ВЛАДИМИР САМОЙЛОВИЧ ФРЕНКЕЛЬ
Когда я с ним познакомился, ему было уже за пятьдесят. Веселый, остроумный, тактичный, блестящий рассказчик, внешне очень привлекательный, он нравился всем. Казалось, ему надо бы преуспеть на жизненном пути. Но получился из него лишь скромный газетный корректор, зато большой мастер своего дела. 28 лет проработал он до революции в московской «профессорской» газете «Русские ведомости», а потом в «Бедноте», после закрытия которой перешел на склоне дней в «Правду».
Отец Владимира Самойловича был студентом московского университета. На время летних каникул он однажды был приглашен репетитором в имение богатого либерального барина, не погнушавшегося его еврейским происхождением. Студенту все там нравилось: и люди, и обстановка, и мальчик-гимназист, для которого его пригласили. Он тоже пришел ко двору. Лето промелькнуло незаметно. К началу учебного года он со всеми простился по-хорошему и на следующее утро уехал в Москву.
И тут оказалось, что уехал он не один, а с дочерью помещика. Молодые крепко полюбили друг друга, но они понимали, что отец барышни, при всем своим либерализме, никогда не согласится на брак дочери с бедным евреем.
Студент принял православие, и свадьба свершилась. Для молодоженов началась страшная жизнь. Муж хватался за любую работу, чтобы кое-как прожить, а жена, привыкшая ко всему готовому, не могла ему помочь в этом. А там появился ребенок - будущий Владимир Самойлович. Студент не долго выдержал такую жизнь, заболел скоротечной чахоткой и умер. Молодая мать очутилась в отчаянном положении.
Но она не подозревала, что отца кто-то все время ставил в известность о том, как она живет. Когда грянул гром, отец простил ее и позвал вместе с малолетним сыном вернуться домой.
Детская память цепко схватывает все. Мальчик навсегда запомнил, как страшно жить в городе, как плохо там было папе и маме. Очутившись в богатом доме, где все было хорошо, он быстро оправился. Но своим детским чутьем он почувствовал, что к нему относятся не так, как к другим малышам. Он был прав: родня не могла забыть, что Володя - живое следствие драмы, пережитой семьей.
Шли годы. Володя окончил сперва гимназию, потом университет. И там, и тут учился он отлично. Но чувствовал себя лучше вдали от семьи. Жил, не испытывая нужды: дедушка давал достаточно денег. А в своем завещании выделил ему вполне приличную сумму. Поэтому он и не думал о работе.
Но всему приходит конец. В одно отнюдь не прекрасное утро он очутился на Тверском бульваре без гроша в кармане. Пришлось все-таки искать работу. Решил стать корректором. Но первые попытки оказались неудачными. Тогда ему кто-то посоветовал обратиться в типографию Поплавского (кажется, так его звали) на Покровке.
Это была весьма своеобразная типография. Там работали только пропойцы. Когда приходил наниматься прилично одетый рабочий, хозяин окидывал его критическим взглядом и говорил:
- Ты пойди сперва пропейся, а потом уж ко мне.
Не зря говорил: платил Поплавский только сдельно, поденно, притом почти вдвое меньше, чем в других типографиях. К обеду выдавал столько, чтобы хватало лишь на «чекушку» и закуску, и ни копейкой больше, иначе рабочий сможет запить и не возвратиться. Единственным постоянным работником был одинокий немолодой неудачник в модной. Но сильно потрепанной визитке. Он и был единственным корректором, а так как заказов привалило много, то требовалась помощь.
Продукция этой типографии также была весьма своеобразной. Основным заказчиком являлась Бриллиантова (была такая издательница). Эта предприимчивая женщина специализировалась на разнородной халтуре. Главное - чтобы заглавие было позабористей, книжка потолще и обходилась заказчице подешевле. Бумагу она выбирала самую плохую, но зато толстую. А заглавия самые интригующие: «Как самому стать инженером», «Как самому вылечиться от секретных болезней», «Приветственные речи на именинах, свадьбах и похоронах». «Песни и анекдоты для мужчин» и т.п.
В эту типографию и пришел Френкель. На вопрос, где тут корректорская, ему указали на каморку, где за столиком сидел человек в визитке. Когда Владимир Самойлович спросил, нет ли для него здесь дела, человек этот пустился в длительное рассуждение о значении корректуры в современном обществе, о роли корректора, о том, подготовлен ли посетитель для этого. А пока он ораторствовал, в каморку то и дело заглядывали самые неправдоподобные личности и клали на стол, заваленный гранками, версткой и оригиналами, новые оттиски.
Удивленный Владимир Самойлович спросил, сколько же надо корректоров, чтобы прочесть все это. Человек в визитке с сожалением посмотрел на него и сказал:
- Эх, молодой человек! Вы думаете, я всю эту дрянь буду читать? Надо лишь бросить корректорский взгляд! Вот смотрите. Передо мной верстка. Заглавие я читаю насквозь. Пробегаю начало и конец абзаца, переход, беру следующую страницу. Вот видите, две страницы и готовы.
Поплавский отлично знал свое дело, молниеносно подсчитывал количество букв в наборе, сразу определял квалификацию наборщика. Казалось бы, втереть ему очки невозможно. Но и на старуху бывает проруха. Однажды попросил работы какой-то незнакомый человек. Заказов было много, и Поплавский его принял. Своим наметанным глазом он сразу определил, что не ошибся: незнакомец быстро прочитывал тяжелый, неразборчивый оригинал (пишущих машинок тогда не было), мгновенно набирал полную версточку и шел дальше. Когда к обеду хозяин дал ему обычный аванс, наборщик потребовал удвоить его, ссылаясь на то, что наработал он уж очень много и в случае отказа потребовал расчет. Хозяин уступил. А наборщик после обеда не пришел. Но Поплавский не очень огорчался, было набрано значительно больше, чем полагалось за аванс. Делать нечего, хозяин велел дать ему оттиск набранного. Но, взглянув на гранки, он растерялся и долго не мог вымолвить ни слова. Оказывается, его обманули самым жестоким образом. В оригинал наборщик заглядывал для вида, а набирал все, что все, что взбредет в голову: и стихи, и песни, и всякую похабщину, а закончил виртуозным многоплановым матом с блестящими вариантами.
В типографии Поплавского Френкель поработал недолго и скоро перешел в «Русские ведомости», где и пустил прочные корни.
Судьба его свела с простой хорошей девушкой, с которой он долго прожил. Что в конце концов их разлучило, я не знаю, мне об этом он не рассказывал. Но отзывался он о ней очень тепло. Их совместная жизнь совпала с периодом его увлечения карточной игрой. Как и всякому игроку, ему приходилось испытывать и взлеты и падения. Его подруга молча мирилась с этим, никогда ни в чем его не упрекая. Она была верующим человеком и аккуратно отмечала все церковные праздники. Особенно она чтила Пасху. Для нее это было большой радостью. Но как раз однажды перед этим праздником у ее дружка случилась беда: он проигрался в пух и прах. Пришлось им переселиться из хорошей комнаты в подвал, продать все, что можно было. Но фортуна упорно от Владимира Самойловича отворачивалась.
А Христов Воскресенье уже на носу. Владимир Самойлович был в полном отчаянии. Его подруга вечером молча улеглась на кровать, пытаясь уснуть, чтобы не слышать ни колокольного звона, ни праздничной суеты. Френкель же с жалкими копейками в кармане пошел проторенной дорожкой в Марьину рощу, где в глухом переулке находился тайный игорный притон. За взятки полиция его не трогала.
В этом притоне круглые сутки шла карточная игра, гораздо более крупная, чем в фешенебельных клубах. Минимальная ставка там была 5 рублей. А чтобы не лишать проигравшихся вдребезги последней соломинки, за которую хватается утопающий, в передней шла копеечная игра. Зрителем оставаться нельзя было: все спустил - выметайся! Называлось это «давить клопов».
Френкель зашел в переднюю и включился в игру. Поставил гривенник - и проиграл. Поставил последний - и выиграл. А потом стал выигрывать подряд. Скоро смог уже пройти в большую комнату, где шла «нормальная» - крупная игра. На этот раз ему чертовски везло и к полуночи его карманы были полны денег.
В притоне все было предусмотрено. Чтобы счастливого игрока не ограбили по дороге, следовало обратиться к двум здоровенным верзилам, которых все боялись. За соответствующую мзду они провожали счастливца до квартиры или до первого лихача-извозчика.
Щедро расплатившись с провожатыми у своего дома, Френкель пошел к знакомому лавочнику-бакалейщику, поднял его с кровати, попросил открыть лавку и продать за двойную цену все, чем добрые люди встречают такой великий праздник. А лихач ожидал у подъезда. Скоро в бричку перекочевали куличи, пасхи, дорогие бутылки, роскошные коробки конфет. Всю эту роскошь Владимир Самойлович тихонько, чтобы не разбудить спящую, притащил к себе в подвал, расставил на столе, зажег свечи и, когда зазвонили колокола «сорока сороков», разбудил подругу. Та была ошеломлена и думала, что это все ей снится.
А на завтра они пошли вдвоем искать хорошую квартиру, накупили всякой всячины и зажили по-барски. Увы, ненадолго! За взлетом последовало неизбежное падение.
К счастью, картежная эпопея была непродолжительной. Вскоре Владимир Самойлович пристрастился к Малому театру и не пропускал там ни одной премьеры. Эту страсть он сохранил на всю жизнь. Его там хорошо знали билетеры, гардеробщики и прочий обслуживающий персонал. Для него и жены Марии Доминиковны он всегда мог получить два билета в партер не дальше пятого ряда. Он был в курсе всех театральных дел.
Вот что он рассказал мне об очень талантливой артистке Малого театра Лешковской. Совсем молоденькой девушкой она была принята в труппу на скромное амплуа статистки и всей душой привязалась к театру. Случай помог ей выдвинуться. Перед самой постановкой какой-то пьесы Островского внезапно заболела актриса, которая должна была играть главную роль. Дублерши не нашли, и дирекция была в отчаянии. Тогда Лешковская набралась храбрости сказать, что эту роль она отлично знает наизусть, и попросила сделать пробу, не подойдет ли она в дублерши. Проба прошла отлично. Зрительный зал тепло принял Лешковскую. В театральных кругах о ней заговорили. На нее обратил внимание сам Александр Иванович Южин, игравший в этой пьесе. Внимание это вышла за пределы театра и приобрело интимный характер, для молодой девушки как страстная любовь на всю жизнь, для Южина как серьезное увлечение.
После этого Лешковская выступала во многих ролях с неизменным успехом, но восторг первого выступления оставался непревзойденным.
Шли годы. У Южина было еще много увлечений, Лешковская же могла любить только его.
В юбилей Лешковской на сцене Малого театра была поставлена та самая пьеса, в которой она дебютировала. В ней играл и Южин. Театральная Москва, которая была в курсе всего, что касается артистов, переполнила театр. Главные исполнители сильно волновались, видимо, вспоминая свою молодость и канувшие в Лету счастливые годы. Когда Лешковская, по ходу пьесы обращаясь к Южину, должна была сказать: «А помните нашу первую встречу?», она долго от волнения не могла произнести этих слов. Волновался и Южин. Их волнение передалось и зрителям.
Это было последнее выступление Лешковской. Вскоре она тяжко заболела, уехала лечиться за границу и там скончалась еще совсем не старой.
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)
ДВА ДИСПУТА
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ВАСИЛИЙ ПРОХОРОВИЧ ГОРЯЧКИН
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
СОБАЧКА
ГРИМАСЫ НЭПА
И ТАК БЫВАЕТ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
КТО ОН?
ЭТО МНЕ РАССКАЗАЛ ГУТСОН
Отец Владимира Самойловича был студентом московского университета. На время летних каникул он однажды был приглашен репетитором в имение богатого либерального барина, не погнушавшегося его еврейским происхождением. Студенту все там нравилось: и люди, и обстановка, и мальчик-гимназист, для которого его пригласили. Он тоже пришел ко двору. Лето промелькнуло незаметно. К началу учебного года он со всеми простился по-хорошему и на следующее утро уехал в Москву.
И тут оказалось, что уехал он не один, а с дочерью помещика. Молодые крепко полюбили друг друга, но они понимали, что отец барышни, при всем своим либерализме, никогда не согласится на брак дочери с бедным евреем.
Студент принял православие, и свадьба свершилась. Для молодоженов началась страшная жизнь. Муж хватался за любую работу, чтобы кое-как прожить, а жена, привыкшая ко всему готовому, не могла ему помочь в этом. А там появился ребенок - будущий Владимир Самойлович. Студент не долго выдержал такую жизнь, заболел скоротечной чахоткой и умер. Молодая мать очутилась в отчаянном положении.
Но она не подозревала, что отца кто-то все время ставил в известность о том, как она живет. Когда грянул гром, отец простил ее и позвал вместе с малолетним сыном вернуться домой.
Детская память цепко схватывает все. Мальчик навсегда запомнил, как страшно жить в городе, как плохо там было папе и маме. Очутившись в богатом доме, где все было хорошо, он быстро оправился. Но своим детским чутьем он почувствовал, что к нему относятся не так, как к другим малышам. Он был прав: родня не могла забыть, что Володя - живое следствие драмы, пережитой семьей.
Шли годы. Володя окончил сперва гимназию, потом университет. И там, и тут учился он отлично. Но чувствовал себя лучше вдали от семьи. Жил, не испытывая нужды: дедушка давал достаточно денег. А в своем завещании выделил ему вполне приличную сумму. Поэтому он и не думал о работе.
Но всему приходит конец. В одно отнюдь не прекрасное утро он очутился на Тверском бульваре без гроша в кармане. Пришлось все-таки искать работу. Решил стать корректором. Но первые попытки оказались неудачными. Тогда ему кто-то посоветовал обратиться в типографию Поплавского (кажется, так его звали) на Покровке.
Это была весьма своеобразная типография. Там работали только пропойцы. Когда приходил наниматься прилично одетый рабочий, хозяин окидывал его критическим взглядом и говорил:
- Ты пойди сперва пропейся, а потом уж ко мне.
Не зря говорил: платил Поплавский только сдельно, поденно, притом почти вдвое меньше, чем в других типографиях. К обеду выдавал столько, чтобы хватало лишь на «чекушку» и закуску, и ни копейкой больше, иначе рабочий сможет запить и не возвратиться. Единственным постоянным работником был одинокий немолодой неудачник в модной. Но сильно потрепанной визитке. Он и был единственным корректором, а так как заказов привалило много, то требовалась помощь.
Продукция этой типографии также была весьма своеобразной. Основным заказчиком являлась Бриллиантова (была такая издательница). Эта предприимчивая женщина специализировалась на разнородной халтуре. Главное - чтобы заглавие было позабористей, книжка потолще и обходилась заказчице подешевле. Бумагу она выбирала самую плохую, но зато толстую. А заглавия самые интригующие: «Как самому стать инженером», «Как самому вылечиться от секретных болезней», «Приветственные речи на именинах, свадьбах и похоронах». «Песни и анекдоты для мужчин» и т.п.
В эту типографию и пришел Френкель. На вопрос, где тут корректорская, ему указали на каморку, где за столиком сидел человек в визитке. Когда Владимир Самойлович спросил, нет ли для него здесь дела, человек этот пустился в длительное рассуждение о значении корректуры в современном обществе, о роли корректора, о том, подготовлен ли посетитель для этого. А пока он ораторствовал, в каморку то и дело заглядывали самые неправдоподобные личности и клали на стол, заваленный гранками, версткой и оригиналами, новые оттиски.
Удивленный Владимир Самойлович спросил, сколько же надо корректоров, чтобы прочесть все это. Человек в визитке с сожалением посмотрел на него и сказал:
- Эх, молодой человек! Вы думаете, я всю эту дрянь буду читать? Надо лишь бросить корректорский взгляд! Вот смотрите. Передо мной верстка. Заглавие я читаю насквозь. Пробегаю начало и конец абзаца, переход, беру следующую страницу. Вот видите, две страницы и готовы.
Поплавский отлично знал свое дело, молниеносно подсчитывал количество букв в наборе, сразу определял квалификацию наборщика. Казалось бы, втереть ему очки невозможно. Но и на старуху бывает проруха. Однажды попросил работы какой-то незнакомый человек. Заказов было много, и Поплавский его принял. Своим наметанным глазом он сразу определил, что не ошибся: незнакомец быстро прочитывал тяжелый, неразборчивый оригинал (пишущих машинок тогда не было), мгновенно набирал полную версточку и шел дальше. Когда к обеду хозяин дал ему обычный аванс, наборщик потребовал удвоить его, ссылаясь на то, что наработал он уж очень много и в случае отказа потребовал расчет. Хозяин уступил. А наборщик после обеда не пришел. Но Поплавский не очень огорчался, было набрано значительно больше, чем полагалось за аванс. Делать нечего, хозяин велел дать ему оттиск набранного. Но, взглянув на гранки, он растерялся и долго не мог вымолвить ни слова. Оказывается, его обманули самым жестоким образом. В оригинал наборщик заглядывал для вида, а набирал все, что все, что взбредет в голову: и стихи, и песни, и всякую похабщину, а закончил виртуозным многоплановым матом с блестящими вариантами.
В типографии Поплавского Френкель поработал недолго и скоро перешел в «Русские ведомости», где и пустил прочные корни.
Судьба его свела с простой хорошей девушкой, с которой он долго прожил. Что в конце концов их разлучило, я не знаю, мне об этом он не рассказывал. Но отзывался он о ней очень тепло. Их совместная жизнь совпала с периодом его увлечения карточной игрой. Как и всякому игроку, ему приходилось испытывать и взлеты и падения. Его подруга молча мирилась с этим, никогда ни в чем его не упрекая. Она была верующим человеком и аккуратно отмечала все церковные праздники. Особенно она чтила Пасху. Для нее это было большой радостью. Но как раз однажды перед этим праздником у ее дружка случилась беда: он проигрался в пух и прах. Пришлось им переселиться из хорошей комнаты в подвал, продать все, что можно было. Но фортуна упорно от Владимира Самойловича отворачивалась.
А Христов Воскресенье уже на носу. Владимир Самойлович был в полном отчаянии. Его подруга вечером молча улеглась на кровать, пытаясь уснуть, чтобы не слышать ни колокольного звона, ни праздничной суеты. Френкель же с жалкими копейками в кармане пошел проторенной дорожкой в Марьину рощу, где в глухом переулке находился тайный игорный притон. За взятки полиция его не трогала.
В этом притоне круглые сутки шла карточная игра, гораздо более крупная, чем в фешенебельных клубах. Минимальная ставка там была 5 рублей. А чтобы не лишать проигравшихся вдребезги последней соломинки, за которую хватается утопающий, в передней шла копеечная игра. Зрителем оставаться нельзя было: все спустил - выметайся! Называлось это «давить клопов».
Френкель зашел в переднюю и включился в игру. Поставил гривенник - и проиграл. Поставил последний - и выиграл. А потом стал выигрывать подряд. Скоро смог уже пройти в большую комнату, где шла «нормальная» - крупная игра. На этот раз ему чертовски везло и к полуночи его карманы были полны денег.
В притоне все было предусмотрено. Чтобы счастливого игрока не ограбили по дороге, следовало обратиться к двум здоровенным верзилам, которых все боялись. За соответствующую мзду они провожали счастливца до квартиры или до первого лихача-извозчика.
Щедро расплатившись с провожатыми у своего дома, Френкель пошел к знакомому лавочнику-бакалейщику, поднял его с кровати, попросил открыть лавку и продать за двойную цену все, чем добрые люди встречают такой великий праздник. А лихач ожидал у подъезда. Скоро в бричку перекочевали куличи, пасхи, дорогие бутылки, роскошные коробки конфет. Всю эту роскошь Владимир Самойлович тихонько, чтобы не разбудить спящую, притащил к себе в подвал, расставил на столе, зажег свечи и, когда зазвонили колокола «сорока сороков», разбудил подругу. Та была ошеломлена и думала, что это все ей снится.
А на завтра они пошли вдвоем искать хорошую квартиру, накупили всякой всячины и зажили по-барски. Увы, ненадолго! За взлетом последовало неизбежное падение.
К счастью, картежная эпопея была непродолжительной. Вскоре Владимир Самойлович пристрастился к Малому театру и не пропускал там ни одной премьеры. Эту страсть он сохранил на всю жизнь. Его там хорошо знали билетеры, гардеробщики и прочий обслуживающий персонал. Для него и жены Марии Доминиковны он всегда мог получить два билета в партер не дальше пятого ряда. Он был в курсе всех театральных дел.
Вот что он рассказал мне об очень талантливой артистке Малого театра Лешковской. Совсем молоденькой девушкой она была принята в труппу на скромное амплуа статистки и всей душой привязалась к театру. Случай помог ей выдвинуться. Перед самой постановкой какой-то пьесы Островского внезапно заболела актриса, которая должна была играть главную роль. Дублерши не нашли, и дирекция была в отчаянии. Тогда Лешковская набралась храбрости сказать, что эту роль она отлично знает наизусть, и попросила сделать пробу, не подойдет ли она в дублерши. Проба прошла отлично. Зрительный зал тепло принял Лешковскую. В театральных кругах о ней заговорили. На нее обратил внимание сам Александр Иванович Южин, игравший в этой пьесе. Внимание это вышла за пределы театра и приобрело интимный характер, для молодой девушки как страстная любовь на всю жизнь, для Южина как серьезное увлечение.
После этого Лешковская выступала во многих ролях с неизменным успехом, но восторг первого выступления оставался непревзойденным.
Шли годы. У Южина было еще много увлечений, Лешковская же могла любить только его.
В юбилей Лешковской на сцене Малого театра была поставлена та самая пьеса, в которой она дебютировала. В ней играл и Южин. Театральная Москва, которая была в курсе всего, что касается артистов, переполнила театр. Главные исполнители сильно волновались, видимо, вспоминая свою молодость и канувшие в Лету счастливые годы. Когда Лешковская, по ходу пьесы обращаясь к Южину, должна была сказать: «А помните нашу первую встречу?», она долго от волнения не могла произнести этих слов. Волновался и Южин. Их волнение передалось и зрителям.
Это было последнее выступление Лешковской. Вскоре она тяжко заболела, уехала лечиться за границу и там скончалась еще совсем не старой.
БАЗАР. ДНЕПР. ОРШИЦА
ДЕТСТВО
ДЕТСТВО (продолжаю)
ХЕДЕР
ГОРОДСКОЕ УЧИЛИЩЕ
ПОГРОМ
ПАНТЕЛЕЙМОН НИКОЛАЕВИЧ ЛЕПЕШИНСКИЙ
ДЕЛА БОЖЕСТВЕННЫЕ
МАССОВКА
ПУРГА
СУМАСШЕДШИЕ
МИНКА-САМЕЦ И ДРУГИЕ
КАПИТАН ГАРШИН
ОРШАНСКИЙ БАРОН МЮНХГАУЗЕН
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
"ПРАВДА"
ЛЕНИН (воспоминания товарищей)
ДВА ДИСПУТА
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОРТУГАЛОВ
ВАСИЛИЙ ПРОХОРОВИЧ ГОРЯЧКИН
ЯСНАЯ ПОЛЯНА
СОБАЧКА
ГРИМАСЫ НЭПА
И ТАК БЫВАЕТ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
КТО ОН?
ЭТО МНЕ РАССКАЗАЛ ГУТСОН