По морю, как известно, не плавают, а ходят. В особенности - если это Славное море, Священный Байкал в дни февральских праздников, когда народ со всей России едет сюда
посмотреть на лёд. Главной сценой ледовой феерии становится Малое море - формально это лишь пролив между островом Ольхон и западным берегом Байкала, а по ощущениям скорее отдельное озеро средних размеров (70 на 15 километров) и впечатляющей глубины (до 210 метров).
О его побережье у меня уже был рассказ в совершенно рериховских красках ранней осени, ну а зимой из показанной
в прошлой части Сармы, этого гнезда самого страшного байкальского ветра, мы решили добраться на Ольхон красиво. Ведь от соседней Курмы, деревеньки в полсотню жителей и примерно столько же турбаз, до Ольхона всего-то 7 километров, а пересечь их можно, как в Эгейском море, "прыгая с островка на островок".
Приольхонье - это не только самый обширный на западном побережье "балкон"
Тажеранской степи, которую мы пересекали
в позапрошлой части, но и карниз у подножья Приморского хребта, не имеющий собственного названия. Просто узкая и ветреная полоса земли между водой и горами, тянущаяся ещё на полторы сотни километров на север. От развилки близ ирландского паба (!) на Ольхонском тракте туда уходит разбитая грунтовка с бесконечными ухабами и непривычно крутыми подъёмами. За три дня в Сарме нас подвозили по ней одни только туристы, и солнечным ветреным утром, когда сарма выбралась из своего логова и хлестала по Ольхонским воротам, в компании семьи из Красноярска мы поехали в Курму. Буранами, гулявшими по Малому морю, на глазах разметая с него глубокий снег, я закончил прошлую часть, но ствол Большой пушки Байкала узок: километрах в 7 от Сармы о страшном ветре ничего не напоминало. Курма встречает целой бахромой мысов,
на которых летом цветут редкие жёлтые маки. Ближайший к Сарме мыс Хадарта самый большой, но наименее живописный:
2.
Вместе с соседним мысом Юган-Хушун, более известным как просто Уюга, он тянется к Огою - крупнейшему острову Малого моря и третьему по величине из 27 островов Байкала после Ольхона и Большого Ушканьего. Да, как вы уже поняли, берег за Огоем - это и есть Ольхон, крупнейший пресноводный остров всей России (750 км²), почти равновеликий Малому морю.
3.
Чуть другой вид на те же объекты. При взгляде с сопок море у Курмы похоже то ли на сад камней с бесконечным числом вариантов неповторимого ракурса, то ли на большую реку с опорами моста, разрушенного войной гигантов.
4.
Левее, где сопки Ольхона становятся выше, лежит Замогой - третий по величине остров Ольхонского архипелага, отмеченный неразличимым издали православным крестом. В путеводителях обязательно пишут, что буряты обходят его стороной, ибо в прошлом там был лепрозорий. Последнее даже вполне вероятно - муибишен ("худая хворь"), как буряты называли проказу, была бичом Ольхона с давних времён, а десятилетняя эпидемия в начале ХХ века выкосила 2/3 населения острова, вскоре заместившегося привлечёнными байкальской рыбой русскими людьми. Юрту-лепрозорий на Ольхоне держал едва ли не каждый улус, но возможно, Замогой использовался для самоизоляции в далёкие времена, когда муибишен пришла сюда впервые. Буряты правда держались подальше от Замогоя, поэтому остров облюбовали ещё более коренные жители Байкала - нерпы, лежбище которых возникают тут в первой половине лета. Но уже в июле ластоногим в Малом море становится жарко, и они уходят
на Ушканьи острова, в свою "столицу".
5.
А между местами с двух прошлых кадров - и наш сегодняшний маршрут: Курминская коса (она же Цаган-Хушун) и длинный остров Боракчин, или Ольтрек, с разных ракурсов похожий то на крокодила, то на крейсер. На переднем плане - собственно Курма, где, кажется, нет ни одной чисто жилой усадьбы: сплошь дачи да гостиницы для тех, кто знает, как противно в высокий сезон на Ольхоне. Деревянная часовня Иннокентия Иркутского (2009) поставлена у спуска на Байкал:
6.
От часовни, глянув карту, мы пошли пешком через бугор. Ведь пеший поход через Малое море я планировал только на следующий день, а тогда мы собирались ехать по приморскому карнизу автостопом. Я знал, что километрах в 10 отсюда близ дороги стоит
загадочный памятник древней Курыкании, на поверку оказавшийся смолокурней 19 века. Что ещё через 7 километров в лесу бьёт святой источник
Сурхайте-Нур с целебной серебряной водой, или вернее два источника почти из одной точки, но сильно отличающиеся по составу. Что километров через 40 дорога ненадолго уходит от Байкала и взбирается на священную
белую гору Зундук, за которую лежит степь Зама, к морю выходящая мысом Арал с почти не известными туристам руинами курыканской крепости и самым крупным гротом всего Байкала (37 метров в длину и до 5м в высоту!). Зама открывает таинственный и глухой "берег бурых медведей", где коренные жители так обособились от соседей, что называют себя теперь просто "горные буряты" - фактически, новое племя, сложившееся из эхиритских и булагатских родов. Их "столица" в 80 километрах от Курмы - село
Онгурён (400 жителей), название которого имеет красноречивый перевод Конец Дороги. Электричество там подаётся только от генератора, на улице и правда частый гость медведь, а среди изб стоит невесть как уцелевший
локомобиль середины ХХ века. Последняя же точка, до которой можно доехать тем берегом - ещё в 40 километрами дальше: в устье речки Рита высится
мыс Хыр-Хушун, в русском варианте прозаично ставший Рытым. На самом деле это два ли не самое святое и запретное место Байкала: женщинам запрещалось подходить к мысу ближе, чем на 7 километров (
у Шаман-скалы на Ольхоне, для сравнения, такой запрет был лишь на 2 километра), мужчинам - заходить в распадок Риты, и даже у шаманов был свой стоп-знак в виде одинокого кедра. Долина Риты считалась домом Ухэр-нойона - повелителя всех байкальских ветров, самого доброго и самого страшного бога для тех, чья жизнь зависела от рыбного улова. Вероятно, с ним эхириты отождествляли Чингисхана - по крайней мере Рытый входит в число его мифических могил. За Онгурёном же на двести километров
до округи Северобайкальска тянется безлюдный неприступный горный берег, над которым, но с другой стороны гор, у перевала Солнцепадь зарождается Лена.
7.
Мечтая увидеть всё это мы вышли на дорогу, с досадой отметив, что снежные перемёты на ней лежат выше достаточно свежих следов. Так простояли мы минут 40 и не дождались ни одной машины, а потом меня вдруг осенило. Зимой по грунтовке местные ездят разве что до Сармы, к которой с моря трудно подойти из-за хрупкого льда, а дальше пользуются ей разве только неразумные туристы. Те в 99% случаев едут в Курму отдыхать, а следы на просёлке оставили видимо какие-то отчаянные джиперы, которые теперь брели пешком от Рытого мыса в Онгурён искать трактор. Ну а местные... зачем им прыгать на ухабах, если можно с ветерком домчаться польду?! Осознав это, мы поспешили назад через бугор:
8.
На сопке за Курмой - бурханы, причём если слева пара вполне типичных бурятских сэргэ (священных коновязей для коней духов), то справа что-то куда более странное - быть может, субурган, который сложил своими руками редкий в этих краях буддист?
9.
Другая пара сэргэ служит воротами пустоши у начала Курминской косы:
10.
Которую мы решили осмотреть, прежде чем выходить на ледяную дорогу:
11.
Цаган-Хушун состоит как бы из двух скал, соединённых пологим естественным валом. На той, что ближе к берегу, на кадре выше можно различить каменного мамонта.
Скалы-хоботы - целый жанр Байкала:
12.
А обойдя хобот, можно увидеть природную арку и даже зайти под неё. Обратите внимание на цвет скал: Цаган-Хушун в переводе с бурятского - Белый мыс:
13.
Красноватая скала подальше от берега примечательна небольшими сокуями (ледовыми наплесками) и гротом:
14.
Но это были первые сокуи и грот, которые мы увидели на Байкале:
15.
Выйдя на снег у отчетливого ледового тракта, мы постояли полчаса в ожидании машины, а потом решили сходить к манившей чуть поодаль скале Борга-Даган:
16.
Где-то на полдороги мы вдруг увидели машину, несущуюся по тракту в сторону Замы и Онгурёна, и поспешили ей наперерез... однако - не успели. Постояв ещё с полчаса, мы опять направились к Борга-Дагану - и конечно же, история повторилась. К третьему разу ещё и испортилась погода, а потом у меня сдали нервы - ведь на дворе было 26 февраля 2022 года, а я за годы ведения блога слишком много перелопатил истории, чтобы понимать: то, что началось двумя днями ранее - не повод для патриотической эйфории. В общем, я махнул рукой и на грот Аральского мыса, и на далёкий Онгурён, и мы пошли к берегу искать машину назад в Сарму - забраться в гостевой дом и там приводить свои мысли в порядок.
17.
У отмеченного уже рукотворной каменной аркой мыса Уюга мы вышли на сушу и с той же самой семьёй красноярских туристов уехали назад в Сарму. На этом фото, снятом с дороги ультразумом, совершенно не очевидны пропорции: на самом деле от ворот до скалы на заднем плане по узкой песчаной косе идти больше километра!
18.
Зато на следующее утро мы оценили это расстояние сполна. Если 26 февраля дула конкретная сарма, едва задевавшая Курму по касательной, то 27-го над Байкалом началась какая-то завивка - столкновение ветров разных направлений. Сарма продолжала хлестать поперёк Малого моря, но вместе с ней поднялся и какой-то ветер вдоль него, классифицировать который мне не хватает познаний. По ледовой и абсолютно естественной набережной Уюги струилась позёмка...
19.
На верхней стороне мыса есть щель, в которой здешние народы, конечно, испокон веков видели женское начало. Но мы по такому ветру не стали туда подниматься, а обошли облепленную сокуями скалу:
20.
Уюга - зимняя достопримечательность, ибо её широкий "фасад" обращён в Малое море парой просторных гротов:
21.
Если в том, что на кадре выше справа, можно разместить пару палаток...
22.
...то левый грот и вовсе известен у туристов и их гидов как Гараж:
23.
Летом очень романтично заплывать в него на лодках, или скорее швартовать их у входа и спускаться босыми ногами на каменистое дно. Мир странно смотрится сквозь косые нерукотворные щели:
24.
В которые и снаружи можно заглянуть. Справа обратите внимание на "хивус" - далеко не первый и не последний из встреченных нами в те дни аэроходов, квадроциклов, буханок, джипов и вертолётов.
25.
Пешком же осматривать здешние красоты догадались только мы. Прощаемся с мысами (в кадре Уюга и Хадарта)...
26.
...да переходим к островам. Тут в кадре Шарга, Ольтрек да далёкий Замогой - идти десяток километров до него не входило в мои планы:
27.
Шарга в 700 метрах от Уюги - не остров даже, а скала длиной полсотни метров (что, впрочем, крупнее
Бакланьего камня из недавнего поста!), не примечательная ровным счётом ничем. Вон разве что посередине глядит из неё лицо какого-то губастого и глазастого духа:
28.
Однако острова и скалы Малого моря в зимнее время - это в первую очередь подставки под сокуи:
29.
И с бесснежных зим середины 2010-х в рунете осталось немало видов Шарги, вырастающей не из скучного белого снега, а из голубоватого узорчатого льда:
30.
От Шарги чуть больше километра до следующего, самого большого в этой группе, острова Ольтрек. Иначе - Боракчин: согласно гидам и путеводителям, первое название эвенкийское и значит Птичий остров, второе - бурятское, и очень приблизительно его можно перевести как Гуано, то есть оба указывают на птичий базар. Более серьёзное краведение с этими версиями не согласно: по-бурятски барагчин - это полёвка, а ольторог - небольшой остров или группа островов. Последнее наводит на мысль, что на самом деле перед нами остров Боракчин в архипелаге Ольтрек, включающем также Шарга и Борга-Даган. Наконец, два имени Крокодила уместны ещё и потому, что издали можно подумать, будто тут два острова - чёрный Ольтрек и белый Боракчин:
31.
Их склоны зимой покрыты причудливыми наплесками, а из трещин, говорят, иногда выносит цветной гранатовый песок:
32.
Земляная перемычка Чёрного и Белого островов - удобное место для подъёма, со стороны Курмы даже оснащённое лестницей. В старину Ольтрек считался священным островом: археологи нашли на нём могилы шаманов в характерных каменных выкладках в форме лодок. Туристы и их гиды, впрочем, нам об этом ничего не говорили, зато поминали Ступу, словно спутали Ольтрек и Огой. На самом деле ступ над Малым морем правда две - только одна из них белая и рукотворная, а другая - чёрная и естественная. Она же, вместе с Замогоем - на заглавном кадре:
33.
Взгляд от Каменной Ступы назад, на Шаргу, Уюгу и заметённый сармой горизонт. На этом фоне - ещё пара естественных пагод:
34.
Все они стоят именно на Белом Ольтреке, в то время как Чёрный Боракчин каменист и гол:
35.
Двойной остров вытянут на 850 метров, в Малом море уступая размерами лишь Огою и Замогою. В 300 метрах от его восточной оконечности ещё одна скала - тот самый Борга-Даган, к которому мы так и не дошли от Курминской косы. От характерной мордочки с рыльцем дотуда порядка 1200 метров:
36.
У этого творения природы - пожалуй, самая красивая кладка:
36а.
Между отвесных скал Борга-Дагана - складка мягкой земли, в которой туристы давно натоптали лестницу. С неё открывается вид на длиннющий Огой, до ближайшей точки которого чуть меньше 4 километров:
37.
Но сперва выберемся на плоскую "крышу" Борга-Дагана да полюбуемся оттуда на Курму и Боракчин:
38.
К тому же, Борга-Даган - остров с секретом: на плоской вершине стоит небольшой обелиск. На белом камне надпись: "[вроде разборчивое на фото, но не понятное мне слово]. год рождение 1904.30.[неразборчиво] забайкалец Кобанской в. с. Колесово. Дорогому другу поставлен памятник Александром Фёдоровым" (с другой стороны - продолжение) "воздвигнут сей памятник Соловьёву Андрею Никитичу погибшему 1923 7 июля. Смерть получил при собирании чаячьих яиц на сей скале". С третьей стороны - ещё одна короткая надпись, из которой я смог разобрать лишь "труп похоронен в Кут....", а с четвёртой (кадр выше) - крест, словно советская власть пришла не надолго и не всерьёз.
38а.
Мы, конечно, пошли в море не наобум, а всё-таки постарались обезопасить себя от судьбы забайкальца Соловьёва. Справки о том, можно ли здесь пересекать пролив, я наводил и до поездки дистанционно, и накануне у местных, а идти мы старались, даже если так выходило чуть дольше, держась автомобильных следов. Это в марте и тем более в апреле они не показатель, но в феврале толщина льда лишь растёт. В мороз ниже -10, ну в крайнем случае -15 градусов я бы отказался от похода, однако в тот день, несмотря на ветер, было тепло - что-то около -4. Снег под ногами был плотный и не проваливался, и хотя он скрывал всю красоту льда (
вот тут - те же острова без снега), идти по нему было несравнимо проще. В общем, 4 километра до Огоя оказались лёгкой, скорее занудной прогулкой - то против ветра, то поперёк него брели мы часа полтора.
39.
Всё ближе становилась ступа на вершине Огоя:
40.
Да пугающий своим масштабом поток машин, издали напоминавший муравьиную тропу. 9/10 транспорта ехало с Ольхона - так заканчивались февральские праздники. Ледовая трасса меня несколько воодушевила - планируя маршрут, я думал, что машины поедут официальной переправой на сухопутную грунтовку, до которой идти нам пришлось бы ещё километров 5.
41.
Огой встретил отвесной стеной, которую причудливо расписали мороз и волны:
42.
Остров вытянут на 3 километра, но самая живописная его часть - узкий поперечный фасад, обращённый в сторону Хужира:
43.
В особенности - ледовые гроты на нём:
44.
Но больше кадров из них -
в посте про байкальский лёд. К сезонным красотам прилагаются вот такие опять же сезонные вешки, а сегодняшний рассказ о сущностях более постоянных.
44а.
Однако - сравните ледовую сказку гротов Огоя с голыми стенами гротов Курмы и Уюги! Роза ветров Байкала устроена так, что сокуи лучше всего наплёскиваются именно у берегов, обращённых на север и запад.
45.
Со стороны Ольхона его главный спутник кажется пологим и прозаичным... но только если смотреть издалека: у берега сиреневый песок вдруг проступает из снега. За снег, по которому что-то разлили богатые туристы, бурно отмечая Новый год или хотя бы 23-е февраля, я бы его и принял, если бы не
видел прежде сиреневые пляжи на ольхонских берегах. И это не краска, не налёт, не водоросли, а настоящий цвет песка:
46.
От сиреневого пляжа по Огою поднимается тропа среди сухой травы. И если человеку интереснее скалы, то всей остальной живой природе - именно эти тоскливые пологие холмы: тропа увешана плакатами, призывающими не топтать траву и не пугать её обитателей вроде монгольских чаек и эндемичных ольхонских полёвок:
46а.
Тропа поднимается выше, открывая виды на пройденный путь:
47.
И с подъехавшей машиной для масштаба как-то лучше понимаешь, почему грот на Уюге прозвали Гараж:
47а.
Как и другие острова Малого моря, Огой никогда не был ни обитаемым. Более того, не был он, кажется, даже священным - по крайней мере тут не найдено ни курыканских выкладок, ни могил бурятских шаманов. Последнее, видать, и определило роль Безводного острова (именно так переводится его бурятское название Унгугой) в Приольхонье - не считая тригопункта с навигационным огоньком, люди добрались сюда уже в постсоветское время:
48.
Школьный курс географии гласит, что буряты - один из трёх буддийских народов России. На самом деле всё, как водится, сложнее: почти повсюду они двоеверы, вот только пропорция буддийского и шаманского в бурятской культуре совсем не однородна, отчётливо меняясь с запада на восток. В Забайкалье буддизм превалирует над шаманством и пейзаж немыслим без субурганов, в Прибайкалье же наоборот - эхириты и булагаты воспринимают "жёлтую веру" как китайское заимствование в противоположность своему исконному шаманству, а в каждом поле кажет на небо сэргэ. В
Агинском огромные и многолюдные дацаны, а шаман - не более чем знахарь, к которому местные ходят тайком. В
Усть-Ордынском, напротив, в церкви больше людей, чем в дацане, а шаманы водят экскурсии по музеям. Ну а Приольхонье - это концентрат Прибайкалья: единственный дуган (буддийский храм) в Харанцах был тут построен в 1923 году и уже через несколько лет разрушен, а действующего дацана во всём районе не появилось до сих пор. И даже маленькую Ступу Просветления в 2005 году местные власти разрешили построить лишь на необитаемом и не отмеченном шаманским святынями Огое:
49.
Но с местом буддисты не прогадали - белый огонёк сверкает в солнечный день буквально над всем Малым морем, как настоящий Духовный маяк.
Строили пагоду, в прямом смысле слова, всем миром - волонтёры на Огой приезжали не то что из Питера или Москвы, а даже из Лондона или Нью-Йорка. Ещё больше впечатляет список предметов, заложенных в основание ступы: 750 килограмм буддистских текстов, 2,5 тонны мантр, частицы волос и крови Будды Шакьямуни от 5 тибетских и непальских учителей, частицы мощей (одежды и волос) 40 тибетских тантристов, различные минералы и раковины, горсти земли из Иерусалима, Иордании, Египта, Мексики, севера России и Подмосковья, вода из всех океанов, ржавые корпуса авиабомб двух мировых войн, зерно пшена и гречки, колющие орудия (вилы, коса, кайло, щипцы, топор, пила и сабля) и бронзовая статуэтка Трома Нагмо - величайшей из дакини, которую индуисты отождествляют с Шакти - женой самого Шивы... В зимний день окрестности Огойской ступы полны людьми - причём не столько туристами из больших городов, сколько бурятами, старательно обходящими по глубоко втоптанной тропе тройное гороо:
50.
Налюбовавшись ступой, а более - величием окрестных пейзажей, мы стали спускаться к "муравьиной тропе":
51.
Официальная ледовая переправа на Ольхон открылась лишь в середине февраля, когда все ответственные лица подтвердили, что лёд достиг безопасной для машин толщины в 70 сантиметров. Она отмечена вешками, закрывается на ночь (так как перепады температур на рассвете и закате могут вызывать трещины), а главное - ведёт через
Ольхонские ворота по кратчайшей прямой. Вот только на Ольхоне нет ни метра асфальтовых дорог, зато лёд под шершавыми шинами - в общем-то, немногим хуже асфальта. Между Ольхоном и Огоем к концу февральских праздников буханки и джипы, аэроходы и вездеходы, багги и квадроциклы, колхоз-мобили и фекалки (
про них всех см. здесь) накатали натурально 8-рядный автобан:
52.
На котором и стояли мы около часа, глядя, как над Байкалом борются ветра. То в небе разгоралась световая феерия, то налетала пурга, в которой фары машин не просматривались с пяти метров.
53.
А порой на краю облаков мерцали радуги - ни дать ни взять Радужный мост в Асгард да Рагнарёк над ним:
53а.
Тормозили нам, прямо скажем, не очень охотно: раз остановился настоящий багги, раз - порожняя (ибо ехала на Ольхон, откуда всё это положено вывозить на материк) фекалка. Но и там, и там было лишь одно свободное место, а мы сочли, что в ледовой пустыне не стоит разделяться. Тем более если идти по льду было легко, то от стояния ноги начали коченеть сквозь подошвы. Наконец, остановился мощный джип с московскими номерами, наклейками бесчисленных выездов и экспедиций и обаятельным бородатым шофёром. Шофёр сказал "Нифига себе! Автостоп на льду!", и пригласив нас в салон, до Хужира ещё несколько раз повторял эту фразу. Ну а что тут странного? Авто есть, а стоп приложится...
54.
Прошлый и следующий кадры я снял уже на обратном пути. Взгляд назад - на Замогой и высокий Сарминский Голец (1658м) над одноимённым ущельем:
55.
Вот и Хужир, странный и колоритный посёлок на склоне Бурятского Олимпа:
56.
Но про зимний Ольхон - в следующей части, последней про ледовый Байкал.
БАЙКАЛ (2020-2022)
Обзор поездки и оглавление (2020)
Обзор поездки и оглавление (2021)
Обзор поездки и оглавление (зима-2022).
Обзор поездки и оглавление (лето-2022).
Разное.
Транспорт Байкала. Лето.
Транспорт Байкала. Зима.
Байкальский лёд. Что, где, когда?
Иркутская ГЭС и окрестности (остатки КБЖД в городе).
По Ангаре. Иркутск - Листвянка - Большие Коты.
Кругобайкальская железная дорога
КБЖД. Порт-Байкал - Берёзовая бухта.
КБЖД. Шумиха - Киркирей.
КБЖД. Киркирей - Шаражалгай.
КБЖД. Шаражалгай - Ангасолка.
Перевальная линия.
Олхинские скальники.
Култук и окрестности.
Слюдянка и Байкальск.
Выдрино, Танхой, Бабушкин. Магистральная часть КБЖД.
Приморский хребет.
Листвянка (2012). Запад.
Листвянка (2022). Восток.
Листвянка - Песчанка. Виды с Байкала.
Большие Коты.
Большое Голоустное.
Песчаная бухта.
Бугульдейка и Тажеранская степь.
Сарма и Ольхонские ворота (зима).
Курма и Огой.Ольхон.
Тажеранская степь.
Ольхонские ворота (лето)
Вдоль Малого моря.
Хужир - столица Ольхона.
Северный Ольхон (лето)
От Хужира до Хобоя (зима).
Тайлган бурятских шаманов.