Н. Н. Каразин. В низовьях Аму. Путевые очерки // Вестник Европы. 1875. № 2, 3.
Глава I. Глава II.
Глава III. Главы IV, V, VI. Главы VII, VIII, IX, X. Главы XI, XII. Главы XIII, XIV.
Н. Каразин. Поезд Амударьинской экспедиции в сыпучих песках, между станциями Кулькудук и Ак-Джульпас, ночью во время небольшого песчаного урагана. 1874
II
Пески и солонцы. - Новая флора и фауна. - Озеро Ката-Куль. - Головские домики и их происхождение. - Окаменелые озера. - Солончаки. - Бугристые пески. - Сыпучие пески. - Ураган. - Затоны Аральского моря. - Рыболовы и орлы. - Аулы и жилья. - Казалинск.
Еще только две станции осталось по тракту Мякенькова. Далее уже начнутся Кара-Кумы и новый тракт, и новое генерал-губернаторство.
Помню хорошо я вас, грозные Кара-Кумы; сильно врезались вы в моей памяти! Чем-то вы меня теперь встретите?
Общий зеленый колорит степи изменился уже в пепельно-серый… Полынь, полынь и полынь, - вот все, что только видит глаз… А вот и признаки настоящей степной флоры и фауны: толстые стебли вонючки, этого характерного детища пустынь, там и сям возвышаются под полынью. Через дорогу, впереди нас, не более как в четверти версты, пронеслось стадо сайгаков… Вот они уже далеко! Только беловатая, движущаяся полоса пыли указывает направление их быстрого бега. Чу!.. шорох внизу, между корнями… Проворно вьются и шныряют там безобразные ящерицы… Медленно ползают неуклюжие черепахи, и все попарно: побольше впереди, это - самка; поменьше сзади, это - ухаживающий самец.
Жаром пышет пламенное солнце, слепит глаза яркий блеск солончаков… Исчез совершенно этот мягкий, освежающий ток зелени… Густая пыль клубами валит из-под колес; фыркают и отдуваются усталые лошади.
С нетерпением ожидаете вы появления вдали станционного домика и пристально всматриваетесь в даль, в эту волнистую линию, задернутую дрожащею полосою знойного тумана; аккуратно считаете вы часы и минуты, и по времени определяете проеханное расстояние - верстовых столбов не существует. Вы ждете отдыха, ждете прохлады под крышею; а прежде, напротив, вам не хотелось даже выходить из экипажа, - так бы все и катились безостановочно по этой роскошной зеленой степи, так бы и дышали непрерывно ее живым, ароматным воздухом.
Вот и Ката-Куль, это мертвое озеро, окруженное мертвыми берегами - какая разница с теми озерами, что встречались прежде!
Около полудня мы проехали станцию Терекли, границу Оренбургского округа с Туркестанским. Теперь мы уже под покровительством новой администрации, в последнее время обратившей особенное внимание на удобство и безопасность путей сообщения, видя в этом, и совершенно основательно, залог благосостояния нового края. Нельзя не сказать горячее спасибо за это благое стремление.
- Ваше благородие! Нельзя-с входить… Потолок валится. Половина упала, сейчас и остальная рухнет.
Этим предостережением встретил нас станционный казак, едва только мы, обрадованные приличною наружностью домика, намеревались забраться под его крышу.
- Жаль! А мы было отдохнуть хотели немного, чаю напиться! - вздохнул мой спутник… - Ну, делать нечего! разве уж на следующей станции!..
- На следующей вчера еще потолок обвалился. Там дальше - тоже треснуло… Разве вот на Ак-Джулпасе, станций через пяток, там пока еще держится, - утешил нас предупредительный казак, и пошел хлопотать о перепряжке лошадей в наши экипажи.
Я взглянул на моего товарища, - тот на меня; потом оба взглянули на домик и принялись его со всех сторон внимательно рассматривать.
Снаружи ничего, дом как дом! Даже архитектурные затеи есть в виде белой зубчатой оторочки у карниза. Стены домика цветом серенькие, фундамент… Что за черт! Где же он?.. да, так точно! фундамента нет никакого, хотя он и полагается по подрядной смете… Дождевая вода подмывает сырцовые стены снизу, и они вот-вот готовы расползтись во все четыре стороны. Крыша плоская, выштукатуренная глиною с рубленою соломою, над ней возвышаются две дымовые трубы, безукоризненной белизны, по той причине чистые, что печи не топятся, ибо они к сему вовсе не приспособлены. Зашли внутрь, несмотря на предостережение казака: - действительно «валится», и мы должны были постоять на пороге и уже отсюда делать дальнейшие наблюдения… «Вот так потолки!..» (Надо заметить, что спутник мой архитектор, и потому его особенно интересовала эта постройка.) К тонким, расколотым надвое жердям подшиты камышевые плетенки, так называемые «чии», и все это снизу законопачено и смазано глиною. Подшивка не может выдержать тяжести штукатурки, а тонкие стропила не допускают более массивную поддержку… Понятно, - должно «валиться». И вот, вследствие этого обстоятельства, проезжающие должны или оставаться на дворе, как и в прежнее время, или рисковать попасть под обвал и, понятно, не продолжать далее своего пути, не только почтового, но и жизненного.
История постройки этих домиков - довольно обыкновенная история. Три года тому назад поручено было составить сметы и планы почтовых станций-приютов по степному тракту… Составили… Вышло и хорошо, и удобно, и не особенно дорого - по полторы тысячи домик. По этим сметам предполагались и фундаменты из жженого кирпича, и выстланные плитами полы, и печи, годные для своего назначения. Одним словом, все такое, что не заставляло даже пока желать ничего лучшего. Приглашены были желающие взять на себя эту постройку с торгов; желающие явились, коим были предложены такие стеснительные побочные условия, что им нетрудно было догадаться, что весь вызов был только пустым соблюдением формы. Всякому постороннему лицу взяться за дело не представлялось ни малейшей возможности. И вот, строить домики взялось лицо официальное, и вдобавок еще такое, от которого зависел и прием построенного [Голов Андрей Степанович, полковник, начальник Казалинского уезда. - rus_turk.]. Условия стеснительные мгновенно изменились в самые мягкие и уступчивые; мало того, потребовалась дополнительная смета по семисот рублей на станцию - дали и это. В результате вышло то, что и следовало ожидать от такого бесцеремонного отношения к общественному делу и казенным суммам, именно: проезжающие только потому не могут пользоваться превосходными, изящными, прохладными (даже зимою) головскими домиками, что заглядывать под их крыши не совсем безопасно.
__________
Вот они, мои старые, хорошо знакомые Кара-Кумы! Мы подъезжаем в их преддверью.
Майское солнце уже успело выжечь всю растительность тощих, солонцеватых равнин. Беловатая почва солончаков ослепительно сверкает на солнце и слепит глаза, не защищенные даже синими очками. Часто приходится переезжать через озера. Но это - мертвые озера, безводные. Странный вид представляют они глазу, не привычному к этим явлениям природы: - и берега есть у них, отчетливо видны они со всеми своими изгибами, и островки есть, покрытые бурою жесткою колючкою, есть даже гладкая, блестящая водная поверхность. Недостает только воды, и даже поблизости нет и капли этой животворной влаги. Это окаменелые озера.
Бог весть сколько столетий тому назад испарились последние капли воды; озерная соль, вместе с клейким илом, осела плотным, блестящим слоем, что еще более увеличивает сходство с водною поверхностью. Осадок этот окреп, сплотился, и, словно по асфальтовой мостовой, глухо гудят по нем экипажные колеса, отчетливо звякают некованые копыта почтовой тройки. Вот и берег! Он довольно крут… В карьер выхватывают на него привычные лошади, тянутся потом потихоньку по глубокому, сыпучему песку, и снова спускаются к другому, подобному же озеру… Глаз утомляется этим грустным однообразием… Удушливый жар стоит в воздухе… так и па́рит, словно перед грозою… Но не рассчитывайте на благотворный дождь, на освежающие атмосферу громовые удары. Это жар нормальный, никаких перемен не предвещающий, а если и шевельнется ветер оттуда, где синею грядою виднеется Термек-бес, то это скверный ветер: он поднимет едкую, солонцеватую пыль, и замучит вас эта пыль тяжелым кашлем, удушьем и нестерпимым зудом в ноздрях, в углах глаз и в горле.
Отрадною переменою покажутся вам, после солонцеватых пустынь, сыпучие пески, местами голые, местами поросшие зелеными кустиками молодого саксаула и джингила. Странный вид имеет местность в последнем случае. Почти постоянный ветер вырыл и унес песок оттуда, где он не был скреплен корнями этого кустарника; там же, где спутались и расползлись эти корни, песок остался в виде высоких кочек, увенчанных зеленою кроною саксаула и розовыми султанами джингила. Кочки эти местами так высоки, что человек верхом свободно скрывается за ними. Эти бугристые пески недавно еще были лучшим притоном мелким шайкам барантачей и всякой вольнице, пришедшей с Усть-Юрта, из Арала, через Большие и Малые Барсуки, обильные колодцами и родниками.
Вот показались и высокие холмы, целые горы чистого, сыпучего песку, лишенные уже положительно всякой растительности. Горизонт исчезает, заслоненный этими холмами и «барханами». Глаз поражается контрастом серо-синего раскаленного неба с красно-темною поверхностью песка. Не менее оригинально видеть, посреди этой самобытной мертвой природы, русского ямщика и дикие постройки Голова с претензией на архитектуру.
Песчаные барханы словно хмурятся и напоминают о том страхе, который наводили они прежде на человека, - красная рубаха ямщика резким пятнышком так бьет в глаза, словно подсмеивается над пустынею - и, подмигивая бойким глазом, - думает: «А все-таки возьмет наша!»
Безлюдна степь эта. Кроме почтовых лошадей, ямщиков, смотрителей и верблюдов, содержимых на станциях для черной работы на всякий случай, ничего живого вы не встретите дорогою.
Как ни напрягайте глаз, вы не заметите даже признака кочевья, не увидите чернеющуюся верхушку закопченной кибитки, не увидите дымка, приветливо клубящегося из-за горки - ни стада…
А, вот едет какой-то всадник, за плечами у него торчит длинный ствол, заткнутый тряпкою, по бокам седла качаются вздутые мешки - «коржумы»; войлочная белая шапка надвинута на глаза, один только угол надрезанных полей торчит высоким рогом. В поводу всадник этот ведет другую, запасную лошадь, тоже оседланную… Это не житель здешний, это тоже, как и вы, путешественник; только он путешествует не с таким, как вы, комфортом, - в экипаже и на сменных лошадях, а верхом, все на одной и той же паре. Проедет верст тридцать на одном коне, пересядет на другого; еще верст тридцать проедет, отдохнет часа два, и дальше отправится в путь таким же незатейливым порядком. Это, на местном языке, называется путешествовать «ике-ат», т. е. одвуконь, и составляет исключительный способ далеких переездов.
Все путешествие наше по Кара-Кумам тянулось бы ровно и однообразно, если бы не налетевший перед рассветом ураган, наделавший нам немалой тревоги.
Ураган пронесся полосою, с запада на восток; он пронес с собою целые тучи песку и чуть было не перевернул кверху колесами наши тарантасы. Особенно эффектна была в эту минуту последняя четверть луны, только что появившаяся из-за горизонта. Багрово-красный, словно раскаленное железо, диск оригинально просвечивал сквозь взбудораженные массы песчаной пыли и придавал всему фантастический колорит. Я постарался удержать в своей памяти эти эффекты освещения, и едва только приехали мы на следующую станцию, зарисовал их в своем походном альбоме красками.
Близость Аральского моря начинала уже выражаться значительным понижением местности. Справа от дороги показались же продолговатые озера - затоны соленой воды, оставшиеся после разлива. Появилась вода - появилась и жизнь. Ярко-белые крупные чайки, морских типов, с криком носились над затонами; все отмели пестрели рыболовами. Множество орлов неподвижно сидело на берегу и ждало чего-то. Вот один из рыболовов быстро спустился в воде, черкнул крылом по ее поверхности, захватил что-то и торопливо понесся в берегу. Ближайший орел заметил это обстоятельство, взмахнул крыльями тяжело, словно раскачиваясь, подпрыгнул, наискосок понесся к рыболову и разом заставил выпустить добычу. Это уже такие нахальные привычки здешних орлов, привычки, присущие, впрочем, всем хищникам - «загребать жар чужими руками»; интересно только то обстоятельство, что эти именно милые привычки вызвали местное название, - которым называют орлов здешние киргизы: их величают «уездными». Сравнение не совсем лестное; впрочем, вполне заслуженное!
К полудню местность стала почти горизонтальная; опять появилась луговая растительность. Там и сям тянулись, перекрещиваясь между собою, сухие русла старых, заброшенных за недостатком рук оросительных арыков, забытых с тех пор, как мы, двинувшись лет двадцать тому назад в эти края, вытеснили отсюда хивинских землепашцев.
Н. Каразин. Вид Аральского моря: северо-восточный берег около могилы Ак-Джулпас
Показались аулы, стада, засновали конные и пешие киргизы, и не успело еще солнце закатиться за темно-лиловую туманную даль Аральского моря, как на горизонте, неясными силуэтами, показались
казалинские мельницы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ Другие произведения Н. Н. Каразина:
•
От Оренбурга до Ташкента•
Скорбный путь•
Кочевья по Иссык-Кулю•
На далеких окраинах•
Тьма непроглядная. Рассказ из гаремной жизни•
В камышах [отрывок]•
Старый Кашкара•
Юнуска-головорез•
Джигитская честь•
Докторша•
Богатый купец бай Мирза-Кудлай•
Наурус и Джюра, братья-кудукчи•
Как чабар Мумын берег вверенную ему казенную почту•
Три дня в мазарке•
Байга•
Тюркмен Сяркей•
Наурусова яма•
Таук. (Из записной книжки разведчика)•
Ночь под снегом•
Писанка•
Атлар. Повесть-быль из среднеазиатской жизни•
Охота на тигра в русских пределах•
«Не в добрый час»