По Окраине: Путевые очерки П. И. Шрейдера. 7.1
По Окраине. (От Ташкента до Каракола). Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1892.
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Глава VII
Илийская долина. - Процветавшие земледелие и промышленность. - Развалины г. Хоргоса. - Арка и ее участь. - Таранчи. - Восстание. - Характер низшего и высшего классов. - Неразборчивость китайцев. - Дунгане. - Наружность. - Костюм. - Язык. - Характер. - Разница между дунганами и китайцами. - Сходство первых с черногорцами. - Исключение. - Выходцы из Кашгара. - Водворение их в пределах Семиреченской области. - Пособие. - Бегство. - Шайки. - Меры русской администрации. - Благоприятная перемена нравов. - Русский кулак и дунганин-филантроп. - Знакомство мое с ними. - Приезд в г. Суйдун. - Вечевой колокол. - Выезд на площадь. - Виселица. - Сожжение ее. - Живой мертвец-мученик. - Китайское зверство. - Объезд отдела. - Контрибуция с дунган. - Встреча. - Речь местного оратора. - Наши «Плюшкины» и «Собакевичи». - Дунганские женщины. - Чистота их нравов. - Приезд высокопоставленного лица. - Выраженное им желание. - Fiasco. - Предположение о названии дунган. - Предание об их родоначальниках.
Прежде чем вести читателя в Буамское ущелье и далее в пределы Иссык-Кульского уезда с его административным пунктом гор. Караколом, остановлюсь, как обещал в предыдущей главе, на беглом очерке о переселении в 1882-83 гг. кульджинских мусульман, таранчей и дунган, в пределы Семиреченской области, и на условиях, при которых совершилось передвижение этих двух народностей.
Представьте себе сплошную, как ковер, зеленую равнину, раскинутую на несколько десятков тысяч ◻ верст, окаймленную ветвями хребтов Тарбагатая, - Боро-Хоро, Алтая и всех отрогов Тиань-Шаня, под названием Кетменских, Темерликских и пр. гор, как будто переплетающихся, перепутывающихся между собою на сев., восточной и южной сторонах. К западу же возвышенности раздвинулись, чтоб дать место извилистому течению р. Или и главным притокам ее, рр. Каша, Текеса, Хоргоса и др., служащим водными артериями роскошной Илийской долины с г. Кульджею во главе.
На равнине разбросаны города: Суйдун, Чинчаходзи, Баяндай, Лууцугун и несколько других, потерявших свое название, так как от них остались только одни развалины.
Илийская провинция во все времена и века, начиная с Кублай-хана, кровожадного Чингисхана, господства монголов, китайцев, таранчей и до занятия ее русскими в 1871 г., - то пропитываемая кровью, проливавшеюся здесь из-за господства того или другого азиатского хана, то раздираемая внутренними междоусобиями, казалось бы, должна была буквально вымереть и запустеть, в смысле эксплуатации земных богатств. А между тем кипучая деятельность здесь не прекращалась никогда.
Кроме обработки земли, дающей всегда обильнейшую жатву, здесь процветала и другая промышленность.
Кустарное дело было в полном ходу. В г. Хоргосе, еще до 1867 г., было шелковое производство, и на тамошней фабрике приготовлялись прекрасные ткани.
К сожалению, в том году, когда у мусульман, томившихся под гнетом китайского владычества, лопнуло терпение и произошел взрыв, уничтоживший китайский элемент, - страсти победителей, разбушевавшиеся как ураган, не пощадили г. Хоргоса, население которого состояло преимущественно из ненавистных им китайцев.
В 1871 г. я нарочно ездил для подробного осмотра этого города. Груды развалин, человеческие черепа и кости, буквально усеявшие улицы и оставшиеся там со времени разгрома неубранными, да высохшие и почерневшие от огня деревья, - вот все, что осталось от цветущего города. Пощажены только ворота в виде арки, со стороны Кульджи, с буддийским идолом, сидящим скрещенными ногами наверху ворот.
Преуморительная и преглупая рожа была у этого истукана с разинутым ртом и каким-то выражением изумления. Это божество китайцев было патроном и хранителем неприкосновенности города. На деле же он оказался плохим защитником, сохранив только удивленную физиономию и свой пьедестал.
Впрочем, эти ворота в настоящее время уже не существуют. Так как они были сделаны из превосходного жженого кирпича, то, по занятии русскими Кульджи, кем-то из хозяйственных людей втихомолку были разобраны на свой дом.
Таранчей и дунган, населявших Илийскую долину, было до 130.000 душ об. пола [Записка Семиреченского воен. губернатора, проложенная к отчету за 1884 год.]. Китайцы и кочевники в это число не входят.
Таранчи не составляют какое-либо племя или особую национальность. Это просто кульджинские мусульмане и в переводе означают - земледелец.
В таранче слились и отразились многие черты физической и нравственной природы индоевропейских племен, обитавших в древности в Кашгарии, а также китайцев, монголов, тюрков и арабов [Там же.].
Кульджинские таранчи - потомки семейств, выселенных из Кашгарии в Илийскую провинцию после разгрома джунгар в 1758 г. [Отчет за 1884 г. и записка.]
Подпав под власть китайцев, они хотя и подвергались, по свойству хищнической натуры правительства богдыхана, постоянным грабежам и насилиям, тем не менее оставались равнодушны к тяжелому своему положению и безропотно его переносили, пока наконец не подействовал на них пример дунган и пока сами же китайцы, своею систематическою жестокостью, не вынудили таранчей поднять знамя мятежа.
Китайцы забыли постоянную покорность и безответность таранчей, молчаливо переносивших свою тяжкую долю. Нужно заметить, что эта народность, особенно низший класс, а следовательно, большинство, - как коренные земледельцы замечательно кротки, трудолюбивы, прямодушны и правдивы. К сожалению, нельзя сказать того же о тех таранчах, которые, волею судеб и слепого счастия, достигли богатства, влияния и знатности рода. Эти последние (к счастию, их немного), чрезвычайно испорчены; живут происками, интригами, обманом и хищничеством, на счет своих односельцев и соплеменников, которым фортуна не улыбнулась. Повторяем, таких очень немного. Да и можно ли строго винить это меньшинство, которому жизнь всегда давала только удачу, умерщвляя их нравственные и сердечные чувства в отношении обойденных судьбою? Не то же ли бессердечие и бездушие, не такой же ли эгоизм и узкое миросозерцание проявляют нередко счастливые и сильные мира сего в странах университетов, академий, лицеев и прочих кладезей просвещения и цивилизации?
Что же можно после этого требовать от племени, никогда не имевшего народной литературы, у которого alfa и omega всякой науки ограничивается только знанием 10.000 имен Магомета, где господствует схоластическое направление мусульман и где, наконец, понятие о добре и зле есть, так сказать, отвлеченное, не выработанное плодами науки и философии, а служит только выражением их природных наклонностей, индивидуальности и условий исторической жизни.
Если при такой обстановке нравственные и духовные побуждения, en masse, все-таки преобладают среди таранчей и дунган (о последних будет сказано ниже), - то, конечно, остается только оставить незамеченными животные, меркантильные побуждения тех немногих высокопоставленных отщепенцев, о которых я говорил ранее, и эти последние во всяком случае не могут служить мерилом общей характеристики всей народности, так же, как различные Стамбуловы и К° утратили всякое право на принадлежность к болгарской национальности.
После восстания дунган в застенном Китае в 1857-58 гг. китайское правительство уже не стало разбирать, кто прав, кто виноват! [Записка о переселении 1884 г.]
Безответные таранчи подвергались еще большим жестокостям, одинаково с теми, кто начал смуту, хотя и «вызванную представителями китайской власти».
Такое невыносимое положение продолжалось до тех пор, пока они наконец, в 1860-х годах, вместе с дунганами, не свергли с себя жестокое иго и не рассеяли по всей Илийской долине китайские кости.
Дунгане, или тунгане - те же кульджинские мусульмане, ведущие оседлую жизнь, издревле поселившиеся в Илийской провинции и в застенном Китае.
Число их сравнительно невелико; так, напр., живущие в долине р. Или составляют только около 1/15 части всего населения: таранчей, китайцев, калмыков и киргизов.
Происхождение их теряется в глубокой древности [О предполагаемых родоначальниках дунган по преданиям будет сказано ниже.]. При взгляде на дунгана невольно бросается в глаза какой-то смешанный тип. Черные огневые продолговатые глаза (часто встречаются и серые), невысокий лоб, прямой нос (иногда и курносый), овальный склад лица с чуть выдающимся подбородком, едва выдвинутыми скулами и толстыми губами.
Тут как будто монгольская раса перемешалась и облагородилась кавказской, и в тоже время в ней проглядывает что-то такое китайское, что, впрочем, происходит отчасти, может быть, оттого, что дунгане обыкновенно носят китайский костюм: курма, вроде кофты с широкими рукавами (зимой подбитая ватой), длинную до полу рубаху и туфли на очень толстых подошвах, кожаных, войлочных, а то и просто бумажных, обращенных в твердую массу. Только головной убор другой. Он состоит из шапочки, тюбетейки, какие носят мусульмане, с тою только разницею, что они не конические, а 4-угольные и преимущественно из белой материи. Говорят они на манджурском гортанном, с носовым отчасти произношением, языке. Последнее обстоятельство как-то увеличивает сходство дунган с китайцами, что, говоря откровенно, неоднократно меня бесило, когда мне пришлось заведывать этим населением, так как в смысле нравственном между теми и другими ничего нет общего. Как безукоризненны дунгане, так отвратительны китайцы, особенно когда достигают власти. Находят, впрочем, некоторое сходство в характере, в смысле стойкости его. Но едва ли это верно. Дунгане тверды, энергичны во всех положениях. Китайцы же упрямы, когда только чувствуют силу, и трусливы, когда плохо приходится, - черта низкой натуры во всех национальностях…
Дунгане прямодушны, честны, великодушны и храбры, так что жизнь для них копейка. Неправды не любят и не понимают ее. Своего не отдадут, но и чужого не возьмут, хотя бы оно сулило им величайшее благо. Бедняку помогут, несчастного выручат. Не то мы встречаем в китайце [Сужу по тем индивидуумам, которых встречал, и потому извиняюсь перед бо́льшими знатоками этой народности.]: коварство, лицемерие, жестокость и надменность в отношении младших; раболепство перед старшими, жадность к чужому достоянию, ложь и трусость, - вот качества, которые всосались в плоть и кровь этого народа; качества, нередко встречаемые и в наших больших людях, к сожалению, не всегда отличающихся высоким нравственным уровнем.
Впоследствии, когда мне пришлось познакомиться с славными черногорцами в бою и в мирное время, я нашел большое сходство в их характере с дунганским.
Конечно, в семье не без урода. Между ними также были не только отдельные личности, но и целые общества, по-видимому, испорченного элемента, который в свое время и нам доставил немало хлопот и неприятностей, хотя, как читатель увидит, поступки их опять-таки были вызваны накопившимся ожесточением против своих вековых врагов и притеснителей.
Так, в 1877 году, после внезапной смерти умного и энергичного хана Джиты-Шаара - Якуб-бека, дунгане, бывшие в войсках последнего и оставшиеся не истребленными китайцами во время восстания в застенном Китае только потому, что успели во время скрыться в пределы Кашгара, - при приближении в том же 1877 году многочисленных и хорошо вооруженных китайских войск к Учь-Турфану (один из городов Кашгарии), бежали в числе 3000 душ обоего пола с своим главарем Баян-ху в наши пределы [Приложение к Вернодданнейшему отчету за 1884 год.].
В Иссык-Кульском и Токмакском уездах (Семиреченской области) им тотчас же были отведены места на рр. Ирдык и Каракунузе. На продовольствие и посев весною 1878 г. было ассигновано для них из ферганских сумм около 24 т. рублей.
Кроме того, соплеменники выходцев, кульджинские дунгане, и другие мусульмане Илийской провинции пожертвовали в пользу их две тысячи рублей [Там же.].
Бывши ранее, до ухода в В. Туркестан, под гнетом китайского правительства; чуть ли не ежедневно видя резню людей как баранов; не будучи спокойны ни за себя, ни за семью, не говоря уже об имуществе; вырастая, так сказать, в крови и железе, - очень понятно, эти дунгане сами ожесточились и приобрели склонность ко всякому бесправному делу. Пылая местью, поселенные в пределах Семиреченской области, они начали совершать набеги в Кульджу (бывшую еще тогда в русском подданстве), образовали там шайки и производили резню китайцев, которым не могли простить унижений своих предков и родителей [Там же.].
Между ними самими, как людьми вспыльчивыми и притом привыкшими равнодушно смотреть в глава смерти, - также бывали распри, кончавшиеся иногда катастрофой.
Русская администрация высылала их обратно из Кульджи на отведенные места, назначая особые команды для наблюдения за ними и предупреждения новых побегов.
Кульджинские мусульмане, увидав, что кашгарские дунгане поведением своим не оправдали сочувствия их, просили обратить пожертвованные было в пособие им деньги (две тысячи руб.) в пользу больных и раненых воинов - турецкой кампании, и отказались от всякого общения с своими недостойными земляками [Записка о переселении кульджинских мусульман; прил. к отчету 1884 года.].
Насколько, однако же, природные нравственные задатки в этих людях еще не умерли и какое благотворное влияние могут иметь на человеческие нравы добрые примеры, порядок, отсутствие насилия и неправды, - лучшим доказательством может служить тот факт, что не прошло шести лет жизни в руках русской власти этих одичавших людей, как бывшие разбойники обратились в мирных, спокойных, трудолюбивых земледельцев, торговцев и пр.
Исправление их нравов на этом не остановилось. Оно пошло далее. Так, напр., дунгане, поселенные в Иссык-Кульском уезде, на р. Ирдыке (село Михайловское [Мариинское. - rus_turk.]), на собственные средства выстроили у себя русскую школу, обошедшуюся до четырех тысяч рублей [Обзор Иссык-Кульского уездного управлении 1883 г.].
Мало того, этот уезд им обязан значительным удешевлением хлеба, в неурожайный 1882 год. Они с полною готовностью доставляли его из Токмакского уезда, пользуясь самым ничтожным барышом [Записка о переселении кульджинских мусульман за 1884 г.].
Такая филантропия дунган, впрочем, едва не отозвалась очень чувствительно на их бедных спинах. Русские поселенцы, у которых всегда буквально ломятся амбары от обилия хлеба, конечно, захотели воспользоваться случайным неурожаем и установили базарную цену от 1 р. до 1 р. 50 к. за пуд муки. Вдруг рядом с ними появляются конкуренты-нехристиане, предлагающие ту же муку за 60 к. пуд. Произошла свалка, в которую вмешалась полиция и, к чести ее будь сказано, приняла сторону дунган, которые в следующий базарный день доставили хлеб уже по 40 к. (это в неурожайный-то год) и в убытке все-таки не остались.
Спрашивается, насколько же выше оказался нравственный уровень бывших разбойников и мятежников сравнительно с нашими православными кулаками, которые обыкновенно с нетерпением ждут годины народного бедствия, чтоб туже набить свою мошну?!..
Вот еще черта характера дунган, которую мне лично пришлось подметить, но для этого я должен вернуться к далекому прошлому, а именно ко времени заведывания мною населением.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ОКОНЧАНИЕ ГЛАВЫ VII
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Глава VII
Илийская долина. - Процветавшие земледелие и промышленность. - Развалины г. Хоргоса. - Арка и ее участь. - Таранчи. - Восстание. - Характер низшего и высшего классов. - Неразборчивость китайцев. - Дунгане. - Наружность. - Костюм. - Язык. - Характер. - Разница между дунганами и китайцами. - Сходство первых с черногорцами. - Исключение. - Выходцы из Кашгара. - Водворение их в пределах Семиреченской области. - Пособие. - Бегство. - Шайки. - Меры русской администрации. - Благоприятная перемена нравов. - Русский кулак и дунганин-филантроп. - Знакомство мое с ними. - Приезд в г. Суйдун. - Вечевой колокол. - Выезд на площадь. - Виселица. - Сожжение ее. - Живой мертвец-мученик. - Китайское зверство. - Объезд отдела. - Контрибуция с дунган. - Встреча. - Речь местного оратора. - Наши «Плюшкины» и «Собакевичи». - Дунганские женщины. - Чистота их нравов. - Приезд высокопоставленного лица. - Выраженное им желание. - Fiasco. - Предположение о названии дунган. - Предание об их родоначальниках.
Прежде чем вести читателя в Буамское ущелье и далее в пределы Иссык-Кульского уезда с его административным пунктом гор. Караколом, остановлюсь, как обещал в предыдущей главе, на беглом очерке о переселении в 1882-83 гг. кульджинских мусульман, таранчей и дунган, в пределы Семиреченской области, и на условиях, при которых совершилось передвижение этих двух народностей.
Представьте себе сплошную, как ковер, зеленую равнину, раскинутую на несколько десятков тысяч ◻ верст, окаймленную ветвями хребтов Тарбагатая, - Боро-Хоро, Алтая и всех отрогов Тиань-Шаня, под названием Кетменских, Темерликских и пр. гор, как будто переплетающихся, перепутывающихся между собою на сев., восточной и южной сторонах. К западу же возвышенности раздвинулись, чтоб дать место извилистому течению р. Или и главным притокам ее, рр. Каша, Текеса, Хоргоса и др., служащим водными артериями роскошной Илийской долины с г. Кульджею во главе.
На равнине разбросаны города: Суйдун, Чинчаходзи, Баяндай, Лууцугун и несколько других, потерявших свое название, так как от них остались только одни развалины.
Илийская провинция во все времена и века, начиная с Кублай-хана, кровожадного Чингисхана, господства монголов, китайцев, таранчей и до занятия ее русскими в 1871 г., - то пропитываемая кровью, проливавшеюся здесь из-за господства того или другого азиатского хана, то раздираемая внутренними междоусобиями, казалось бы, должна была буквально вымереть и запустеть, в смысле эксплуатации земных богатств. А между тем кипучая деятельность здесь не прекращалась никогда.
Кроме обработки земли, дающей всегда обильнейшую жатву, здесь процветала и другая промышленность.
Кустарное дело было в полном ходу. В г. Хоргосе, еще до 1867 г., было шелковое производство, и на тамошней фабрике приготовлялись прекрасные ткани.
К сожалению, в том году, когда у мусульман, томившихся под гнетом китайского владычества, лопнуло терпение и произошел взрыв, уничтоживший китайский элемент, - страсти победителей, разбушевавшиеся как ураган, не пощадили г. Хоргоса, население которого состояло преимущественно из ненавистных им китайцев.
В 1871 г. я нарочно ездил для подробного осмотра этого города. Груды развалин, человеческие черепа и кости, буквально усеявшие улицы и оставшиеся там со времени разгрома неубранными, да высохшие и почерневшие от огня деревья, - вот все, что осталось от цветущего города. Пощажены только ворота в виде арки, со стороны Кульджи, с буддийским идолом, сидящим скрещенными ногами наверху ворот.
Преуморительная и преглупая рожа была у этого истукана с разинутым ртом и каким-то выражением изумления. Это божество китайцев было патроном и хранителем неприкосновенности города. На деле же он оказался плохим защитником, сохранив только удивленную физиономию и свой пьедестал.
Впрочем, эти ворота в настоящее время уже не существуют. Так как они были сделаны из превосходного жженого кирпича, то, по занятии русскими Кульджи, кем-то из хозяйственных людей втихомолку были разобраны на свой дом.
Таранчей и дунган, населявших Илийскую долину, было до 130.000 душ об. пола [Записка Семиреченского воен. губернатора, проложенная к отчету за 1884 год.]. Китайцы и кочевники в это число не входят.
Таранчи не составляют какое-либо племя или особую национальность. Это просто кульджинские мусульмане и в переводе означают - земледелец.
В таранче слились и отразились многие черты физической и нравственной природы индоевропейских племен, обитавших в древности в Кашгарии, а также китайцев, монголов, тюрков и арабов [Там же.].
Кульджинские таранчи - потомки семейств, выселенных из Кашгарии в Илийскую провинцию после разгрома джунгар в 1758 г. [Отчет за 1884 г. и записка.]
Подпав под власть китайцев, они хотя и подвергались, по свойству хищнической натуры правительства богдыхана, постоянным грабежам и насилиям, тем не менее оставались равнодушны к тяжелому своему положению и безропотно его переносили, пока наконец не подействовал на них пример дунган и пока сами же китайцы, своею систематическою жестокостью, не вынудили таранчей поднять знамя мятежа.
Китайцы забыли постоянную покорность и безответность таранчей, молчаливо переносивших свою тяжкую долю. Нужно заметить, что эта народность, особенно низший класс, а следовательно, большинство, - как коренные земледельцы замечательно кротки, трудолюбивы, прямодушны и правдивы. К сожалению, нельзя сказать того же о тех таранчах, которые, волею судеб и слепого счастия, достигли богатства, влияния и знатности рода. Эти последние (к счастию, их немного), чрезвычайно испорчены; живут происками, интригами, обманом и хищничеством, на счет своих односельцев и соплеменников, которым фортуна не улыбнулась. Повторяем, таких очень немного. Да и можно ли строго винить это меньшинство, которому жизнь всегда давала только удачу, умерщвляя их нравственные и сердечные чувства в отношении обойденных судьбою? Не то же ли бессердечие и бездушие, не такой же ли эгоизм и узкое миросозерцание проявляют нередко счастливые и сильные мира сего в странах университетов, академий, лицеев и прочих кладезей просвещения и цивилизации?
Что же можно после этого требовать от племени, никогда не имевшего народной литературы, у которого alfa и omega всякой науки ограничивается только знанием 10.000 имен Магомета, где господствует схоластическое направление мусульман и где, наконец, понятие о добре и зле есть, так сказать, отвлеченное, не выработанное плодами науки и философии, а служит только выражением их природных наклонностей, индивидуальности и условий исторической жизни.
Если при такой обстановке нравственные и духовные побуждения, en masse, все-таки преобладают среди таранчей и дунган (о последних будет сказано ниже), - то, конечно, остается только оставить незамеченными животные, меркантильные побуждения тех немногих высокопоставленных отщепенцев, о которых я говорил ранее, и эти последние во всяком случае не могут служить мерилом общей характеристики всей народности, так же, как различные Стамбуловы и К° утратили всякое право на принадлежность к болгарской национальности.
После восстания дунган в застенном Китае в 1857-58 гг. китайское правительство уже не стало разбирать, кто прав, кто виноват! [Записка о переселении 1884 г.]
Безответные таранчи подвергались еще большим жестокостям, одинаково с теми, кто начал смуту, хотя и «вызванную представителями китайской власти».
Такое невыносимое положение продолжалось до тех пор, пока они наконец, в 1860-х годах, вместе с дунганами, не свергли с себя жестокое иго и не рассеяли по всей Илийской долине китайские кости.
Дунгане, или тунгане - те же кульджинские мусульмане, ведущие оседлую жизнь, издревле поселившиеся в Илийской провинции и в застенном Китае.
Число их сравнительно невелико; так, напр., живущие в долине р. Или составляют только около 1/15 части всего населения: таранчей, китайцев, калмыков и киргизов.
Происхождение их теряется в глубокой древности [О предполагаемых родоначальниках дунган по преданиям будет сказано ниже.]. При взгляде на дунгана невольно бросается в глаза какой-то смешанный тип. Черные огневые продолговатые глаза (часто встречаются и серые), невысокий лоб, прямой нос (иногда и курносый), овальный склад лица с чуть выдающимся подбородком, едва выдвинутыми скулами и толстыми губами.
Тут как будто монгольская раса перемешалась и облагородилась кавказской, и в тоже время в ней проглядывает что-то такое китайское, что, впрочем, происходит отчасти, может быть, оттого, что дунгане обыкновенно носят китайский костюм: курма, вроде кофты с широкими рукавами (зимой подбитая ватой), длинную до полу рубаху и туфли на очень толстых подошвах, кожаных, войлочных, а то и просто бумажных, обращенных в твердую массу. Только головной убор другой. Он состоит из шапочки, тюбетейки, какие носят мусульмане, с тою только разницею, что они не конические, а 4-угольные и преимущественно из белой материи. Говорят они на манджурском гортанном, с носовым отчасти произношением, языке. Последнее обстоятельство как-то увеличивает сходство дунган с китайцами, что, говоря откровенно, неоднократно меня бесило, когда мне пришлось заведывать этим населением, так как в смысле нравственном между теми и другими ничего нет общего. Как безукоризненны дунгане, так отвратительны китайцы, особенно когда достигают власти. Находят, впрочем, некоторое сходство в характере, в смысле стойкости его. Но едва ли это верно. Дунгане тверды, энергичны во всех положениях. Китайцы же упрямы, когда только чувствуют силу, и трусливы, когда плохо приходится, - черта низкой натуры во всех национальностях…
Дунгане прямодушны, честны, великодушны и храбры, так что жизнь для них копейка. Неправды не любят и не понимают ее. Своего не отдадут, но и чужого не возьмут, хотя бы оно сулило им величайшее благо. Бедняку помогут, несчастного выручат. Не то мы встречаем в китайце [Сужу по тем индивидуумам, которых встречал, и потому извиняюсь перед бо́льшими знатоками этой народности.]: коварство, лицемерие, жестокость и надменность в отношении младших; раболепство перед старшими, жадность к чужому достоянию, ложь и трусость, - вот качества, которые всосались в плоть и кровь этого народа; качества, нередко встречаемые и в наших больших людях, к сожалению, не всегда отличающихся высоким нравственным уровнем.
Впоследствии, когда мне пришлось познакомиться с славными черногорцами в бою и в мирное время, я нашел большое сходство в их характере с дунганским.
Конечно, в семье не без урода. Между ними также были не только отдельные личности, но и целые общества, по-видимому, испорченного элемента, который в свое время и нам доставил немало хлопот и неприятностей, хотя, как читатель увидит, поступки их опять-таки были вызваны накопившимся ожесточением против своих вековых врагов и притеснителей.
Так, в 1877 году, после внезапной смерти умного и энергичного хана Джиты-Шаара - Якуб-бека, дунгане, бывшие в войсках последнего и оставшиеся не истребленными китайцами во время восстания в застенном Китае только потому, что успели во время скрыться в пределы Кашгара, - при приближении в том же 1877 году многочисленных и хорошо вооруженных китайских войск к Учь-Турфану (один из городов Кашгарии), бежали в числе 3000 душ обоего пола с своим главарем Баян-ху в наши пределы [Приложение к Вернодданнейшему отчету за 1884 год.].
В Иссык-Кульском и Токмакском уездах (Семиреченской области) им тотчас же были отведены места на рр. Ирдык и Каракунузе. На продовольствие и посев весною 1878 г. было ассигновано для них из ферганских сумм около 24 т. рублей.
Кроме того, соплеменники выходцев, кульджинские дунгане, и другие мусульмане Илийской провинции пожертвовали в пользу их две тысячи рублей [Там же.].
Бывши ранее, до ухода в В. Туркестан, под гнетом китайского правительства; чуть ли не ежедневно видя резню людей как баранов; не будучи спокойны ни за себя, ни за семью, не говоря уже об имуществе; вырастая, так сказать, в крови и железе, - очень понятно, эти дунгане сами ожесточились и приобрели склонность ко всякому бесправному делу. Пылая местью, поселенные в пределах Семиреченской области, они начали совершать набеги в Кульджу (бывшую еще тогда в русском подданстве), образовали там шайки и производили резню китайцев, которым не могли простить унижений своих предков и родителей [Там же.].
Между ними самими, как людьми вспыльчивыми и притом привыкшими равнодушно смотреть в глава смерти, - также бывали распри, кончавшиеся иногда катастрофой.
Русская администрация высылала их обратно из Кульджи на отведенные места, назначая особые команды для наблюдения за ними и предупреждения новых побегов.
Кульджинские мусульмане, увидав, что кашгарские дунгане поведением своим не оправдали сочувствия их, просили обратить пожертвованные было в пособие им деньги (две тысячи руб.) в пользу больных и раненых воинов - турецкой кампании, и отказались от всякого общения с своими недостойными земляками [Записка о переселении кульджинских мусульман; прил. к отчету 1884 года.].
Насколько, однако же, природные нравственные задатки в этих людях еще не умерли и какое благотворное влияние могут иметь на человеческие нравы добрые примеры, порядок, отсутствие насилия и неправды, - лучшим доказательством может служить тот факт, что не прошло шести лет жизни в руках русской власти этих одичавших людей, как бывшие разбойники обратились в мирных, спокойных, трудолюбивых земледельцев, торговцев и пр.
Исправление их нравов на этом не остановилось. Оно пошло далее. Так, напр., дунгане, поселенные в Иссык-Кульском уезде, на р. Ирдыке (село Михайловское [Мариинское. - rus_turk.]), на собственные средства выстроили у себя русскую школу, обошедшуюся до четырех тысяч рублей [Обзор Иссык-Кульского уездного управлении 1883 г.].
Мало того, этот уезд им обязан значительным удешевлением хлеба, в неурожайный 1882 год. Они с полною готовностью доставляли его из Токмакского уезда, пользуясь самым ничтожным барышом [Записка о переселении кульджинских мусульман за 1884 г.].
Такая филантропия дунган, впрочем, едва не отозвалась очень чувствительно на их бедных спинах. Русские поселенцы, у которых всегда буквально ломятся амбары от обилия хлеба, конечно, захотели воспользоваться случайным неурожаем и установили базарную цену от 1 р. до 1 р. 50 к. за пуд муки. Вдруг рядом с ними появляются конкуренты-нехристиане, предлагающие ту же муку за 60 к. пуд. Произошла свалка, в которую вмешалась полиция и, к чести ее будь сказано, приняла сторону дунган, которые в следующий базарный день доставили хлеб уже по 40 к. (это в неурожайный-то год) и в убытке все-таки не остались.
Спрашивается, насколько же выше оказался нравственный уровень бывших разбойников и мятежников сравнительно с нашими православными кулаками, которые обыкновенно с нетерпением ждут годины народного бедствия, чтоб туже набить свою мошну?!..
Вот еще черта характера дунган, которую мне лично пришлось подметить, но для этого я должен вернуться к далекому прошлому, а именно ко времени заведывания мною населением.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ОКОНЧАНИЕ ГЛАВЫ VII