«Исторические очерки» М.Венюкова. 7. Удержание окраин: Кавказ
[М. И. Венюков]. Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения Берлинского договора. 1855-1878. Том 1. - Лейпциг, 1878.
Другие части:
• Перемены в составе русской государственной области: Замирение Кавказа (1), Завоевание Средней Азии (2), Дела дальневосточные (3).
• Заселение вновь приобретенных земель (4).
• Политическое объединение окраин: Финлядия, Прибалтийский край, Литва (5), Польша, Украина, Бессарабия, Новороссия, Крым (6), Кавказ (7), Туркестан (8), Киргизские степи, Сибирь и Дальний Восток (9).
В. В. Верещагин. Представление начальству. 1864
О политическом объединении Кавказа, страны обширной, разнородной по составу населения, отличающейся разнообразием местности и завоеванной не далее текущего столетия, можно бы написать обширное исследование, где пришлось бы говорить отдельно едва ли не о каждом уезде, не о каждой значительной горной долине. Мы ограничимся здесь самыми общими указаниями. Безусловно, неотторжимо приросшими к России можно считать лишь Ставропольскую губернию, Кубанскую область и ту часть Терской, которая лежит по левую сторону Терека и Малки, т. е. вообще местности по северной стороне Кавказского хребта, занятые русским населением. Все остальное протяжение Кавказского края в политическом отношении ненадежно, хотя и в разной степени. Дагестан и Чечня были в восстании не дальше 1877 года; в других частях Кавказа почти не было года, даже после так называемого конца войны в 1864 году, чтобы не случалося возмущений. Укажем здесь на некоторые, наиболее выдающиеся факты этого ряда событий, доказывающих политическую ненадежность кавказской окраины, и на меры, которые принимались для ослабления этой ненадежности. И те, и другие характеристичны для русской внутренней политики вообще, так что могут служить образцами государственного искусства петербургского правительства, которое, за редкими исключениями, действовало если не по той же программе, то в том же вкусе и направлении на всех вообще азиатских окраинах. Руководством при этом можно избрать даже такой источник, который дан самим правительством, именно отчет великого князя главнокомандующего по Военно-народному управлению за 1863-69 года, разумеется, писанный на тему «tout va au mieux dans le meilleur des mondes», или «честь имею донести, что все благополучно». В нем так откровенно высказаны основания правительственной деятельности на Кавказе с целью приращения его к России, что из источников неофициальных довольно взять лишь несколько фактов, имевших место после 1869 года. Вот что говорит отчет о системе управления горцами:
Преемнику князя Барятинского предстояла задача… упрочить дело покорения Кавказа с одной стороны развитием военных мер, для увеличения нашей материальной силы и, так сказать, внешней власти в горах, а с другой, что главное, развитием мер для учреждения над горцами нашей нравственной власти и значения, для покорения их оружием духовной, внутренней силы. Эти последние меры должны были относиться, во-1-х, к устройству соответствующего понятиям горцев твердого и, при твердости, доброжелательного управления ими, во-2-х, к постепенному преобразованию быта горских населений, в видах очищения его от всего варварского и отжившего, а также и в видах точного определения и ограждения имущественных и личных прав горцев и поднятия уровня экономического и умственного их развития. Эта категория мероприятий по первенствующей важности своей в смысле установления не внешнего, насильственного, а внутреннего, органического единения горских народностей с Россиею, служила всегда предметом тем большей заботы высшего кавказского начальства, что в сущности прочное привлечение к России воинственных горских племен может считаться почти верным залогом спокойного обладания целым Кавказом.
Программа, как видим, величавая по размерам и предположенной цели; но в чем же состояло ее практическое осуществление? Вот как на этот вопрос отвечает великий князь на следующей странице своего «Отчета».
Сознавая всю необходимость поставить над горцами власть твердую, энергическую и действующую в формах несложных и понятных уму горца, кн. Барятинский, во-1-х, оставил и после покорения Восточного Кавказа управление горцами в ведении военного начальства, представлявшего, конечно, более элементов для организования такого рода власти и притом знакомого уже (?) с свойствами и понятиями горцев; в-2-х, облек деятелей администрации значительными правами и полномочием, при которых власть получила действительную силу и значение в глазах населения; а для того, чтобы избежать невыгод такого полновластия деятелей, привилегиями службы военно-народной дал возможность к строгой разборчивости в выборе и к привлечению в ряды этой администрации лучших и способнейших офицеров армии; в-3-х, наконец, дал горским населениям суд понятный им и их понимающий, суд составленный из выборных представителей этих населений, решающий дела в духе народных воззрений, но воззрений постепенно смягчаемых и направляемых к понятию более развитых народностей участием в постановлении решений представителя правительственной власти. Такой взгляд кн. Барятинского на характер и условия действия горской администрации составляет одну из важных услуг, оказанных им Кавказскому краю, и со времени моего прибытия в этот край я заботливо старался охранить это начало от разрушения или небрежного применения, но, напротив, давал ему возможно большее развитие. Так, в первый же год моего управления, после случившегося возмущения в Закатальском округе, я признал полезным применить в этом округе дух и формы военно-народной администрации, и такое же управление ввел я среди горского населения Кубанской области и в Сухумском отделе по изъятии Абхазии из-под власти князя Шервашидзе.
Итак, вот что на самом деле легло в основу способов укрепления Кавказа за Россиею: военно-полицейское управление, то самое, которое дано было в 1863 году Польше в наказание за бунт, с придачею еще для кавказской военной администрации права вмешиваться в дела судебные. Ни о том, чтобы «отборные» правители горцев изучали предварительно их язык, обычаи и понятия, ни о том, чтобы туземное население имело правильное и постоянное участие в делах административных и хозяйственных, помогая «отборным», но невежественным правителям, не было и речи. Отборная, т. е. предположительно хоть честная, администрация скоро наполнилась взяточниками, нередко из армян, издавна презираемых горцами за бесчестность, но умевших составить сильную партию в Тифлисе, Шуре и т. п. Очевидно, что это было далеко от идеала хорошей правительственной системы, и потому нечего удивляться, что горское население отвечало на такие «просвещенные» заботы о его судьбах:
Убийством полк. Кониара в Абхазии, в 1866 г.
« « Петухова в Дагестане, « 1868 г.
Побоями гр. Тизенгаузену и кн. Орбельяни в 1878 г. в Кахетии
и так далее, и так далее, да следующими возмущениями:
В 1862 году в Чечне
« 1863 « « Закатальском округе
« 1866 « « Абхазии, Кайтахе и Койсубу
« 1867 « « Кабарде
« 1868 « « за Лабою, на Ходзе
« 1871 « « Ункратле, в Дагестане
« 1876 « « Сванетии
« 1877 « « Абхазии, Чечне и Дагестане
« 1878 « « Кахетии и Ахалкалакском округе.
Но, впрочем, не следует забывать, что не у одних нас, на Кавказе, горские племена часто восстают с оружием в руках противу чужеземного владычества. В Индии никто столько не доставляет англичанам хлопот, как горцы Гималаи и Солиманова хребта. И если наше военное, т. е. грубо-деспотическое управление действительно способно возбуждать негодование, то не упустим из виду и того, что этим же управлением много сделано как в пользу объединения Кавказа с Россиею, так и в пользу прочного умиротворения самих горцев. Так, в Дагестане, Чечне и лесистых частях Закубанья, отличавшихся прежде непроходимостью, проведено немало дорог, хотя, к сожалению, через Главный Кавказский хребет и доселе есть только один колесный путь, через Гуд-гору, как было и до 1855 года (только дорога улучшена). Так, горцы Восточного Кавказа водворены правильными селениями и получили хорошие земельные наделы, причем по стратегическим соображениям им не дозволено лишь заводить оседлостей на труднодоступных высотах. Заведено много торжков и базаров для сбыта горских продуктов, и некоторые из них, напр. Таш-Кичу, достигли довольно цветущего состояния, доказывая тем, что ныне преуспевают мирные промыслы там, где еще 15-20 лет <назад> кипела опустошительная война. Все горцы обложены правильными податьми, и значительная часть их, кроме того, несет военную службу в милиции. В первое время по устройстве новых, т. е. больших горских аулов в Чечне и Дагестане служба этой милиции на постах, в связи с полицейским усердием аульных старшин, сделала то, что в полосе горских земель было меньше случаев воровства и грабежа у проезжих, чем на землях казачьих, и если впоследствии этот вывод не оправдывался, все же и самые глухие части Кавказа ныне могут <быть> безопасно посещаемы путешественниками с легким конвоем или даже совсем без конвоя. Горские милиции Дагестана и некоторых других местностей были употреблены и на внешнюю службу, в войне противу турок в 1877 г.; но хотя и нельзя сказать, чтобы они оказались вполне бесполезными, однако среди милиционеров были нередки случаи измены. Взятие турками высоты Кизыл-Тепе прямо объясняется такою изменою, потому что стоявшие в передовой цепи дагестанцы передали «отзыв» турецким солдатам и навели их на наш слабый отряд, занимавший Кизыл-Тепе. Поэтому вообще можно сказать, что слова великого князя «Надежды правительства относительно горцев должны лежать на поколении подрастающем, а не живущем» вернее всего характеризуют ту связь, которая ныне существует между Россиею и населением кавказских гор.
Но Кавказ населен не одними горцами, и отношения к России трех больших народностей Закавказья, грузин, армян и татар, имеют также немалую важность для определения степени приращения этой страны к русскому государству. Здесь можно сказать, что все три названные народности пользуются значительным преимуществом перед населением собственной России, не неся военной службы и, след., беспрепятственно размножаясь, в то время как русский народ несет в течение каждой четверти века потерю в 500-600 тысяч взрослых людей от войн и болезней солдат. Этою странною привилегиею с особым искусством пользуются армяне, которые мало-помалу в течение последнего полувека сделались в Закавказье из народности презираемой - господствующею если не по числу, то по богатству и нравственному влиянию, так что в Тифлисе они теперь гораздо больше значут, чем местные грузины и даже, пожалуй, сами русские. Распространяться об этом последнем предмете было бы неудобно, по обширности его; но вот некоторые факты, доказывающие наше положение. В последнюю турецкую войну наиболее видные места начальников русских войск были предоставлены генералам из армян: Лорис-Меликову, Тергукасову, Лазареву, Алхазову, Шелковникову, а князь Меликов продолжал начальством в Дагестане, где он, в течение шестнадцати лет, успел предоставить множество выгодных мест своим соплеменникам. Пресловутый кавказский коммерсант Мирзоев, эта акула на суше и на водах, не был, конечно, забыт при военных подрядах, и хотя оказался, как всегда, грабителем казны и народа, но продолжает и доныне пользоваться сильным влиянием на высших властей в Тифлисе. Армянский орган в этом последнем городе, «Тифлисский вестник», один имеет известную долю самостоятельности, тогда как русская печать представляет явление жалкое. В обществе армяне также берут верх и становят законы, так что, напр., в 1877 году русский генерал Полибин был исключен из местного клуба за то, что позволил себе небрежно отнестись об торговой честности армян, притом в разговоре не публичном, а частном, и не с армянами, которые только подслушали беседу. Кончится ли когда-нибудь это армянское господство в Закавказе, трудно сказать; но очевидно, что само правительство начинает понимать опасность от усиления армянского элемента, потому что при заключении Сен-Стефанского мира вовсе не заботилось вывести всех армян из-под турецкого ига, как бы им того хотелось, а в Берлине даже отказалось от части армянских земель, уступленных Турциею в Сен-Стефано. Приращение к России земель и населений грузинских значительно сильнее, чем армянских, но оно держится, главным образом, на связях местного дворянства с русским офицерством и чиновничеством, народные же массы остаются равнодушными к России иди даже недружелюбными, как доказали волнения 1878 г. в Кахетии, вызванные попыткою правительства привлечь грузин к более правильному, чем прежде, отбыванию воинской повинности. Всячески, грузины, как народ единоверный с русскими и многим обязанный России, надежнее прочих закавказских племен [Вероятно, в силу единоверия некоторые тифлисские архиереи из русских пробовали не учить грузин-попов грузинскому языку, ограничиваясь одним русским. Это, разумеется, было нелепо и кончилось в 1878 году.]. Что же касается до татар, то симпатии их далеко не на стороне России. В одну из поездок великого князя наместника по краю часть их даже подавала просьбу о позволении выселиться в Персию, мотивируя свое желание тем, что местные русские власти притесняют народ, накладывают на него произвольные поборы и пр. О кочевых или, точнее, степных татарах долины Куры нечего и говорить: они открыто занимаются грабежами чуть не под самым Тифлисом, и один из них, генерал русской службы, Едигаров, составил себе громкую известность в этом смысле разбойничьими подвигами его сыновей. Татары, как мусульмане, не сближаются с русскими и другими христианскими обитателями Закавказья и в отношении умственном, оставаясь верными последователями учений Корана, тогда как грузины и армяне охотно отдают своих детей в русские учебные заведения, где они находятся среди русской молодежи и скоро выучиваются по-русски. Мусульманский фанатизм закавказских татар и персиян так велик, что где-нибудь в Шуше доселе праздник Гуссейна и Гассана справляется кровавым образом, т. е. при содействии кинжалов, которыми изуверы наносят раны самим себе. Отсюда до принятия ими европейско-русских обычаев, очевидно, очень далеко, и, конечно, стоит Персии улучшить быт своих подданных в соседнем Абзербейджане, чтобы возбудить в закавказских татарах стремление к переходу на правый берег Аракса или даже к восстановлению персидской власти в Карабахе, Талыше и пр. Заметим, что нерасположение к России закавказских мусульман особенно поддерживается эксплуатациею армян, которые умеют всегда находить покровительство в русских властях: факт, на который обратил внимание еще в начале нашего века известный Шопен, и который не устранен до настоящего времени.
Вот главнейшие из замечаний, которые можно сделать по вопросу о политическом слиянии Кавказа с Россиею; но мы упустили бы очень важное обстоятельство, если бы не упомянули о трех правительственных мерах, направленных к той же общей цели и принесших существенную пользу. Разумеем проведение Ростовско-Владикавказской железной дороги, введение на Кавказе новых судебных учреждений и устройство русских училищ в некоторых городах страны, где туземная молодежь знакомится с русским языком и получает на нем некоторое образование. Ростовско-Владикавказская дорога привязала Кавказ к России в экономическом и стратегическом смысле надежнее, чем могло бы даже это сделать водворение ста тысяч новых колонистов в тех местностях, через которые она проходит. Вместе с развитием черноморского и каспийского пароходства она открыла возможность снабжать Закавказье русскими произведениями, не опасаясь особенно конкуренции западноевропейских мануфактур, для которых устройство Поти-Тифлисской дороги открыло доступ не только в Тифлис, но и на берега Каспийского моря. Новые суды, далеко более совершенные, чем азиатские судилища времен турецко-персидских и даже русских первой половины нашего века, настолько показали превосходство русского господства над всяким другим, что теперь стоит, напр., армянину побывать в Эрзеруме или Таврисе, чтобы не желать выхода из русского подданства. О полезном влиянии русских училищ нечего и говорить; можно только пожалеть, что эти училища недовольно многочисленны.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: Туркестан
Того же автора:
• Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• Очерки Заилийского края и Причуйской страны.
Другие части:
• Перемены в составе русской государственной области: Замирение Кавказа (1), Завоевание Средней Азии (2), Дела дальневосточные (3).
• Заселение вновь приобретенных земель (4).
• Политическое объединение окраин: Финлядия, Прибалтийский край, Литва (5), Польша, Украина, Бессарабия, Новороссия, Крым (6), Кавказ (7), Туркестан (8), Киргизские степи, Сибирь и Дальний Восток (9).
В. В. Верещагин. Представление начальству. 1864
О политическом объединении Кавказа, страны обширной, разнородной по составу населения, отличающейся разнообразием местности и завоеванной не далее текущего столетия, можно бы написать обширное исследование, где пришлось бы говорить отдельно едва ли не о каждом уезде, не о каждой значительной горной долине. Мы ограничимся здесь самыми общими указаниями. Безусловно, неотторжимо приросшими к России можно считать лишь Ставропольскую губернию, Кубанскую область и ту часть Терской, которая лежит по левую сторону Терека и Малки, т. е. вообще местности по северной стороне Кавказского хребта, занятые русским населением. Все остальное протяжение Кавказского края в политическом отношении ненадежно, хотя и в разной степени. Дагестан и Чечня были в восстании не дальше 1877 года; в других частях Кавказа почти не было года, даже после так называемого конца войны в 1864 году, чтобы не случалося возмущений. Укажем здесь на некоторые, наиболее выдающиеся факты этого ряда событий, доказывающих политическую ненадежность кавказской окраины, и на меры, которые принимались для ослабления этой ненадежности. И те, и другие характеристичны для русской внутренней политики вообще, так что могут служить образцами государственного искусства петербургского правительства, которое, за редкими исключениями, действовало если не по той же программе, то в том же вкусе и направлении на всех вообще азиатских окраинах. Руководством при этом можно избрать даже такой источник, который дан самим правительством, именно отчет великого князя главнокомандующего по Военно-народному управлению за 1863-69 года, разумеется, писанный на тему «tout va au mieux dans le meilleur des mondes», или «честь имею донести, что все благополучно». В нем так откровенно высказаны основания правительственной деятельности на Кавказе с целью приращения его к России, что из источников неофициальных довольно взять лишь несколько фактов, имевших место после 1869 года. Вот что говорит отчет о системе управления горцами:
Преемнику князя Барятинского предстояла задача… упрочить дело покорения Кавказа с одной стороны развитием военных мер, для увеличения нашей материальной силы и, так сказать, внешней власти в горах, а с другой, что главное, развитием мер для учреждения над горцами нашей нравственной власти и значения, для покорения их оружием духовной, внутренней силы. Эти последние меры должны были относиться, во-1-х, к устройству соответствующего понятиям горцев твердого и, при твердости, доброжелательного управления ими, во-2-х, к постепенному преобразованию быта горских населений, в видах очищения его от всего варварского и отжившего, а также и в видах точного определения и ограждения имущественных и личных прав горцев и поднятия уровня экономического и умственного их развития. Эта категория мероприятий по первенствующей важности своей в смысле установления не внешнего, насильственного, а внутреннего, органического единения горских народностей с Россиею, служила всегда предметом тем большей заботы высшего кавказского начальства, что в сущности прочное привлечение к России воинственных горских племен может считаться почти верным залогом спокойного обладания целым Кавказом.
Программа, как видим, величавая по размерам и предположенной цели; но в чем же состояло ее практическое осуществление? Вот как на этот вопрос отвечает великий князь на следующей странице своего «Отчета».
Сознавая всю необходимость поставить над горцами власть твердую, энергическую и действующую в формах несложных и понятных уму горца, кн. Барятинский, во-1-х, оставил и после покорения Восточного Кавказа управление горцами в ведении военного начальства, представлявшего, конечно, более элементов для организования такого рода власти и притом знакомого уже (?) с свойствами и понятиями горцев; в-2-х, облек деятелей администрации значительными правами и полномочием, при которых власть получила действительную силу и значение в глазах населения; а для того, чтобы избежать невыгод такого полновластия деятелей, привилегиями службы военно-народной дал возможность к строгой разборчивости в выборе и к привлечению в ряды этой администрации лучших и способнейших офицеров армии; в-3-х, наконец, дал горским населениям суд понятный им и их понимающий, суд составленный из выборных представителей этих населений, решающий дела в духе народных воззрений, но воззрений постепенно смягчаемых и направляемых к понятию более развитых народностей участием в постановлении решений представителя правительственной власти. Такой взгляд кн. Барятинского на характер и условия действия горской администрации составляет одну из важных услуг, оказанных им Кавказскому краю, и со времени моего прибытия в этот край я заботливо старался охранить это начало от разрушения или небрежного применения, но, напротив, давал ему возможно большее развитие. Так, в первый же год моего управления, после случившегося возмущения в Закатальском округе, я признал полезным применить в этом округе дух и формы военно-народной администрации, и такое же управление ввел я среди горского населения Кубанской области и в Сухумском отделе по изъятии Абхазии из-под власти князя Шервашидзе.
Итак, вот что на самом деле легло в основу способов укрепления Кавказа за Россиею: военно-полицейское управление, то самое, которое дано было в 1863 году Польше в наказание за бунт, с придачею еще для кавказской военной администрации права вмешиваться в дела судебные. Ни о том, чтобы «отборные» правители горцев изучали предварительно их язык, обычаи и понятия, ни о том, чтобы туземное население имело правильное и постоянное участие в делах административных и хозяйственных, помогая «отборным», но невежественным правителям, не было и речи. Отборная, т. е. предположительно хоть честная, администрация скоро наполнилась взяточниками, нередко из армян, издавна презираемых горцами за бесчестность, но умевших составить сильную партию в Тифлисе, Шуре и т. п. Очевидно, что это было далеко от идеала хорошей правительственной системы, и потому нечего удивляться, что горское население отвечало на такие «просвещенные» заботы о его судьбах:
Убийством полк. Кониара в Абхазии, в 1866 г.
« « Петухова в Дагестане, « 1868 г.
Побоями гр. Тизенгаузену и кн. Орбельяни в 1878 г. в Кахетии
и так далее, и так далее, да следующими возмущениями:
В 1862 году в Чечне
« 1863 « « Закатальском округе
« 1866 « « Абхазии, Кайтахе и Койсубу
« 1867 « « Кабарде
« 1868 « « за Лабою, на Ходзе
« 1871 « « Ункратле, в Дагестане
« 1876 « « Сванетии
« 1877 « « Абхазии, Чечне и Дагестане
« 1878 « « Кахетии и Ахалкалакском округе.
Но, впрочем, не следует забывать, что не у одних нас, на Кавказе, горские племена часто восстают с оружием в руках противу чужеземного владычества. В Индии никто столько не доставляет англичанам хлопот, как горцы Гималаи и Солиманова хребта. И если наше военное, т. е. грубо-деспотическое управление действительно способно возбуждать негодование, то не упустим из виду и того, что этим же управлением много сделано как в пользу объединения Кавказа с Россиею, так и в пользу прочного умиротворения самих горцев. Так, в Дагестане, Чечне и лесистых частях Закубанья, отличавшихся прежде непроходимостью, проведено немало дорог, хотя, к сожалению, через Главный Кавказский хребет и доселе есть только один колесный путь, через Гуд-гору, как было и до 1855 года (только дорога улучшена). Так, горцы Восточного Кавказа водворены правильными селениями и получили хорошие земельные наделы, причем по стратегическим соображениям им не дозволено лишь заводить оседлостей на труднодоступных высотах. Заведено много торжков и базаров для сбыта горских продуктов, и некоторые из них, напр. Таш-Кичу, достигли довольно цветущего состояния, доказывая тем, что ныне преуспевают мирные промыслы там, где еще 15-20 лет <назад> кипела опустошительная война. Все горцы обложены правильными податьми, и значительная часть их, кроме того, несет военную службу в милиции. В первое время по устройстве новых, т. е. больших горских аулов в Чечне и Дагестане служба этой милиции на постах, в связи с полицейским усердием аульных старшин, сделала то, что в полосе горских земель было меньше случаев воровства и грабежа у проезжих, чем на землях казачьих, и если впоследствии этот вывод не оправдывался, все же и самые глухие части Кавказа ныне могут <быть> безопасно посещаемы путешественниками с легким конвоем или даже совсем без конвоя. Горские милиции Дагестана и некоторых других местностей были употреблены и на внешнюю службу, в войне противу турок в 1877 г.; но хотя и нельзя сказать, чтобы они оказались вполне бесполезными, однако среди милиционеров были нередки случаи измены. Взятие турками высоты Кизыл-Тепе прямо объясняется такою изменою, потому что стоявшие в передовой цепи дагестанцы передали «отзыв» турецким солдатам и навели их на наш слабый отряд, занимавший Кизыл-Тепе. Поэтому вообще можно сказать, что слова великого князя «Надежды правительства относительно горцев должны лежать на поколении подрастающем, а не живущем» вернее всего характеризуют ту связь, которая ныне существует между Россиею и населением кавказских гор.
Но Кавказ населен не одними горцами, и отношения к России трех больших народностей Закавказья, грузин, армян и татар, имеют также немалую важность для определения степени приращения этой страны к русскому государству. Здесь можно сказать, что все три названные народности пользуются значительным преимуществом перед населением собственной России, не неся военной службы и, след., беспрепятственно размножаясь, в то время как русский народ несет в течение каждой четверти века потерю в 500-600 тысяч взрослых людей от войн и болезней солдат. Этою странною привилегиею с особым искусством пользуются армяне, которые мало-помалу в течение последнего полувека сделались в Закавказье из народности презираемой - господствующею если не по числу, то по богатству и нравственному влиянию, так что в Тифлисе они теперь гораздо больше значут, чем местные грузины и даже, пожалуй, сами русские. Распространяться об этом последнем предмете было бы неудобно, по обширности его; но вот некоторые факты, доказывающие наше положение. В последнюю турецкую войну наиболее видные места начальников русских войск были предоставлены генералам из армян: Лорис-Меликову, Тергукасову, Лазареву, Алхазову, Шелковникову, а князь Меликов продолжал начальством в Дагестане, где он, в течение шестнадцати лет, успел предоставить множество выгодных мест своим соплеменникам. Пресловутый кавказский коммерсант Мирзоев, эта акула на суше и на водах, не был, конечно, забыт при военных подрядах, и хотя оказался, как всегда, грабителем казны и народа, но продолжает и доныне пользоваться сильным влиянием на высших властей в Тифлисе. Армянский орган в этом последнем городе, «Тифлисский вестник», один имеет известную долю самостоятельности, тогда как русская печать представляет явление жалкое. В обществе армяне также берут верх и становят законы, так что, напр., в 1877 году русский генерал Полибин был исключен из местного клуба за то, что позволил себе небрежно отнестись об торговой честности армян, притом в разговоре не публичном, а частном, и не с армянами, которые только подслушали беседу. Кончится ли когда-нибудь это армянское господство в Закавказе, трудно сказать; но очевидно, что само правительство начинает понимать опасность от усиления армянского элемента, потому что при заключении Сен-Стефанского мира вовсе не заботилось вывести всех армян из-под турецкого ига, как бы им того хотелось, а в Берлине даже отказалось от части армянских земель, уступленных Турциею в Сен-Стефано. Приращение к России земель и населений грузинских значительно сильнее, чем армянских, но оно держится, главным образом, на связях местного дворянства с русским офицерством и чиновничеством, народные же массы остаются равнодушными к России иди даже недружелюбными, как доказали волнения 1878 г. в Кахетии, вызванные попыткою правительства привлечь грузин к более правильному, чем прежде, отбыванию воинской повинности. Всячески, грузины, как народ единоверный с русскими и многим обязанный России, надежнее прочих закавказских племен [Вероятно, в силу единоверия некоторые тифлисские архиереи из русских пробовали не учить грузин-попов грузинскому языку, ограничиваясь одним русским. Это, разумеется, было нелепо и кончилось в 1878 году.]. Что же касается до татар, то симпатии их далеко не на стороне России. В одну из поездок великого князя наместника по краю часть их даже подавала просьбу о позволении выселиться в Персию, мотивируя свое желание тем, что местные русские власти притесняют народ, накладывают на него произвольные поборы и пр. О кочевых или, точнее, степных татарах долины Куры нечего и говорить: они открыто занимаются грабежами чуть не под самым Тифлисом, и один из них, генерал русской службы, Едигаров, составил себе громкую известность в этом смысле разбойничьими подвигами его сыновей. Татары, как мусульмане, не сближаются с русскими и другими христианскими обитателями Закавказья и в отношении умственном, оставаясь верными последователями учений Корана, тогда как грузины и армяне охотно отдают своих детей в русские учебные заведения, где они находятся среди русской молодежи и скоро выучиваются по-русски. Мусульманский фанатизм закавказских татар и персиян так велик, что где-нибудь в Шуше доселе праздник Гуссейна и Гассана справляется кровавым образом, т. е. при содействии кинжалов, которыми изуверы наносят раны самим себе. Отсюда до принятия ими европейско-русских обычаев, очевидно, очень далеко, и, конечно, стоит Персии улучшить быт своих подданных в соседнем Абзербейджане, чтобы возбудить в закавказских татарах стремление к переходу на правый берег Аракса или даже к восстановлению персидской власти в Карабахе, Талыше и пр. Заметим, что нерасположение к России закавказских мусульман особенно поддерживается эксплуатациею армян, которые умеют всегда находить покровительство в русских властях: факт, на который обратил внимание еще в начале нашего века известный Шопен, и который не устранен до настоящего времени.
Вот главнейшие из замечаний, которые можно сделать по вопросу о политическом слиянии Кавказа с Россиею; но мы упустили бы очень важное обстоятельство, если бы не упомянули о трех правительственных мерах, направленных к той же общей цели и принесших существенную пользу. Разумеем проведение Ростовско-Владикавказской железной дороги, введение на Кавказе новых судебных учреждений и устройство русских училищ в некоторых городах страны, где туземная молодежь знакомится с русским языком и получает на нем некоторое образование. Ростовско-Владикавказская дорога привязала Кавказ к России в экономическом и стратегическом смысле надежнее, чем могло бы даже это сделать водворение ста тысяч новых колонистов в тех местностях, через которые она проходит. Вместе с развитием черноморского и каспийского пароходства она открыла возможность снабжать Закавказье русскими произведениями, не опасаясь особенно конкуренции западноевропейских мануфактур, для которых устройство Поти-Тифлисской дороги открыло доступ не только в Тифлис, но и на берега Каспийского моря. Новые суды, далеко более совершенные, чем азиатские судилища времен турецко-персидских и даже русских первой половины нашего века, настолько показали превосходство русского господства над всяким другим, что теперь стоит, напр., армянину побывать в Эрзеруме или Таврисе, чтобы не желать выхода из русского подданства. О полезном влиянии русских училищ нечего и говорить; можно только пожалеть, что эти училища недовольно многочисленны.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: Туркестан
Того же автора:
• Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• Очерки Заилийского края и Причуйской страны.