По Окраине: Путевые очерки П. И. Шрейдера. 9
По Окраине. (От Ташкента до Каракола). Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1892.
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Синим цветом выделен текст стр. 99, 100, 103 и 104 - это 2 листа из числа 7, не прошедших финальную цензуру (?) и отсутствующих в обоих известных нам экземплярах книги 1893 года издания.
Глава IX
Тяжелое положение Семиреченской администрации при переселении кульджинских мусульман. - Н. А. Аристов. - Его труды и заслуги во время Кульджинской кампании 1871 г. и водворения китайских выходцев в русских пределах. - Устройство дунган. - Число переселившихся дунган и таранчей. - Размещение в уездах Семиреченской области. - Количество отведенной земли. - Посевы переселенцев. - Трудолюбие их. - Необходимость отсрочки взимания податей. - Недоимки. - Пособие для устройства переселенцев на новых местах. - Соображения финансистов. - Польза русских школ. - Отказ в устройстве их свыше. - Изыскание местных средств для обучения мусульманских мальчиков. - Неподвижность русского человека. - Предание. - Новая Америка. - Киргизский язык среди казаков. - Практическое применение русского языка у киргизов. - Развивающееся пьянство туземцев. - Чаулинцы, или подзаборники. - Благая мера, но не совсем понятное распоряжение. - Действительный способ для прекращения пьянства среди мусульман. - Последствия переселения кульджинцев. - Значение этого переселения для нас в экономическом и политическом отношениях. - Будущие воины. - Заслуги деятелей, устроивших жизнь 70.000 душ.
Серьезные и беспристрастные люди, знакомые с тяжелыми условиями, которыми как железным кольцом было стиснуто дело неизбежного переселения кульджинских мусульман в Семиречье, до сих пор не могут решить вопрос, чье положение было хуже - самих ли изгоняемых обстоятельствами из родины или семиреченской администрации, которой «сверху» на первых же порах связали руки.
Первые, как ни были ошеломлены, но хорошо знали, что так или иначе, а их приютят и устроят. Что же касается до последней, то, предоставленная самой себе, она очутилась лицом к лицу с таким невообразимым хаосом, распутать и урегулировать который могла только могучая воля и терпение, доходившие до нравственных страданий. Приходилось волков накормить и овец сохранить.
Давление «сверху» о передаче вместе с Кульджинским районом и бегущего населения на жертву китайской мстительности, невозможность исполнения такого требования, а с другой стороны - отсутствие хлебных запасов и орошенных земель для распределения в данную минуту 50.000 челов. душ и, вместе с этим, необходимость устранения кровавой катастрофы, готовой разразиться на наших глазах между беглецами и китайцами, и, наконец, невероятное ограничение денежных средств, разрешенных, и то впоследствии, для устройства все-таки совершившегося переселения, - вот та декорация, которая представилась глазам русской пограничной власти при разыгрывании исторической трагикомедии в Кульдже.
Божья помощь, просвещенный ум, близкое знакомство с пограничными делами и неустанные труды явились ближайшими пособниками местным деятелям, в лице областной и уездной власти, на поприще мирных подвигов.
Рассчитывая на снисходительность терпеливого читателя, позволю себе сказать несколько слов об одном из главных авторов плана замечательного переселения кульджинских мусульман и водворения их в Семиреченской области, - помощников ген. Колпаковского в этом деле.
Николай Александрович Аристов (впоследствии помощник Семиреченского военного губернатора) по окончании курса в Казанском университете был назначен на службу, если не ошибаюсь, в 1860 г.
По прибытии туда, он сразу отмечен был таким опытным и энергичным администратором, как генерал Колпаковский. Просвещенный ум тогда еще молодого человека, способный как-то сразу оценять, если можно так выразиться, обстановку всякого серьезного дела, начитанность, солидное образование и какое-то необыкновенное трудолюбие положительно выделяли г. Аристова из толпы тогдашних деятелей не только местных, но и соседних областей, хотя, надо правду сказать, Семиреченская область вообще, судя по общим отзывам, не может пожаловаться на недостаток полезных членов административного персонала.
После Кульджинского похода, в 1871 г., не только лицам, близко стоявшим к делу, но даже строевым офицерам хорошо было известно, что честь быстрой организации русского управления, административное разделение (в отношении однородности населения, географического положения, поземельного владения и пр.) Кульджинского района на отделы или участки, устройство сельскохозяйственного и экономического быта разнородных племен и вообще упрочение порядка и благосостояния в только что покоренной стране, - принадлежит во многих отношениях Н. А. Аристову, которого даже прозвали «семиреченским Бисмарком».
По свидетельству самих особ, он был выразителем идей и труда в то время так же, как и в деле приюта всех кульджинских переселенцев, - ныне.
Он не был только исполнителем приказаний свыше. Нет, от него большею частью исходила инициатива, источник знания, что значительно облегчало труды высшей власти. Это человек творческой мысли и дела, а не тип как будто проглотившего аршин чиновника с гербовыми пуговицами, темными очками, обязательно лысой головой, вычисляющего только входящие и исходящие №№ подведомственной ему канцелярии.
В этом отношении Н. А. Аристову отдают справедливость даже враги его. А у кого их нет? Чем человек заметнее умственными и нравственными качествами, тем плеяда зложелателей более. Это психологический закон, настоящего века в особенности.
Позволяю себе надеяться, что несколько теплых слов, сказанных о тех или других почтенных лицах без их разрешения, не вызовут упрека с их стороны.
Неужели только мертвым можно посвящать доброе слово, а в живых (как это почему-то принято) нужно видеть только одни порочные наклонности и закрывать глаза перед их заслугами? Впрочем, печать ставит же грандиозные памятники героям войны еще при жизни!
Если последние возносятся до облаков за то, что сумели вырыть могилы тысячам душ, то почему же не воздать должное тем мирным труженикам, которые устраивают благосостояние живых людей?
Прежде всего нужно было озаботиться устройством дунган.
Возможно скорейшее и большее удаление их от соседства с водворяющимся китайским элементом, для предупреждения кровавой расправы, составляло на первых порах едва ли не главную задачу администрации. К этому были приняты все меры. Администрация, для предупреждения задержек, не остановилась и перед расходами на немедленное устройство прочных мостов чрез бурные речки, как Чилик и Чарын.
Исключение, в смысле удаления от границы, было сделано только для тех дунган, которые пожелали поселиться во вновь образованном городе Джаркенте.
Хотя он и граничит с отторгнутой от нас провинцией, но пребывание в нем администрации нового уезда, батальона, батареи и казаков, а следовательно, и большая возможность для наблюдения за спокойствием, гарантировало предупреждение столкновений.
Таким образом там осталось, образовав городское сословие, до 1840 д. обоего пола [Обзор и записка о переселении 1884 г.]. Затем, в г. Верном 490 д., в Пишпеке 640, и часть в г. Караколе.
О поселенцах в Александровском на р. Сукулуке (760 д.) я уже говорил. Остальные дунгане (не считая выходцев из Кашгара, устроившихся на р. Ирдыке: село Михайловское [Мариинское. - rus_turk.] (1158 д.) в Иссык-Кульском уезде) и Каракунузе (2700 д.) в Токмакском в числе 6330 д., так же, как и таранчи, 42000 д., размещены в различных уездах Семиреченской области по рр. Чилику, Чарыну, Большой и Малой Аксу, Чу, Баян-Кегену и арыкам, проведенным из них самими переселенцами [Там же.].
Киргизы охотно уступали земли, как из сочувствия к своим единоверцам, так и потому, что отводимые земли раньше не были орошены, и они там не кочевали. Независимо от оседлых переселенцев, в Семиреченскую область перешло из Кульджинской провинции до 20000 кочевников [Хотя все цифры переселенцев заимствованы из официальных источников, но их нельзя считать окончательными, так как после передачи Кульджи ежегодно понемногу прибавляется выходцев Кульджи.].
Принимая во внимание, что новые колонисты, особенно таранчи, прежде всего превосходные возделыватели земли, произведения которой составляют главный промысел для их существования, - семиреченская администрация, при всей суматохе и спешности, обратила особенное внимание на отвод годных и достаточных участков. Так, в 1884 г. у сельских хозяев (не считая приписавшихся к городам) считалось орошенной под пашни земли более 150000 дес., кроме лугов и выгонов. Этот надел, впрочем, не окончательный, и в 1885 году предполагалось, по приведении в известность точной цифры кульджинских переселенцев, отвести им по 10 дес. на душу [Обзор за 1884 г.].
Дунгане, оставшиеся в городах, получили также различные угодья и необходимые льготы. С привычным трудолюбием и знанием дела все мусульманские переселенцы в первый же год водворения их на новых местах засеяли пашни пшеницей, просом, ячменем, овсом, горохом, кунжутом, льном и горчицей; последние три продукта для выделки масла [Записка о переселении.]. Рис преимущественно засевается в огромных размерах дунганами. Они же возделывают прекрасные огородные овощи.
В описываемое время трудно было определить с точностью цифру собираемого урожая, но, судя по первым годам развития произведений рук переселенцев, нужно ожидать, что со временем они не только дадут широкую жизнь земледельческой культуре на месте, но значительно удешевят и пополнят запасы в соседних областях, в случае неурожая в последних; этому немало будет способствовать еще и то, что они удовольствуются самым незначительным барышом.
Как велико трудолюбие кульджинских переселенцев, можно судить уже по тому, что с начала их бегства в 1882 г. по 1885 г. выросло сорок два селения не с грязными землянками, а с хорошенькими чистенькими домиками, обсаженными деревьями, и с широкими прямыми улицами [Не желая утомлять внимание читателей, не перечисляю названий таранчинских и дунганских поселений.].
Можно ожидать, что не пройдет 5-6 лет, как все пространство Семиречья, населенное выходцами из Кульджи, превратится в прекрасно возделанные сады и поля, окруженные и как будто запертые величественными горами, сверкающими своими белыми верхушками.
Обеспечивая изгнанников земельным наделом, устроители снабдили их средствами для развития садоводства и лесоводства. С этою целью им также доставлены были из казенных садов городов Верного, Борохудзира и Пишпека деревья и черенки и устроены ими в некоторых селениях свои питомники.
Подати с таранчей и дунган пока не взимаются. Предполагалось их обложить с 1886 г. сбором на первые 10 лет по 40 к. с души и десятины; но ввиду недавнего их переселения и не совершенно законченной еще оседлости, особенно таранчей, часть которых, по известным уже обстоятельствам, от них не зависевшим, а также по примеру русских переселенцев, могли оставить Кульджу только в последние годы, областное начальство намерено ходатайствовать об отсрочке на некоторое время взимания податей [Записка о переселении.].
Нельзя не преклониться перед справедливостью подобной меры, тем более что она представляет прямую выгоду для казны в будущем, так как даст зажиточное население, которое не будет знать недоимок и тяжких от них последствий.
Не можем не отметить еще одного весьма важного факта, который, казалось бы, должен помочь вышеизложенному ходатайству.
За переселившимися кульджинцами числится по разным случаям недоимка за 10-летнее владение Кульджею около 300000 р., которые, без всякого сомнения, были бы уплачены, если б не переворот, совершившийся в Илийской провинции вследствие договора 12 февраля 1881 г.
Когда же, в силу последнего, население побежало, то оно и оказалось несостоятельным. Разгром гнезд аборигенов страны, потеря имущества во время бегства, неимение средств тотчас же устроиться на новых местах (так как пособие из Петербурга, как будет видно ниже, дано было самое ограниченное) и истинно человечное желание и необходимость дать им, так сказать, окрепнуть, все это заставило местную власть ходатайствовать о сложении числящейся за ними недоимки, по случаю предстоявшего торжества в русском царстве, священного коронования Их Императорских Величеств; но подлежащее министерство… отказало [Там же.].
Как бы ни были велики энергия, знание дела и заботливость тех, на плечи которых обрушилось всею тяжестью устройство такой массы переселенцев, но без денег, конечно, ничего нельзя было сделать.
Ввиду этого высшая администрация края ходатайствовала об ассигновании в пособие им для 55000 душ, не считая 25000 кочевников, 450000 р., а именно: на покупку зерна для первоначального посева и муки для продовольствия, устройство ирригации, постройки усадеб, администрацию и пр., словом, для самых необходимых, не терпящих отлагательства потребностей. Сумма эта, кажется, не особенно большая и спрашивалась из числа 9000000 р., подлежащих с Китая по трактату за Кульджу. Разрешено же было только 50000 р. [Там же.]
Как извернулась при таких условиях администрация, одному Богу известно.
Нельзя иногда не подивиться соображениям (если только это не равнодушие к делу) наших финансистов, упускающих из виду простой закон политической экономии. Ведь богатство страны, кажется, измеряется не количеством желтых рублей, сокращающихся до полтинника и лежащих в казначейских сундуках, а народным благосостоянием. Рубли могут испариться, а род человеческий в курсе не упадет; но если отнять у него возможность устроить свое существование, то и этот рубль не от кого будет получить. Так и в настоящем случае. Чем скорее и обильнее была бы оказана необходимая помощь переселенцам, тем скорее они бы могли, не входя в долги, лучше оправиться, устроить свой быт, а при их трудолюбии - и разбогатеть.
Это обстоятельство, в свою очередь, дало бы возможность таранчам и дунганам воздать правительству сторицею в виде податей, прямых и косвенных налогов, для взыскания которых, нередко за крестик или напечатанную благодарность, продают последнего теленка, совершенно обездоливают бедняка и пускают его по миру!..
Выгодно ли это для правительства и государства?..
Неутомимая русская власть Степного генерал-губернаторства, устраивая материальный быт кульджинских переселенцев, не забыла и о духовной их пище. Устройство школ для обучения русской грамоте, ближайшее ознакомление мусульманских мальчиков с русскою жизнью, нравами и обычаями, постепенное подготовление к воинской повинности в будущем и проч. как меры, имеющие весьма важное политическое значение, составляли и составляют «perpetuum mobile» местной администрации.
Но (опять но) она встретила непреодолимое препятствие не только к немедленному, но и в ближайшем будущем приведению в исполнение такого благого дела, как обучение русской грамоте детей новых подданных русского Императора.
На устройство помещений для школ, хотя бы по одной в уезде, на предварительные текущие расходы, жалованье учителям, покупку учебных пособий и проч. испрашивалось в 188З г. 50000 р., опять-таки из тех же 9000000 р.
Однако где-нибудь, вероятно, нашли безотлагательное просвещение юношества несвоевременною роскошью и… отказали.
Местная администрация, лишенная таким образом необходимой материальной помощи, не отказалась от прекрасной мысли и, как мы слышали, предполагает обложить налогом переселенцев по 1 р. со двора, на что плательщики выразили полную готовность, так как они привыкли к тому, чтоб их дети учились в мусульманских школах под руководством мулл.
Чтобы не напугать родителей подозрением, что русские будут стремиться к отторжению молодежи от мусульманства насильственным образом, русская власть Семиречья находит необходимым допустить посещение этих школ также и муллами, совершенно справедливо предполагая, что, во-1-х, от этого так называемое «обрусение» нисколько не пострадает, а во-2-х, хорошо зная, что всякое насилие приносит отрицательные результаты.
Конечно, при таких стесненных условиях питомник познаний и освещения темноты мыслей мусульманских мальчиков поневоле откладывается среди, например, дунган, по малочисленности их, на неопределенное время.
Впрочем, медленность во всем, должно быть, «на роду написана» для матушки-Руси.
Существует же такого рода анекдотический рассказ, если не оправдывающий, то по крайней мере объясняющий наше черепашье движение. Когда создан был мир и люди разделились по национальностям, то каждая из них немедленно отправилась к своим делам. Англичанин - занялся захватыванием всего, что плохо лежит, и отравлением опиумом младенческих народов; немец стал заготовлять колбасу и заниматься маклерством; американец - придумывать разную механику; итальянец - макароны и серенады, и при случае крыловское «ушко»; француз, - кокоток и бонбоньерки, словом, всякий нашел себе занятие… но русский человек стоит себе на месте и топчется…
- Что же ты ничего не делаешь? - спрашивают его…
- Да не будет ли на чаек с вашей милости? - отвечает, переминаясь с ноги на ногу, мужичок, почесываясь «пониже спины». - А дело не волк, в лес не уйдет…
Должно быть, и там обучение русской грамоте молодого поколения, готового служить верою и правдою русскому Царю и вверенной ему Богом Руси, тоже нашли не спешным делом…
Говоря об обучении русскому языку мусульманских детей, не могу не остановиться на одном курьезе, раздумывая о котором, право, не знаешь, что делать: недоумевать или смеяться.
До сих пор известно было, что племена - кочевники и сарты - населяющие Среднюю Азию, а следовательно, и Туркестанский край, с сотворения их на свет Божий имели свой язык - тюркский, арабский и персидский.
Но, к большому удивлению, можно прочесть в одной из азиатско-русских газет, что якобы жители нашей окраины пришли к убеждению, что русский язык и есть их родной язык, и что это сознание в них за последние 2 года развилось и укрепилось (?!).
Читая эти строки, мы решительно не знаем, чему их приписать: ошибке ли писца, неудачной ли редакции, или полному незнакомству остроумного автора новой Америки с генеалогической классификацией языков. Воображаю, какую тревогу возбудило подобное открытие среди всех ориенталистов! Ведь можно же, в самом деле, дойти до таких Геркулесовских столбов!..
А вот оборотная сторона медали. Проезжайте любую казачью станицу, и вы нередко с удивлением услышите не только среди взрослых, но и среди детей преимущественно киргизскую речь, так же, как в петербургских салонах родной русский язык является какою-то редкостью, а то, пожалуй, и mauvais genre’ом.
Мало того, казаки, состоящие, напр., на льготе, ходят обыкновенно в киргизских халатах и нередко в малахаях. Степной генерал-губернатор в одном из своих приказов даже указал однажды на такое анормальное явление.
Обращаясь к азиатцам, в смысле отрицательных результатов их обрусения (что, конечно, нельзя принять за общее правило; все зависит от самих цивилизаторов), не могу умолчать об одной странной и весьма печальной черте поклонников ислама. Едва только киргиз или сарт выучился говорить по-русски - в большинстве случаев пьяница или величайший пройдоха.
Поступая, благодаря своему «образованию», положим, переводчиком и пользуясь незнанием «тюри» (начальника) киргизского, а своего одноаульца - русского языка, - при гешефтмахерских способностях непременно надует того или другого.
Даже такое высокопоставленное лицо, как покойный генерал-адъютант Кауфман, однажды едва не сделался жертвою подобной мистификации.
Вот пьянство, развивающееся среди сартов, действительно становится для них чем-то родным, ну а русский язык… excusez du peu!
Такое печальное явление, как развившееся среда мусульман поклонение Бахусу, заслуживает весьма серьезного внимания, почему и прошу позволения несколько остановиться на этом предмете.
Содержатели бывших заведений с вывескою «распивочно и на вынос» едва ли не первые принялись за свою цивилизаторскую миссию, весьма быстро научив азиатцев пустить в трубу закон Магомета.
Как оседлые чалмоносцы (главным образом молодое поколение), так и кочевники очень охотно напиваются. В маленьких городах, или, как их здесь называют, «в провинции», при малонаселенности их еще не так заметно, но полюбуйтесь тем, что делается в больших административных пунктах.
Двадцать семь лет тому назад к завоевателю Ташкента, едва ли не на 3-й день по взятии его, вдруг явились евреи и просили разрешения открыть кабаки по возможности ближе к сартовскому городу. На такую просьбу они получили ответ, что если не выбросят эту мысль из головы, то в 24 часа они будут высланы из края.
По мере же увеличения здесь русского народонаселения и разрастания города, во главе промышленности (одна - другой, впрочем и не существует) выросли винокуренные заводы, как самое выгодное предприятие. А сколько наставлено кабаков, переименованных ныне в ренские погреба и трактиры! Нет улицы как в центре города, так и на окраинах его, где бы не мозолила глаза известная вывеска.
Достаточно сказать, что на 22.000 русских жителей, включая сюда и войска (около 7.000 человек) 135 питейных домов. Из общего числа жителей, если исключить женский персонал хотя бы благородной крови, кушающих только «виноградные вина», и детей, большею частью совсем непьющих, то цифра заведений с алкоголем получится настолько почтенная, что, при всей широкой, размашистой славянской натуре и ёмкости русской утробы, едва ли существующее здесь производство «очищенной» могло бы расходиться, если б на помощь не явились туземцы. Правда, у них также приготовлялась и ранее буза, но, преследуемая муллами как напиток, воспрещенный Кораном, она делалась в величайшей тайне, в самом ограниченном количестве, почему и не могла отражаться ни на здоровье населения, ни на его кармане.
С приходом же русских, освободившись от опеки мулл, в этом отношении сарты оцивилизовались весьма быстро. Раз испытав угар, видя на каждом шагу заведение, за знакомство с которым его не только не преследуют, но, пожалуй, еще приласкают, современный чалмоносец вошел во вкус, дал доход содержателю «питейного», а с ним и акцизу.
Чего же лучше? Доход казны растет, хотя и проблематический, а до остального какое кому дело?
Отворачивавшиеся прежде от «зелена вина» как черт от ладана, мусульмане теперь (и их, к сожалению, немало), стали неузнаваемы. Напр., во время праздника Ураза-байрам неоташкенившийся еще человек с изумлением видит, как абориген азиатской окраины валяется на улицах без задних ног или несется в места «злачные» на извозчике, горланя во всю глотку. Тут уже у подобных субъектов идет ребром последняя копейка.
А что делается на гуляньях с благотворительной целью? Впрочем, об этом умолчу, благо цель благотворения достигается…
Старики, искони верные Корану, его учению, преданиям, эти почтенные люди с тяжелою грустью смотрят на молодое поколение (наших воспитанников), уныло покачивают головою и думают крепкую думу, а какую - конечно, никому не скажут.
Да, в этом отношении наша цивилизация глубоко пустила корни на восприимчивой азиатской почве.
Не напрасно ли мы с таким отвращением порицаем Джон Буля за то, что он отравляет китайцев, индийцев и др. малодушные или порабощенные народы опиумом? У нас разве не то же самое? Только там опиум, а у нас алкоголь. Британия за истребление рода человеческого, по крайней мере, получает сотни тысяч фунтов стерлингов, а у нас… про то ведает Министерство финансов.
Но говоря о вреде от неудержимого разгула с нравственной и гигиенической точки зрения, прогрессивное развитие пьянства между туземцами легко может отразиться и на экономическом их быте. Едва ли акциз окупит потери правительства, если в широко и радушно распахнутые двери кабаков люди, отличавшиеся прежде трезвою и здоровою жизнью, в конце концов понесут свои халаты и тюбетейки и сделаются теми же «чаулинцами» [Чаулинцами в Ташкенте называют пролетариев из русских, не имеющих определенных занятий, пропивших с себя все до нитки, которые кое-как ютятся за р. Чаули. Нередко, не имея никакого помещения, когда сколько-нибудь позволяет погода, они ночуют под заборами, почему называются также подзаборниками. Живут подаянием, которое немедленно препровождают в кабак.].
Насколько сообщаемые сведения верны, этому может служить доказательством то, что в последнее время туркестанский генерал-губернатор сделал распоряжение о воспрещении открытия питейных заведений в тех местностях, где наиболее скучено мусульманское население.
Весьма благая мера, и дай Бог, чтоб она оказалась действительною, но, откровенно говоря, трудно понять: в каких это местностях? Если под ними подразумеваются кишлаки, где кроме сартов никто не живет, так там, благодаря зоркому надзору мусульманского духовенства, никогда не было, да и быть не может «злачных» и иных мест. В городах же, где поселились русские, а тем более уездная власть, подобное распоряжение останется мертвою буквою, потому что, сами посудите, живет русский люд - водки нет… Это уже совсем непорядок. Между прочим, в этих-то пунктах и массируются туземцы. Может быть, ниже предлагаемая мною мысль покажется чересчур оригинальною, но, не смущаясь этим, позволю себе ее высказать:
Среди мусульман замечена та хорошая и, пожалуй, полезная, как, напр., в данном случае, черта, что старцы, не только духовные, но и заявившие себя мудростью, всегда имеют на население весьма сильное влияние. Поучения этих почтенных людей, советы их, клонящиеся к прямой пользе народа, никогда не остаются гласом, вопиющим в пустыне. Если же они подкрепляются учением Магомета, то всегда имеют обязательную силу. Вот почему казалось бы, что если администрация обратилась бы к вышеназванным пастырям с поручением внушить молодому мусульманскому поколению о вреде алкоголя, то можно смело сказать, это было бы действительно радикальным средством для прекращения пьянства среди сартов и, во всяком случае, вернее разных халатов и медалей, нередко подносимых по ходатайству лиц ублаготворенных, награждаемых обильным угощением с возлияниями.
Опасение ослабить этим престиж русской власти доказало бы только плохое понимание, что такое престиж и чем он достигается.
Если выраженные мысли о том зле, которое прежде не было знакомо аборигенам нашей окраины, не понравятся местным водкоторговцам и их покровителям (в чем нимало не сомневаюсь), то прошу извинить злоязычного, по их мнению, автора.
Будем надеяться, что такая цивилизаторская миссия, как спаивание мусульман, не коснется кульджинских переселенцев и сохранит их нравы в первобытной чистоте.
Оканчивая свою беседу о колонизации Семиречья народностью, бежавшею от китайского бесправия, - надеюсь, что благосклонный читатель не посетует на меня за то, что передаю общее впечатление, какое произвело это переселение на лиц, близко стоявших к делу, а следовательно, более знакомых с этим событием, и также за мысли, вызванные им.
Вопрос о мотивах отдачи Кульджи китайцам, заставивших в свое время уныло опустить головы истинно русских людей и, вероятно, злорадно улыбаться наших друзей на берегах Темзы, Шпре и Дуная, конечно, не может быть уделом автора настоящих записок. Позволяю себе только сказать несколько слов о последствиях переселения, в общих чертах, как оно кажется людям более компетентным, нежели пишущий эти строки.
Были ли искренни петербургские инструкции нашему комиссару, повелевавшие убеждать таранчей и дунган не оставлять «могилы предков» в угоду китайскому правительству, готовившемуся испугать Россию объявлением ей войны, или это была дипломатическая ширма, конечно, знать не можем. Но, во всяком случае, результат переселения в наши пределы принес уже теперь громадную пользу одной из окраин русского государства. В кульджинских переселенцах мы встретили людей труда, трезвой, честной жизни. В экономическом смысле они собою представляют значительную производительную силу. Огромные равнины, на которых поселены таранчи и дунгане, остававшиеся с древних времен под палящим солнцем, - обнаженные степи, которые человек стремился скорее миновать, чтоб стряхнуть с себя тоску, давящую там его своею мертвенностью и унынием, - теперь обратились в цветущие нивы, ожившие от векового сна. Где была выгоревшая от зноя безлюдная местность, имевшая вид какой-то плеши, где только изредка выскочит желтая ящерица и проворно юркнет в свою нору, проползет, извиваясь кольцами, гадкая змея или покажется, невесть откуда, воровски озираясь по сторонам, голодный, худой, с облезшей шерстью шакал, там в настоящее время вы видите все сокровища земледельческой культуры: селения, оживленные здоровым, сытым, прекрасным народом, зеленеющие яркою, почти тропическою зеленью сады, манящие вас под свою благодатную тень. Воздух пропитан ароматом бесчисленных полевых цветов. И все это сделано в течение каких-нибудь 3-4 лет, при всевозможных помехах, о которых говорил ранее. Казенный сундук также может ожидать сотню тысяч в год. Нужно, впрочем, заметить, что так как пустопорожние места первобытного характера, а может быть, опустошенные историческими событиями древнейших времен, - еще покрывают довольно значительные места южной части Семиреченской области, то встречающиеся оазисы могут остановить на себе внимание и произвести известное впечатление на тех только, кто был в этой стране ранее, видел и испытал, как ваш покорнейший слуга, все прелести мертвой местности.
В политическом отношении, надо полагать, мы тоже не остались в убытке. Совершившаяся эмиграция, устремившаяся под щит русской державы, фактически доказала исконное тяготение азиатских народностей к России и, конечно, имела большое влияние на упадок доверия к государственному значению Небесной империи. Едва ли мы преувеличим, если скажем, что это переселение, а также непрекращающееся глухое брожение среди подвластных Китаю кульджинских племен может служить прологом падения здесь всякого престижа богдыхана.
Независимо от нравственной, так сказать, стороны, в крайне неблагоприятном смысле для современной власти в Кульдже, - оставившие свою родину кульджинские мусульмане своим уходом лишили эту богатую провинцию и рабочих рук, обездолив поля, остающиеся, как слышно, до сих пор далеко не в том обработанном виде, как мы видели за последнее десятилетие.
Правительство разных амбаней, дзянь-дзуней и др., заняв Кульджу толпою мародеров, именуемых войском, с ним только и осталось.
В последнее время, говорят, предполагается, хотя бы насильственным образом, колонизовать долину Или всяким сбродом.
Кроме того, от переселенцев мы можем ожидать в будущем хорошую военную силу.
Когда это население, так сказать, сольется с русским элементом и привыкнет к мысли о воинской повинности, то оно представит собою прекрасный военный материал.
Народ крепкий, здоровый, смышленый, преданный нам издавна, не знающий страха при встрече с опасностью, особенно дунгане, которые к тому же и лихие наездники, - в руках дельного командира, снабженные хорошим вооружением и вышедшие из русской военной школы, - этот народ явит себя грозным противником наших врагов.
Да, великую пользу принесло нам переселение народа, отказавшегося, вопреки петербургским инструкциям, от «могилы предков», где его ожидал китайский палач.
Не менее велика и заслуга местных деятелей, которые сумели спасти и устроить 70.000 человеческих душ, чем сослужили добрую службу русскому делу на далекой окраине.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА X
Описания населенных мест (Семиреченская область): https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Карта (Ряд III. Лист 10. Верный, Пишпек, Пржевальск): https://rus-turk.livejournal.com/633017.html
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Синим цветом выделен текст стр. 99, 100, 103 и 104 - это 2 листа из числа 7, не прошедших финальную цензуру (?) и отсутствующих в обоих известных нам экземплярах книги 1893 года издания.
Глава IX
Тяжелое положение Семиреченской администрации при переселении кульджинских мусульман. - Н. А. Аристов. - Его труды и заслуги во время Кульджинской кампании 1871 г. и водворения китайских выходцев в русских пределах. - Устройство дунган. - Число переселившихся дунган и таранчей. - Размещение в уездах Семиреченской области. - Количество отведенной земли. - Посевы переселенцев. - Трудолюбие их. - Необходимость отсрочки взимания податей. - Недоимки. - Пособие для устройства переселенцев на новых местах. - Соображения финансистов. - Польза русских школ. - Отказ в устройстве их свыше. - Изыскание местных средств для обучения мусульманских мальчиков. - Неподвижность русского человека. - Предание. - Новая Америка. - Киргизский язык среди казаков. - Практическое применение русского языка у киргизов. - Развивающееся пьянство туземцев. - Чаулинцы, или подзаборники. - Благая мера, но не совсем понятное распоряжение. - Действительный способ для прекращения пьянства среди мусульман. - Последствия переселения кульджинцев. - Значение этого переселения для нас в экономическом и политическом отношениях. - Будущие воины. - Заслуги деятелей, устроивших жизнь 70.000 душ.
Серьезные и беспристрастные люди, знакомые с тяжелыми условиями, которыми как железным кольцом было стиснуто дело неизбежного переселения кульджинских мусульман в Семиречье, до сих пор не могут решить вопрос, чье положение было хуже - самих ли изгоняемых обстоятельствами из родины или семиреченской администрации, которой «сверху» на первых же порах связали руки.
Первые, как ни были ошеломлены, но хорошо знали, что так или иначе, а их приютят и устроят. Что же касается до последней, то, предоставленная самой себе, она очутилась лицом к лицу с таким невообразимым хаосом, распутать и урегулировать который могла только могучая воля и терпение, доходившие до нравственных страданий. Приходилось волков накормить и овец сохранить.
Давление «сверху» о передаче вместе с Кульджинским районом и бегущего населения на жертву китайской мстительности, невозможность исполнения такого требования, а с другой стороны - отсутствие хлебных запасов и орошенных земель для распределения в данную минуту 50.000 челов. душ и, вместе с этим, необходимость устранения кровавой катастрофы, готовой разразиться на наших глазах между беглецами и китайцами, и, наконец, невероятное ограничение денежных средств, разрешенных, и то впоследствии, для устройства все-таки совершившегося переселения, - вот та декорация, которая представилась глазам русской пограничной власти при разыгрывании исторической трагикомедии в Кульдже.
Божья помощь, просвещенный ум, близкое знакомство с пограничными делами и неустанные труды явились ближайшими пособниками местным деятелям, в лице областной и уездной власти, на поприще мирных подвигов.
Рассчитывая на снисходительность терпеливого читателя, позволю себе сказать несколько слов об одном из главных авторов плана замечательного переселения кульджинских мусульман и водворения их в Семиреченской области, - помощников ген. Колпаковского в этом деле.
Николай Александрович Аристов (впоследствии помощник Семиреченского военного губернатора) по окончании курса в Казанском университете был назначен на службу, если не ошибаюсь, в 1860 г.
По прибытии туда, он сразу отмечен был таким опытным и энергичным администратором, как генерал Колпаковский. Просвещенный ум тогда еще молодого человека, способный как-то сразу оценять, если можно так выразиться, обстановку всякого серьезного дела, начитанность, солидное образование и какое-то необыкновенное трудолюбие положительно выделяли г. Аристова из толпы тогдашних деятелей не только местных, но и соседних областей, хотя, надо правду сказать, Семиреченская область вообще, судя по общим отзывам, не может пожаловаться на недостаток полезных членов административного персонала.
После Кульджинского похода, в 1871 г., не только лицам, близко стоявшим к делу, но даже строевым офицерам хорошо было известно, что честь быстрой организации русского управления, административное разделение (в отношении однородности населения, географического положения, поземельного владения и пр.) Кульджинского района на отделы или участки, устройство сельскохозяйственного и экономического быта разнородных племен и вообще упрочение порядка и благосостояния в только что покоренной стране, - принадлежит во многих отношениях Н. А. Аристову, которого даже прозвали «семиреченским Бисмарком».
По свидетельству самих особ, он был выразителем идей и труда в то время так же, как и в деле приюта всех кульджинских переселенцев, - ныне.
Он не был только исполнителем приказаний свыше. Нет, от него большею частью исходила инициатива, источник знания, что значительно облегчало труды высшей власти. Это человек творческой мысли и дела, а не тип как будто проглотившего аршин чиновника с гербовыми пуговицами, темными очками, обязательно лысой головой, вычисляющего только входящие и исходящие №№ подведомственной ему канцелярии.
В этом отношении Н. А. Аристову отдают справедливость даже враги его. А у кого их нет? Чем человек заметнее умственными и нравственными качествами, тем плеяда зложелателей более. Это психологический закон, настоящего века в особенности.
Позволяю себе надеяться, что несколько теплых слов, сказанных о тех или других почтенных лицах без их разрешения, не вызовут упрека с их стороны.
Неужели только мертвым можно посвящать доброе слово, а в живых (как это почему-то принято) нужно видеть только одни порочные наклонности и закрывать глаза перед их заслугами? Впрочем, печать ставит же грандиозные памятники героям войны еще при жизни!
Если последние возносятся до облаков за то, что сумели вырыть могилы тысячам душ, то почему же не воздать должное тем мирным труженикам, которые устраивают благосостояние живых людей?
Прежде всего нужно было озаботиться устройством дунган.
Возможно скорейшее и большее удаление их от соседства с водворяющимся китайским элементом, для предупреждения кровавой расправы, составляло на первых порах едва ли не главную задачу администрации. К этому были приняты все меры. Администрация, для предупреждения задержек, не остановилась и перед расходами на немедленное устройство прочных мостов чрез бурные речки, как Чилик и Чарын.
Исключение, в смысле удаления от границы, было сделано только для тех дунган, которые пожелали поселиться во вновь образованном городе Джаркенте.
Хотя он и граничит с отторгнутой от нас провинцией, но пребывание в нем администрации нового уезда, батальона, батареи и казаков, а следовательно, и большая возможность для наблюдения за спокойствием, гарантировало предупреждение столкновений.
Таким образом там осталось, образовав городское сословие, до 1840 д. обоего пола [Обзор и записка о переселении 1884 г.]. Затем, в г. Верном 490 д., в Пишпеке 640, и часть в г. Караколе.
О поселенцах в Александровском на р. Сукулуке (760 д.) я уже говорил. Остальные дунгане (не считая выходцев из Кашгара, устроившихся на р. Ирдыке: село Михайловское [Мариинское. - rus_turk.] (1158 д.) в Иссык-Кульском уезде) и Каракунузе (2700 д.) в Токмакском в числе 6330 д., так же, как и таранчи, 42000 д., размещены в различных уездах Семиреченской области по рр. Чилику, Чарыну, Большой и Малой Аксу, Чу, Баян-Кегену и арыкам, проведенным из них самими переселенцами [Там же.].
Киргизы охотно уступали земли, как из сочувствия к своим единоверцам, так и потому, что отводимые земли раньше не были орошены, и они там не кочевали. Независимо от оседлых переселенцев, в Семиреченскую область перешло из Кульджинской провинции до 20000 кочевников [Хотя все цифры переселенцев заимствованы из официальных источников, но их нельзя считать окончательными, так как после передачи Кульджи ежегодно понемногу прибавляется выходцев Кульджи.].
Принимая во внимание, что новые колонисты, особенно таранчи, прежде всего превосходные возделыватели земли, произведения которой составляют главный промысел для их существования, - семиреченская администрация, при всей суматохе и спешности, обратила особенное внимание на отвод годных и достаточных участков. Так, в 1884 г. у сельских хозяев (не считая приписавшихся к городам) считалось орошенной под пашни земли более 150000 дес., кроме лугов и выгонов. Этот надел, впрочем, не окончательный, и в 1885 году предполагалось, по приведении в известность точной цифры кульджинских переселенцев, отвести им по 10 дес. на душу [Обзор за 1884 г.].
Дунгане, оставшиеся в городах, получили также различные угодья и необходимые льготы. С привычным трудолюбием и знанием дела все мусульманские переселенцы в первый же год водворения их на новых местах засеяли пашни пшеницей, просом, ячменем, овсом, горохом, кунжутом, льном и горчицей; последние три продукта для выделки масла [Записка о переселении.]. Рис преимущественно засевается в огромных размерах дунганами. Они же возделывают прекрасные огородные овощи.
В описываемое время трудно было определить с точностью цифру собираемого урожая, но, судя по первым годам развития произведений рук переселенцев, нужно ожидать, что со временем они не только дадут широкую жизнь земледельческой культуре на месте, но значительно удешевят и пополнят запасы в соседних областях, в случае неурожая в последних; этому немало будет способствовать еще и то, что они удовольствуются самым незначительным барышом.
Как велико трудолюбие кульджинских переселенцев, можно судить уже по тому, что с начала их бегства в 1882 г. по 1885 г. выросло сорок два селения не с грязными землянками, а с хорошенькими чистенькими домиками, обсаженными деревьями, и с широкими прямыми улицами [Не желая утомлять внимание читателей, не перечисляю названий таранчинских и дунганских поселений.].
Можно ожидать, что не пройдет 5-6 лет, как все пространство Семиречья, населенное выходцами из Кульджи, превратится в прекрасно возделанные сады и поля, окруженные и как будто запертые величественными горами, сверкающими своими белыми верхушками.
Обеспечивая изгнанников земельным наделом, устроители снабдили их средствами для развития садоводства и лесоводства. С этою целью им также доставлены были из казенных садов городов Верного, Борохудзира и Пишпека деревья и черенки и устроены ими в некоторых селениях свои питомники.
Подати с таранчей и дунган пока не взимаются. Предполагалось их обложить с 1886 г. сбором на первые 10 лет по 40 к. с души и десятины; но ввиду недавнего их переселения и не совершенно законченной еще оседлости, особенно таранчей, часть которых, по известным уже обстоятельствам, от них не зависевшим, а также по примеру русских переселенцев, могли оставить Кульджу только в последние годы, областное начальство намерено ходатайствовать об отсрочке на некоторое время взимания податей [Записка о переселении.].
Нельзя не преклониться перед справедливостью подобной меры, тем более что она представляет прямую выгоду для казны в будущем, так как даст зажиточное население, которое не будет знать недоимок и тяжких от них последствий.
Не можем не отметить еще одного весьма важного факта, который, казалось бы, должен помочь вышеизложенному ходатайству.
За переселившимися кульджинцами числится по разным случаям недоимка за 10-летнее владение Кульджею около 300000 р., которые, без всякого сомнения, были бы уплачены, если б не переворот, совершившийся в Илийской провинции вследствие договора 12 февраля 1881 г.
Когда же, в силу последнего, население побежало, то оно и оказалось несостоятельным. Разгром гнезд аборигенов страны, потеря имущества во время бегства, неимение средств тотчас же устроиться на новых местах (так как пособие из Петербурга, как будет видно ниже, дано было самое ограниченное) и истинно человечное желание и необходимость дать им, так сказать, окрепнуть, все это заставило местную власть ходатайствовать о сложении числящейся за ними недоимки, по случаю предстоявшего торжества в русском царстве, священного коронования Их Императорских Величеств; но подлежащее министерство… отказало [Там же.].
Как бы ни были велики энергия, знание дела и заботливость тех, на плечи которых обрушилось всею тяжестью устройство такой массы переселенцев, но без денег, конечно, ничего нельзя было сделать.
Ввиду этого высшая администрация края ходатайствовала об ассигновании в пособие им для 55000 душ, не считая 25000 кочевников, 450000 р., а именно: на покупку зерна для первоначального посева и муки для продовольствия, устройство ирригации, постройки усадеб, администрацию и пр., словом, для самых необходимых, не терпящих отлагательства потребностей. Сумма эта, кажется, не особенно большая и спрашивалась из числа 9000000 р., подлежащих с Китая по трактату за Кульджу. Разрешено же было только 50000 р. [Там же.]
Как извернулась при таких условиях администрация, одному Богу известно.
Нельзя иногда не подивиться соображениям (если только это не равнодушие к делу) наших финансистов, упускающих из виду простой закон политической экономии. Ведь богатство страны, кажется, измеряется не количеством желтых рублей, сокращающихся до полтинника и лежащих в казначейских сундуках, а народным благосостоянием. Рубли могут испариться, а род человеческий в курсе не упадет; но если отнять у него возможность устроить свое существование, то и этот рубль не от кого будет получить. Так и в настоящем случае. Чем скорее и обильнее была бы оказана необходимая помощь переселенцам, тем скорее они бы могли, не входя в долги, лучше оправиться, устроить свой быт, а при их трудолюбии - и разбогатеть.
Это обстоятельство, в свою очередь, дало бы возможность таранчам и дунганам воздать правительству сторицею в виде податей, прямых и косвенных налогов, для взыскания которых, нередко за крестик или напечатанную благодарность, продают последнего теленка, совершенно обездоливают бедняка и пускают его по миру!..
Выгодно ли это для правительства и государства?..
Неутомимая русская власть Степного генерал-губернаторства, устраивая материальный быт кульджинских переселенцев, не забыла и о духовной их пище. Устройство школ для обучения русской грамоте, ближайшее ознакомление мусульманских мальчиков с русскою жизнью, нравами и обычаями, постепенное подготовление к воинской повинности в будущем и проч. как меры, имеющие весьма важное политическое значение, составляли и составляют «perpetuum mobile» местной администрации.
Но (опять но) она встретила непреодолимое препятствие не только к немедленному, но и в ближайшем будущем приведению в исполнение такого благого дела, как обучение русской грамоте детей новых подданных русского Императора.
На устройство помещений для школ, хотя бы по одной в уезде, на предварительные текущие расходы, жалованье учителям, покупку учебных пособий и проч. испрашивалось в 188З г. 50000 р., опять-таки из тех же 9000000 р.
Однако где-нибудь, вероятно, нашли безотлагательное просвещение юношества несвоевременною роскошью и… отказали.
Местная администрация, лишенная таким образом необходимой материальной помощи, не отказалась от прекрасной мысли и, как мы слышали, предполагает обложить налогом переселенцев по 1 р. со двора, на что плательщики выразили полную готовность, так как они привыкли к тому, чтоб их дети учились в мусульманских школах под руководством мулл.
Чтобы не напугать родителей подозрением, что русские будут стремиться к отторжению молодежи от мусульманства насильственным образом, русская власть Семиречья находит необходимым допустить посещение этих школ также и муллами, совершенно справедливо предполагая, что, во-1-х, от этого так называемое «обрусение» нисколько не пострадает, а во-2-х, хорошо зная, что всякое насилие приносит отрицательные результаты.
Конечно, при таких стесненных условиях питомник познаний и освещения темноты мыслей мусульманских мальчиков поневоле откладывается среди, например, дунган, по малочисленности их, на неопределенное время.
Впрочем, медленность во всем, должно быть, «на роду написана» для матушки-Руси.
Существует же такого рода анекдотический рассказ, если не оправдывающий, то по крайней мере объясняющий наше черепашье движение. Когда создан был мир и люди разделились по национальностям, то каждая из них немедленно отправилась к своим делам. Англичанин - занялся захватыванием всего, что плохо лежит, и отравлением опиумом младенческих народов; немец стал заготовлять колбасу и заниматься маклерством; американец - придумывать разную механику; итальянец - макароны и серенады, и при случае крыловское «ушко»; француз, - кокоток и бонбоньерки, словом, всякий нашел себе занятие… но русский человек стоит себе на месте и топчется…
- Что же ты ничего не делаешь? - спрашивают его…
- Да не будет ли на чаек с вашей милости? - отвечает, переминаясь с ноги на ногу, мужичок, почесываясь «пониже спины». - А дело не волк, в лес не уйдет…
Должно быть, и там обучение русской грамоте молодого поколения, готового служить верою и правдою русскому Царю и вверенной ему Богом Руси, тоже нашли не спешным делом…
Говоря об обучении русскому языку мусульманских детей, не могу не остановиться на одном курьезе, раздумывая о котором, право, не знаешь, что делать: недоумевать или смеяться.
До сих пор известно было, что племена - кочевники и сарты - населяющие Среднюю Азию, а следовательно, и Туркестанский край, с сотворения их на свет Божий имели свой язык - тюркский, арабский и персидский.
Но, к большому удивлению, можно прочесть в одной из азиатско-русских газет, что якобы жители нашей окраины пришли к убеждению, что русский язык и есть их родной язык, и что это сознание в них за последние 2 года развилось и укрепилось (?!).
Читая эти строки, мы решительно не знаем, чему их приписать: ошибке ли писца, неудачной ли редакции, или полному незнакомству остроумного автора новой Америки с генеалогической классификацией языков. Воображаю, какую тревогу возбудило подобное открытие среди всех ориенталистов! Ведь можно же, в самом деле, дойти до таких Геркулесовских столбов!..
А вот оборотная сторона медали. Проезжайте любую казачью станицу, и вы нередко с удивлением услышите не только среди взрослых, но и среди детей преимущественно киргизскую речь, так же, как в петербургских салонах родной русский язык является какою-то редкостью, а то, пожалуй, и mauvais genre’ом.
Мало того, казаки, состоящие, напр., на льготе, ходят обыкновенно в киргизских халатах и нередко в малахаях. Степной генерал-губернатор в одном из своих приказов даже указал однажды на такое анормальное явление.
Обращаясь к азиатцам, в смысле отрицательных результатов их обрусения (что, конечно, нельзя принять за общее правило; все зависит от самих цивилизаторов), не могу умолчать об одной странной и весьма печальной черте поклонников ислама. Едва только киргиз или сарт выучился говорить по-русски - в большинстве случаев пьяница или величайший пройдоха.
Поступая, благодаря своему «образованию», положим, переводчиком и пользуясь незнанием «тюри» (начальника) киргизского, а своего одноаульца - русского языка, - при гешефтмахерских способностях непременно надует того или другого.
Даже такое высокопоставленное лицо, как покойный генерал-адъютант Кауфман, однажды едва не сделался жертвою подобной мистификации.
Вот пьянство, развивающееся среди сартов, действительно становится для них чем-то родным, ну а русский язык… excusez du peu!
Такое печальное явление, как развившееся среда мусульман поклонение Бахусу, заслуживает весьма серьезного внимания, почему и прошу позволения несколько остановиться на этом предмете.
Содержатели бывших заведений с вывескою «распивочно и на вынос» едва ли не первые принялись за свою цивилизаторскую миссию, весьма быстро научив азиатцев пустить в трубу закон Магомета.
Как оседлые чалмоносцы (главным образом молодое поколение), так и кочевники очень охотно напиваются. В маленьких городах, или, как их здесь называют, «в провинции», при малонаселенности их еще не так заметно, но полюбуйтесь тем, что делается в больших административных пунктах.
Двадцать семь лет тому назад к завоевателю Ташкента, едва ли не на 3-й день по взятии его, вдруг явились евреи и просили разрешения открыть кабаки по возможности ближе к сартовскому городу. На такую просьбу они получили ответ, что если не выбросят эту мысль из головы, то в 24 часа они будут высланы из края.
По мере же увеличения здесь русского народонаселения и разрастания города, во главе промышленности (одна - другой, впрочем и не существует) выросли винокуренные заводы, как самое выгодное предприятие. А сколько наставлено кабаков, переименованных ныне в ренские погреба и трактиры! Нет улицы как в центре города, так и на окраинах его, где бы не мозолила глаза известная вывеска.
Достаточно сказать, что на 22.000 русских жителей, включая сюда и войска (около 7.000 человек) 135 питейных домов. Из общего числа жителей, если исключить женский персонал хотя бы благородной крови, кушающих только «виноградные вина», и детей, большею частью совсем непьющих, то цифра заведений с алкоголем получится настолько почтенная, что, при всей широкой, размашистой славянской натуре и ёмкости русской утробы, едва ли существующее здесь производство «очищенной» могло бы расходиться, если б на помощь не явились туземцы. Правда, у них также приготовлялась и ранее буза, но, преследуемая муллами как напиток, воспрещенный Кораном, она делалась в величайшей тайне, в самом ограниченном количестве, почему и не могла отражаться ни на здоровье населения, ни на его кармане.
С приходом же русских, освободившись от опеки мулл, в этом отношении сарты оцивилизовались весьма быстро. Раз испытав угар, видя на каждом шагу заведение, за знакомство с которым его не только не преследуют, но, пожалуй, еще приласкают, современный чалмоносец вошел во вкус, дал доход содержателю «питейного», а с ним и акцизу.
Чего же лучше? Доход казны растет, хотя и проблематический, а до остального какое кому дело?
Отворачивавшиеся прежде от «зелена вина» как черт от ладана, мусульмане теперь (и их, к сожалению, немало), стали неузнаваемы. Напр., во время праздника Ураза-байрам неоташкенившийся еще человек с изумлением видит, как абориген азиатской окраины валяется на улицах без задних ног или несется в места «злачные» на извозчике, горланя во всю глотку. Тут уже у подобных субъектов идет ребром последняя копейка.
А что делается на гуляньях с благотворительной целью? Впрочем, об этом умолчу, благо цель благотворения достигается…
Старики, искони верные Корану, его учению, преданиям, эти почтенные люди с тяжелою грустью смотрят на молодое поколение (наших воспитанников), уныло покачивают головою и думают крепкую думу, а какую - конечно, никому не скажут.
Да, в этом отношении наша цивилизация глубоко пустила корни на восприимчивой азиатской почве.
Не напрасно ли мы с таким отвращением порицаем Джон Буля за то, что он отравляет китайцев, индийцев и др. малодушные или порабощенные народы опиумом? У нас разве не то же самое? Только там опиум, а у нас алкоголь. Британия за истребление рода человеческого, по крайней мере, получает сотни тысяч фунтов стерлингов, а у нас… про то ведает Министерство финансов.
Но говоря о вреде от неудержимого разгула с нравственной и гигиенической точки зрения, прогрессивное развитие пьянства между туземцами легко может отразиться и на экономическом их быте. Едва ли акциз окупит потери правительства, если в широко и радушно распахнутые двери кабаков люди, отличавшиеся прежде трезвою и здоровою жизнью, в конце концов понесут свои халаты и тюбетейки и сделаются теми же «чаулинцами» [Чаулинцами в Ташкенте называют пролетариев из русских, не имеющих определенных занятий, пропивших с себя все до нитки, которые кое-как ютятся за р. Чаули. Нередко, не имея никакого помещения, когда сколько-нибудь позволяет погода, они ночуют под заборами, почему называются также подзаборниками. Живут подаянием, которое немедленно препровождают в кабак.].
Насколько сообщаемые сведения верны, этому может служить доказательством то, что в последнее время туркестанский генерал-губернатор сделал распоряжение о воспрещении открытия питейных заведений в тех местностях, где наиболее скучено мусульманское население.
Весьма благая мера, и дай Бог, чтоб она оказалась действительною, но, откровенно говоря, трудно понять: в каких это местностях? Если под ними подразумеваются кишлаки, где кроме сартов никто не живет, так там, благодаря зоркому надзору мусульманского духовенства, никогда не было, да и быть не может «злачных» и иных мест. В городах же, где поселились русские, а тем более уездная власть, подобное распоряжение останется мертвою буквою, потому что, сами посудите, живет русский люд - водки нет… Это уже совсем непорядок. Между прочим, в этих-то пунктах и массируются туземцы. Может быть, ниже предлагаемая мною мысль покажется чересчур оригинальною, но, не смущаясь этим, позволю себе ее высказать:
Среди мусульман замечена та хорошая и, пожалуй, полезная, как, напр., в данном случае, черта, что старцы, не только духовные, но и заявившие себя мудростью, всегда имеют на население весьма сильное влияние. Поучения этих почтенных людей, советы их, клонящиеся к прямой пользе народа, никогда не остаются гласом, вопиющим в пустыне. Если же они подкрепляются учением Магомета, то всегда имеют обязательную силу. Вот почему казалось бы, что если администрация обратилась бы к вышеназванным пастырям с поручением внушить молодому мусульманскому поколению о вреде алкоголя, то можно смело сказать, это было бы действительно радикальным средством для прекращения пьянства среди сартов и, во всяком случае, вернее разных халатов и медалей, нередко подносимых по ходатайству лиц ублаготворенных, награждаемых обильным угощением с возлияниями.
Опасение ослабить этим престиж русской власти доказало бы только плохое понимание, что такое престиж и чем он достигается.
Если выраженные мысли о том зле, которое прежде не было знакомо аборигенам нашей окраины, не понравятся местным водкоторговцам и их покровителям (в чем нимало не сомневаюсь), то прошу извинить злоязычного, по их мнению, автора.
Будем надеяться, что такая цивилизаторская миссия, как спаивание мусульман, не коснется кульджинских переселенцев и сохранит их нравы в первобытной чистоте.
Оканчивая свою беседу о колонизации Семиречья народностью, бежавшею от китайского бесправия, - надеюсь, что благосклонный читатель не посетует на меня за то, что передаю общее впечатление, какое произвело это переселение на лиц, близко стоявших к делу, а следовательно, более знакомых с этим событием, и также за мысли, вызванные им.
Вопрос о мотивах отдачи Кульджи китайцам, заставивших в свое время уныло опустить головы истинно русских людей и, вероятно, злорадно улыбаться наших друзей на берегах Темзы, Шпре и Дуная, конечно, не может быть уделом автора настоящих записок. Позволяю себе только сказать несколько слов о последствиях переселения, в общих чертах, как оно кажется людям более компетентным, нежели пишущий эти строки.
Были ли искренни петербургские инструкции нашему комиссару, повелевавшие убеждать таранчей и дунган не оставлять «могилы предков» в угоду китайскому правительству, готовившемуся испугать Россию объявлением ей войны, или это была дипломатическая ширма, конечно, знать не можем. Но, во всяком случае, результат переселения в наши пределы принес уже теперь громадную пользу одной из окраин русского государства. В кульджинских переселенцах мы встретили людей труда, трезвой, честной жизни. В экономическом смысле они собою представляют значительную производительную силу. Огромные равнины, на которых поселены таранчи и дунгане, остававшиеся с древних времен под палящим солнцем, - обнаженные степи, которые человек стремился скорее миновать, чтоб стряхнуть с себя тоску, давящую там его своею мертвенностью и унынием, - теперь обратились в цветущие нивы, ожившие от векового сна. Где была выгоревшая от зноя безлюдная местность, имевшая вид какой-то плеши, где только изредка выскочит желтая ящерица и проворно юркнет в свою нору, проползет, извиваясь кольцами, гадкая змея или покажется, невесть откуда, воровски озираясь по сторонам, голодный, худой, с облезшей шерстью шакал, там в настоящее время вы видите все сокровища земледельческой культуры: селения, оживленные здоровым, сытым, прекрасным народом, зеленеющие яркою, почти тропическою зеленью сады, манящие вас под свою благодатную тень. Воздух пропитан ароматом бесчисленных полевых цветов. И все это сделано в течение каких-нибудь 3-4 лет, при всевозможных помехах, о которых говорил ранее. Казенный сундук также может ожидать сотню тысяч в год. Нужно, впрочем, заметить, что так как пустопорожние места первобытного характера, а может быть, опустошенные историческими событиями древнейших времен, - еще покрывают довольно значительные места южной части Семиреченской области, то встречающиеся оазисы могут остановить на себе внимание и произвести известное впечатление на тех только, кто был в этой стране ранее, видел и испытал, как ваш покорнейший слуга, все прелести мертвой местности.
В политическом отношении, надо полагать, мы тоже не остались в убытке. Совершившаяся эмиграция, устремившаяся под щит русской державы, фактически доказала исконное тяготение азиатских народностей к России и, конечно, имела большое влияние на упадок доверия к государственному значению Небесной империи. Едва ли мы преувеличим, если скажем, что это переселение, а также непрекращающееся глухое брожение среди подвластных Китаю кульджинских племен может служить прологом падения здесь всякого престижа богдыхана.
Независимо от нравственной, так сказать, стороны, в крайне неблагоприятном смысле для современной власти в Кульдже, - оставившие свою родину кульджинские мусульмане своим уходом лишили эту богатую провинцию и рабочих рук, обездолив поля, остающиеся, как слышно, до сих пор далеко не в том обработанном виде, как мы видели за последнее десятилетие.
Правительство разных амбаней, дзянь-дзуней и др., заняв Кульджу толпою мародеров, именуемых войском, с ним только и осталось.
В последнее время, говорят, предполагается, хотя бы насильственным образом, колонизовать долину Или всяким сбродом.
Кроме того, от переселенцев мы можем ожидать в будущем хорошую военную силу.
Когда это население, так сказать, сольется с русским элементом и привыкнет к мысли о воинской повинности, то оно представит собою прекрасный военный материал.
Народ крепкий, здоровый, смышленый, преданный нам издавна, не знающий страха при встрече с опасностью, особенно дунгане, которые к тому же и лихие наездники, - в руках дельного командира, снабженные хорошим вооружением и вышедшие из русской военной школы, - этот народ явит себя грозным противником наших врагов.
Да, великую пользу принесло нам переселение народа, отказавшегося, вопреки петербургским инструкциям, от «могилы предков», где его ожидал китайский палач.
Не менее велика и заслуга местных деятелей, которые сумели спасти и устроить 70.000 человеческих душ, чем сослужили добрую службу русскому делу на далекой окраине.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА X
Описания населенных мест (Семиреченская область): https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Карта (Ряд III. Лист 10. Верный, Пишпек, Пржевальск): https://rus-turk.livejournal.com/633017.html