольшую роль в знаменитом фильме «Водка-лемон».
Словом, работа в журнале AIM была и интересной, и разнообразной. И она меня многому научила. А к журналу у меня сохранилось двойственное отношение: с одной стороны, я благодарен американской редакции за те уроки журналистики, которые она мне преподала, но все равно, во многих случаях у меня сохранился скепсис к тому результату, который, в итоге, появлялся на страницах AIM-а.
Но, наверно, этот скепсис как раз и означает, что я стал лучше разбираться в своей профессии. Не так ли?