«Исторические очерки» М.Венюкова. 9. Удержание окраин: Киргизские степи, Сибирь и Дальний Восток
[М. И. Венюков]. Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения Берлинского договора. 1855-1878. Том 1. - Лейпциг, 1878.
Предыдущие части:
• Перемены в составе русской государственной области: Замирение Кавказа (1), Завоевание Средней Азии (2), Дела дальневосточные (3).
• Заселение вновь приобретенных земель (4).
• Политическое объединение окраин: Финлядия, Прибалтийский край, Литва (5), Польша, Украина, Бессарабия, Новороссия, Крым (6), Кавказ (7), Туркестан (8).
Киргизское восстание 1869 года. Депутация киргизов, приносящая повинную начальнику русского войска. С рисунка М. Федорова
По отношению к Киргизским степям, лежащим севернее Туркестана, напротив, успехи объединительной политики были довольно значительны и привели к результатам более или менее удовлетворительным. Насколько можно связать судьбы кочевого народа с судьбою оседлого, - эта связь достигнута или, по крайней мере, ей положено прочное основание. Наибольшая заслуга в этом деле принадлежит Степной комиссии 1865-67 годов, которая хорошо изучила быт и нужды киргизов и умела, не нарушая - подобно генералу Кауфману - условий кочевого быта, дать населению степей устройство, которое обеспечит ему мир и даже прогресс [Следуя правилу, которого будем держаться и в других подобных случаях, назовем членов этой почтенной комиссии. Это были: Гирс, Гутковский, Гейнс и Проценко, из которых особенно второй был глубоким знатоком степей и их населения.]. Комиссия при этом не явилась подражательницею китайцев, которые той же цели достигают в Монголии, ублажая, т. е. привлекая на свою сторону местную знать - давящих народ князей и тайцзиев, - а напротив, сквозь всю степную организацию провела демократическое начало, вызывающее народ к новой жизни. Всюду управление номадами и суд над ними и особенно между ними вверены людям выборным, взамен прежних потомственных султанов, манапов и биев. Это выдвинуло народ и положило конец - если еще не de factо, то de jure - с одной стороны, многим злоупотреблениям родоправителей по отношению к народным массам, а с другой - их сепаратистским стремлениям, которые были довольно естественны у людей, считавших себя потомками Чингиз-хана, Аблая и пр. Но, отдавая должную справедливость «Степному положению» 1868 года, мы должны заметить, что самое введение его в жизнь, по крайней мере в Оренбургском крае, сопровождалось такими обстоятельствами, которые способны были вызвать среди киргизов ненависть к России и действительно произвели возмущение. Вот некоторые из относящихся сюда фактов:
Оренбургские киргизы издавна стояли гораздо дальше от русских, чем сибирские. Причин тому было несколько. Во-первых, не далее 1835 года у них отнята часть лучших кочевок под станицы Оренбургского казачьего войска; во-вторых, среди их степей вовсе не было русских торговых пунктов, где бы они могли приучиться к личным сношениям с русскими, в-третьих, степями эти управлялись родовыми султанами, а не приказами, как в Сибири; в-четвертых, всякий беспорядок легче возникал и труднее прекращался в Оренбургском крае, потому что агитаторы всегда находили поддержку и убежище в соседней труднодоступной Хиве. Очевидно, что при таких условиях, особенно при совершенном незнакомстве киргизов с русскою администрациею, - доходившем, напр., до того, что адаевцы никогда не видали ни одного русского чиновника, - и при прямой опасности для местных султанов утратить власть над народом, нужно было проводить новый закон с большою осмотрительностью и тактом. Между тем оренбургская администрация отличилась крутостью мер и бестактностью, которые даже у генерала Крыжановского неповседневны. Слухи о введении нового управления силою взволновали киргиз еще на зимовках 1868-69 года; с началом весны эти волнения мало-помалу перешли в бунт. Киргизы начали откочевывать от Уральской линии вглубь степей и тем лишили даже возможности употребить противу них военную силу, потому что не было больше верблюдов, необходимых для перевозки за войсками продовольствия. Не сообразив того, что либеральный, демократический закон не мог нравиться степным консерваторам-мусульманам, Крыжановский вздумал прибегнуть, для усмирения волнений, к содействию местной аристократии и духовенства. Киргизы Бaядиль Кекин и султан Бай-Мухамед Айчуваков и мулла Ишан были призваны повлиять своим авторитетом на мятежников, но, конечно, напрасно, тем более что одновременно с тем пришлось арестовать семейство Айчувaкова по подозрению в измене. Целую весну 1869 г. в степи господствовало полное безначалие. Русским туда нельзя было показываться. Наконец в мае начали выдвигаться с линии отряды, из которых один был под начальством гражданского чиновника, д. ст. сов. Юрковского: так потеряли голову оренбургские администраторы. Отряд этот, пробравшись сначала довольно далеко, был, однако же, скоро остановлен ложным слухом, что соседняя колонна потерпела неудачу противу киргизов, и потому вернулся назад, а штатский начальник его даже заболел от страху и бежал в Оренбург. Это отступление было принято в степи за результат победы киргизов и очень воодушевило последних; но мало-помалу новые войска, подходившие с линии, усмирили мятеж, только средствами, гибельными для края. Большая часть реляций отрядных начальников формулировалась так, что «отряд не нагнал неприятеля, но зато отбил много скота», или что «мятежническая партия скрылась, но зато отрядом захвачен весь скот, лошади, бараны и другое имущество, брошенное киргизами». Этот отбитый скот, по дороге на линию, падал тысячами, и в результате вышло обеднение степи, которое примерно простиралось на сумму до 4½ миллионов рублей. А с обеднением киргизов упала и вся русская торговля с ними. Купец Лебедев потерял за степными должниками 130.000 рублей; купцы Дюков и Веснин совсем отказались от степной торговли в 1872 г. и т. д. Таким образом, неудачные административные меры оренбургских властей по введению новых положений вредно отозвались на всех связях, существовавших между киргизами и русскими и вызвали ненависть и ожесточение первых противу русской власти. Это ожесточение было так велико, что, как мы уже упоминали, на Мангышлаке киргизы убили русского штаб-офицера, Рукина, с частью его конвоя, а других казаков, захваченных в плен, продали в плен в Хиву, откуда те вернулись не ранее 1873 года.
Сибирская степь была еще со времен Сперанского устроена так, что для нее переход к новым порядкам был почти неощутителен, а потому там не только беспорядков не было, но народ, в массе, был доволен нововведениями. Благодаря миру, многие сибирские киргизы предались занятию, которое более всяких других отучает номадов от хищничества, - земледелию, разумеется, где оно возможно по климатическим и почвенным условиям. То же самое произошло и в Семиречье, несмотря на то, что большая его часть завоевана лишь в 1850-х годах. Семиреченская область привлекла к себе даже выходцев из Китая, калмыков и сибо, которые на мирной почве ее искали спасения от беспорядков в Джунгарии и не затруднились принять не только русское подданство, но православную веру и даже казачий мундир.
Окраины Сибири к стороне Монголии ни в чем существенном не изменились противу того состояния, в котором их оставил при смерти император Николай. Правда, в видах вящего объединения их православные монахи занимались распространением христианства между калмыками и бурятами; но это религиозное объединение инородцев с русскими было в большей части случаев чисто номинальным. Буряты крестились, чтобы добиться сложения податных недоимок, иногда - чтоб получить чистую рубашку при крещении и потом скрыться в своих гористых степях или в лесах Саяна, пока личность их будет забыта и они в состоянии будут снова повторить ту же историю. Алтайская миссия прославилась разными нечистыми делами и взаимною ненавистью своих членов, что, разумеется, не говорит особенно много в пользу ее объединительной деятельности. Забайкальские же миссионеры составили себе известность вечными жалобами на полицию за слабое содействие или даже за противодействие их пропаганде: без полиции ведь они едва ли в состоянии бороться с противудействующими им ламами.
Экономическое сближение всех сибирских окраин с Россиею сделало значительные успехи, вследствие развития на сибирских реках пароходства; но зато оно же многое утратило с уничтожением кяхтинской монополии по чайной торговле. Огромные обозы с чаем тянулись до 1861 года постоянно по всей Сибири от Кяхты до Тюмени, и этим доставлялось немало заработков всему придорожному населению Большого Сибирского тракта. Теперь этого нет совсем, потому что кяхтинская торговля очень упала, а какие чаи и привозятся через Кяхту, то на значительном протяжении они следуют через Сибирь по рекам, на пароходах. Сибирский житель - извозчик теперь менее заинтересован в торговых связях с Россией, чем 25 лет назад. Для оживления этих экономических связей Сибири с европейскою Россиею весьма важно было бы устройство железной дороги через Урал, между бассейнами Иртыша и Камы; но об этом лишь были толки и довольно многочисленные заявления перед правительством сибирского купечества, до проведения же дороги не дошло. Занятое устройством стратегических линий в Западном крае, правительство как бы отворачивалось от линии Сибирской. Мало того; оно боялось железных дорог в Сибири, которые бы дали этой стране самостоятельную жизнь экономическую, а с нею, конечно, и политическую. В 1857 году американцы, увлеченные богатствами Амурского края, предлагали устроить железную дорогу между верховьями Амура и Байкалом; но правительство отклонило этот проект, причем государственный секретарь Бутков передал, через чиновника Беклемишева, генерал-губернатору Муравьеву, что «мы не можем допустить общения Сибири, через Тихий океан и Амур, с Америкою: американцы разовьют в стране республиканский дух и она отпадет от империи».
Что касается до политического закрепления за Россиею отдаленнейших восточных окраин Азии, то нельзя не заметить, что эти окраины - Земля чукчей, Камчатка, Охотский край и даже вновь приобретенные Сахалин и Амурский край почти забыты правительством, так что некоторые из них теперь менее тяготеют к России, чем при Николае и Александре I. Таковы в особенности страны на север от устья Амура, где уже начинает сказываться влияние американцев в ущерб русскому, и где сношения с Россиею поддерживаются лишь двумя рейсами в год: сухопутным через Якутск зимою и пароходным из Владивостока летом. В Амурском крае, для прочного объединения этой драгоценной местности с империей, не сделано почти ничего, кроме водворения крайне малочисленных колонистов-пионеров, которые притом поставлены в самые отвратительные экономические и нравственные условия через подчинение их военно-казачьей и военно-флотской администрации. Не проведено даже сухопутных дорог, которые бы связывали Амурский край с Забайкальем, Сунгарийскую низменность с Буреинскою и Владивосток с бассейном реки Усури… Ввиду всего этого как же не опасаться, что при первой войне с Англиею или даже с какою-нибудь другою, менее сильною, но морскою державою или же с Китаем, Россия лишится Амура?
______
Таковы наиболее выдающиеся замечания, которые, на основании фактов, можно сделать относительно успехов объединения государственной области русского народа за время, отделяющее смерть императора Николая от заключения Берлинского договора. Какие же общие выводы истекают из всего здесь изложенного? - Они немногочисленны, но поучительны, и их можно формулировать следующим образом:
1. Прикрепление некоторых окраин к России сделало с 1855 года значительные успехи. Особенно это можно сказать про Северный Кавказ и отчасти про Крым и северную половину среднеазиатских степей. Екатерининские завоевания в Западной России также теперь прочнее слились с Россиею, чем при Николае, благодаря ослаблению в них польского элемента и возвышению русского.
2. Гораздо слабее успехи приращения к России двух завоеваний александровских - Бессарабии и Польши. Первая, особенно теперь, после создания независимой Румынии, будет доставлять России немало хлопот, которые могут прекратиться лишь со введением у нас конституции столь же либеральной, как румынская, и с усилением в крае русского землевладения. Вторая, т. е. Польша, едва ли когда прирастет к России, но может еще долго сохраниться за нею, потому что восстановление ее независимости не в интересах соседних Австрии и Пруссии, не говоря уже про Россию. Во всей Польше, особенно же в западной ее половине, сделал за наше время большие успехи германский элемент, почему можно опасаться, что при первой войне с Германиею этот край будет отнят ею у России.
3. Еще больше вероятности осуществиться имеет это последнее предположение по отношению к Прибалтийскому краю, от Немана до Наровы и Чудского озера, где вся местная немецкая интеллигенция работает прямо в антирусском духе, под покровительством царствующей в России династии, вполне немецкой по происхождению и симпатиям.
4. Финляндия имеет все вероятности отпасть от России при первой неудачной войне ее с коалициею, в которой примет участие Швеция. Связь ее с Россиею за время с 1855 года не только не усилилась, но ослабла, а сепаратистские стремления возросли.
5. В Закавказье вместо русского элемента усилился особенно армянский, которого влияние очень пагубно для России и должно быть по возможности сокращено, если Россия желает удержать за собою закавказские земли. Приращение этих земель к русской государственной области не сделало с 1855 года почти никаких успехов, за исключением местностей, занятых грузинским племенем, да и то в слабой степени.
6. Из вновь завоеванных в Азии земель Амурский край может быть отнят у России вследствие его географического положения, крайне слабой заботливости об усилении в нем числа русских и отвратительной системы управления, уже поведшей к тому, что всякое добровольное переселение в эту богатую страну прекратилось; в Туркестанском крае к этому последнему обстоятельству, т. е. к скверной администрации, присоединяются, к невыгоде России: слабость русской колонизации (кроме Семиречья), ненадежность мусульманского населения, еще недавно составлявшего самосостоятельные государства, и враждебные нам влияния из-за Гиндукуша и из Константинополя. Поэтому России долго еще придется делать большие усилия для прочного приращения обеих названных здесь окраин, причем первым условием успеха в обоих случаях является изменение в составе и направлении деятельности администрации, а вторым: по отношению к Амуру - привлечение туда русских колонистов, а по отношению к Туркестану - скорейшее завоевание всей Арало-Каспийской низменности до Гиндукуша и Хорасана, без чего немыслимо в крае спокойствие.
7. Наконец, единственно прочною мерою для сохранения за русским народом его современной государственной области является создание одного, общего для всех провинций представительства, причем значительный перевес собственно русского населения в империи обеспечивает соблюдение национально-русских интересов, а присутствие в парламенте инородцев обеспечивает успех всяких мер, полезных для экономического, общественного и умственного развития окраин, которые тогда сами увидят пользу от принадлежности к составу сильного государства. Произвол же действий нынешней абсолютистской системы, который нигде так не чувствителен, как именно на отдаленных окраинах, и при котором даже благожелательное центральное правительство редко знает истинные нужды провинций и делает потому ложные шаги, этот произвол есть вернейшее ручательство, что чем дальше мы пойдем в будущее при нынешних порядках, тем скорее совершится отпадение от России почти всего того, что ею приобретено ценою огромных усилий с конца XVI столетия.
Имеющий уши слышати да слышит!
Того же автора:
• Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• Очерки Заилийского края и Причуйской страны.
Предыдущие части:
• Перемены в составе русской государственной области: Замирение Кавказа (1), Завоевание Средней Азии (2), Дела дальневосточные (3).
• Заселение вновь приобретенных земель (4).
• Политическое объединение окраин: Финлядия, Прибалтийский край, Литва (5), Польша, Украина, Бессарабия, Новороссия, Крым (6), Кавказ (7), Туркестан (8).
Киргизское восстание 1869 года. Депутация киргизов, приносящая повинную начальнику русского войска. С рисунка М. Федорова
По отношению к Киргизским степям, лежащим севернее Туркестана, напротив, успехи объединительной политики были довольно значительны и привели к результатам более или менее удовлетворительным. Насколько можно связать судьбы кочевого народа с судьбою оседлого, - эта связь достигнута или, по крайней мере, ей положено прочное основание. Наибольшая заслуга в этом деле принадлежит Степной комиссии 1865-67 годов, которая хорошо изучила быт и нужды киргизов и умела, не нарушая - подобно генералу Кауфману - условий кочевого быта, дать населению степей устройство, которое обеспечит ему мир и даже прогресс [Следуя правилу, которого будем держаться и в других подобных случаях, назовем членов этой почтенной комиссии. Это были: Гирс, Гутковский, Гейнс и Проценко, из которых особенно второй был глубоким знатоком степей и их населения.]. Комиссия при этом не явилась подражательницею китайцев, которые той же цели достигают в Монголии, ублажая, т. е. привлекая на свою сторону местную знать - давящих народ князей и тайцзиев, - а напротив, сквозь всю степную организацию провела демократическое начало, вызывающее народ к новой жизни. Всюду управление номадами и суд над ними и особенно между ними вверены людям выборным, взамен прежних потомственных султанов, манапов и биев. Это выдвинуло народ и положило конец - если еще не de factо, то de jure - с одной стороны, многим злоупотреблениям родоправителей по отношению к народным массам, а с другой - их сепаратистским стремлениям, которые были довольно естественны у людей, считавших себя потомками Чингиз-хана, Аблая и пр. Но, отдавая должную справедливость «Степному положению» 1868 года, мы должны заметить, что самое введение его в жизнь, по крайней мере в Оренбургском крае, сопровождалось такими обстоятельствами, которые способны были вызвать среди киргизов ненависть к России и действительно произвели возмущение. Вот некоторые из относящихся сюда фактов:
Оренбургские киргизы издавна стояли гораздо дальше от русских, чем сибирские. Причин тому было несколько. Во-первых, не далее 1835 года у них отнята часть лучших кочевок под станицы Оренбургского казачьего войска; во-вторых, среди их степей вовсе не было русских торговых пунктов, где бы они могли приучиться к личным сношениям с русскими, в-третьих, степями эти управлялись родовыми султанами, а не приказами, как в Сибири; в-четвертых, всякий беспорядок легче возникал и труднее прекращался в Оренбургском крае, потому что агитаторы всегда находили поддержку и убежище в соседней труднодоступной Хиве. Очевидно, что при таких условиях, особенно при совершенном незнакомстве киргизов с русскою администрациею, - доходившем, напр., до того, что адаевцы никогда не видали ни одного русского чиновника, - и при прямой опасности для местных султанов утратить власть над народом, нужно было проводить новый закон с большою осмотрительностью и тактом. Между тем оренбургская администрация отличилась крутостью мер и бестактностью, которые даже у генерала Крыжановского неповседневны. Слухи о введении нового управления силою взволновали киргиз еще на зимовках 1868-69 года; с началом весны эти волнения мало-помалу перешли в бунт. Киргизы начали откочевывать от Уральской линии вглубь степей и тем лишили даже возможности употребить противу них военную силу, потому что не было больше верблюдов, необходимых для перевозки за войсками продовольствия. Не сообразив того, что либеральный, демократический закон не мог нравиться степным консерваторам-мусульманам, Крыжановский вздумал прибегнуть, для усмирения волнений, к содействию местной аристократии и духовенства. Киргизы Бaядиль Кекин и султан Бай-Мухамед Айчуваков и мулла Ишан были призваны повлиять своим авторитетом на мятежников, но, конечно, напрасно, тем более что одновременно с тем пришлось арестовать семейство Айчувaкова по подозрению в измене. Целую весну 1869 г. в степи господствовало полное безначалие. Русским туда нельзя было показываться. Наконец в мае начали выдвигаться с линии отряды, из которых один был под начальством гражданского чиновника, д. ст. сов. Юрковского: так потеряли голову оренбургские администраторы. Отряд этот, пробравшись сначала довольно далеко, был, однако же, скоро остановлен ложным слухом, что соседняя колонна потерпела неудачу противу киргизов, и потому вернулся назад, а штатский начальник его даже заболел от страху и бежал в Оренбург. Это отступление было принято в степи за результат победы киргизов и очень воодушевило последних; но мало-помалу новые войска, подходившие с линии, усмирили мятеж, только средствами, гибельными для края. Большая часть реляций отрядных начальников формулировалась так, что «отряд не нагнал неприятеля, но зато отбил много скота», или что «мятежническая партия скрылась, но зато отрядом захвачен весь скот, лошади, бараны и другое имущество, брошенное киргизами». Этот отбитый скот, по дороге на линию, падал тысячами, и в результате вышло обеднение степи, которое примерно простиралось на сумму до 4½ миллионов рублей. А с обеднением киргизов упала и вся русская торговля с ними. Купец Лебедев потерял за степными должниками 130.000 рублей; купцы Дюков и Веснин совсем отказались от степной торговли в 1872 г. и т. д. Таким образом, неудачные административные меры оренбургских властей по введению новых положений вредно отозвались на всех связях, существовавших между киргизами и русскими и вызвали ненависть и ожесточение первых противу русской власти. Это ожесточение было так велико, что, как мы уже упоминали, на Мангышлаке киргизы убили русского штаб-офицера, Рукина, с частью его конвоя, а других казаков, захваченных в плен, продали в плен в Хиву, откуда те вернулись не ранее 1873 года.
Сибирская степь была еще со времен Сперанского устроена так, что для нее переход к новым порядкам был почти неощутителен, а потому там не только беспорядков не было, но народ, в массе, был доволен нововведениями. Благодаря миру, многие сибирские киргизы предались занятию, которое более всяких других отучает номадов от хищничества, - земледелию, разумеется, где оно возможно по климатическим и почвенным условиям. То же самое произошло и в Семиречье, несмотря на то, что большая его часть завоевана лишь в 1850-х годах. Семиреченская область привлекла к себе даже выходцев из Китая, калмыков и сибо, которые на мирной почве ее искали спасения от беспорядков в Джунгарии и не затруднились принять не только русское подданство, но православную веру и даже казачий мундир.
Окраины Сибири к стороне Монголии ни в чем существенном не изменились противу того состояния, в котором их оставил при смерти император Николай. Правда, в видах вящего объединения их православные монахи занимались распространением христианства между калмыками и бурятами; но это религиозное объединение инородцев с русскими было в большей части случаев чисто номинальным. Буряты крестились, чтобы добиться сложения податных недоимок, иногда - чтоб получить чистую рубашку при крещении и потом скрыться в своих гористых степях или в лесах Саяна, пока личность их будет забыта и они в состоянии будут снова повторить ту же историю. Алтайская миссия прославилась разными нечистыми делами и взаимною ненавистью своих членов, что, разумеется, не говорит особенно много в пользу ее объединительной деятельности. Забайкальские же миссионеры составили себе известность вечными жалобами на полицию за слабое содействие или даже за противодействие их пропаганде: без полиции ведь они едва ли в состоянии бороться с противудействующими им ламами.
Экономическое сближение всех сибирских окраин с Россиею сделало значительные успехи, вследствие развития на сибирских реках пароходства; но зато оно же многое утратило с уничтожением кяхтинской монополии по чайной торговле. Огромные обозы с чаем тянулись до 1861 года постоянно по всей Сибири от Кяхты до Тюмени, и этим доставлялось немало заработков всему придорожному населению Большого Сибирского тракта. Теперь этого нет совсем, потому что кяхтинская торговля очень упала, а какие чаи и привозятся через Кяхту, то на значительном протяжении они следуют через Сибирь по рекам, на пароходах. Сибирский житель - извозчик теперь менее заинтересован в торговых связях с Россией, чем 25 лет назад. Для оживления этих экономических связей Сибири с европейскою Россиею весьма важно было бы устройство железной дороги через Урал, между бассейнами Иртыша и Камы; но об этом лишь были толки и довольно многочисленные заявления перед правительством сибирского купечества, до проведения же дороги не дошло. Занятое устройством стратегических линий в Западном крае, правительство как бы отворачивалось от линии Сибирской. Мало того; оно боялось железных дорог в Сибири, которые бы дали этой стране самостоятельную жизнь экономическую, а с нею, конечно, и политическую. В 1857 году американцы, увлеченные богатствами Амурского края, предлагали устроить железную дорогу между верховьями Амура и Байкалом; но правительство отклонило этот проект, причем государственный секретарь Бутков передал, через чиновника Беклемишева, генерал-губернатору Муравьеву, что «мы не можем допустить общения Сибири, через Тихий океан и Амур, с Америкою: американцы разовьют в стране республиканский дух и она отпадет от империи».
Что касается до политического закрепления за Россиею отдаленнейших восточных окраин Азии, то нельзя не заметить, что эти окраины - Земля чукчей, Камчатка, Охотский край и даже вновь приобретенные Сахалин и Амурский край почти забыты правительством, так что некоторые из них теперь менее тяготеют к России, чем при Николае и Александре I. Таковы в особенности страны на север от устья Амура, где уже начинает сказываться влияние американцев в ущерб русскому, и где сношения с Россиею поддерживаются лишь двумя рейсами в год: сухопутным через Якутск зимою и пароходным из Владивостока летом. В Амурском крае, для прочного объединения этой драгоценной местности с империей, не сделано почти ничего, кроме водворения крайне малочисленных колонистов-пионеров, которые притом поставлены в самые отвратительные экономические и нравственные условия через подчинение их военно-казачьей и военно-флотской администрации. Не проведено даже сухопутных дорог, которые бы связывали Амурский край с Забайкальем, Сунгарийскую низменность с Буреинскою и Владивосток с бассейном реки Усури… Ввиду всего этого как же не опасаться, что при первой войне с Англиею или даже с какою-нибудь другою, менее сильною, но морскою державою или же с Китаем, Россия лишится Амура?
______
Таковы наиболее выдающиеся замечания, которые, на основании фактов, можно сделать относительно успехов объединения государственной области русского народа за время, отделяющее смерть императора Николая от заключения Берлинского договора. Какие же общие выводы истекают из всего здесь изложенного? - Они немногочисленны, но поучительны, и их можно формулировать следующим образом:
1. Прикрепление некоторых окраин к России сделало с 1855 года значительные успехи. Особенно это можно сказать про Северный Кавказ и отчасти про Крым и северную половину среднеазиатских степей. Екатерининские завоевания в Западной России также теперь прочнее слились с Россиею, чем при Николае, благодаря ослаблению в них польского элемента и возвышению русского.
2. Гораздо слабее успехи приращения к России двух завоеваний александровских - Бессарабии и Польши. Первая, особенно теперь, после создания независимой Румынии, будет доставлять России немало хлопот, которые могут прекратиться лишь со введением у нас конституции столь же либеральной, как румынская, и с усилением в крае русского землевладения. Вторая, т. е. Польша, едва ли когда прирастет к России, но может еще долго сохраниться за нею, потому что восстановление ее независимости не в интересах соседних Австрии и Пруссии, не говоря уже про Россию. Во всей Польше, особенно же в западной ее половине, сделал за наше время большие успехи германский элемент, почему можно опасаться, что при первой войне с Германиею этот край будет отнят ею у России.
3. Еще больше вероятности осуществиться имеет это последнее предположение по отношению к Прибалтийскому краю, от Немана до Наровы и Чудского озера, где вся местная немецкая интеллигенция работает прямо в антирусском духе, под покровительством царствующей в России династии, вполне немецкой по происхождению и симпатиям.
4. Финляндия имеет все вероятности отпасть от России при первой неудачной войне ее с коалициею, в которой примет участие Швеция. Связь ее с Россиею за время с 1855 года не только не усилилась, но ослабла, а сепаратистские стремления возросли.
5. В Закавказье вместо русского элемента усилился особенно армянский, которого влияние очень пагубно для России и должно быть по возможности сокращено, если Россия желает удержать за собою закавказские земли. Приращение этих земель к русской государственной области не сделало с 1855 года почти никаких успехов, за исключением местностей, занятых грузинским племенем, да и то в слабой степени.
6. Из вновь завоеванных в Азии земель Амурский край может быть отнят у России вследствие его географического положения, крайне слабой заботливости об усилении в нем числа русских и отвратительной системы управления, уже поведшей к тому, что всякое добровольное переселение в эту богатую страну прекратилось; в Туркестанском крае к этому последнему обстоятельству, т. е. к скверной администрации, присоединяются, к невыгоде России: слабость русской колонизации (кроме Семиречья), ненадежность мусульманского населения, еще недавно составлявшего самосостоятельные государства, и враждебные нам влияния из-за Гиндукуша и из Константинополя. Поэтому России долго еще придется делать большие усилия для прочного приращения обеих названных здесь окраин, причем первым условием успеха в обоих случаях является изменение в составе и направлении деятельности администрации, а вторым: по отношению к Амуру - привлечение туда русских колонистов, а по отношению к Туркестану - скорейшее завоевание всей Арало-Каспийской низменности до Гиндукуша и Хорасана, без чего немыслимо в крае спокойствие.
7. Наконец, единственно прочною мерою для сохранения за русским народом его современной государственной области является создание одного, общего для всех провинций представительства, причем значительный перевес собственно русского населения в империи обеспечивает соблюдение национально-русских интересов, а присутствие в парламенте инородцев обеспечивает успех всяких мер, полезных для экономического, общественного и умственного развития окраин, которые тогда сами увидят пользу от принадлежности к составу сильного государства. Произвол же действий нынешней абсолютистской системы, который нигде так не чувствителен, как именно на отдаленных окраинах, и при котором даже благожелательное центральное правительство редко знает истинные нужды провинций и делает потому ложные шаги, этот произвол есть вернейшее ручательство, что чем дальше мы пойдем в будущее при нынешних порядках, тем скорее совершится отпадение от России почти всего того, что ею приобретено ценою огромных усилий с конца XVI столетия.
Имеющий уши слышати да слышит!
Того же автора:
• Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии;
• Очерки Заилийского края и Причуйской страны.