Звери и птицы в Кабуки (14)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13)
Птицы ручные и ловчие
- Недаром речью одарен
Ты, сокол быстрокрылый:
Снеси письмо, а с ним поклон
Моей подруге милой!
Шотландская баллада
Домашних кур, гусей или канареек в пьесах Кабуки практически нет. Зато охотничьи ручные птицы присутствуют в изобилии: сюжеты про соколов и сокольничьих были знакомы и милы зрителям с народных песен и картинок из Ооцу (а танцы по этим картинкам и в Кабуки ставились). В сюжетных пьесах роль ловчих птиц чаще всего служебная, но сюжетно важная.
1. Сокол на иве
Грустная пьеса «Госпожа Гион или Дворцовая парча» была написана для кукольного театра ещё в середине XVIII века (авторы - Вакатакэ Фуэми и Накамура Акэи); для Кабуки в 1825 году переделали её главный акт под названием «История конька крыши зала Сандзю:сангэндо:» (三十三間堂棟木由来, «Сандзю:сангэндо: мунаги-но юрай»). Главная балка в этом Киотоском храме была изготовлена из ствола огромной ивы и воспета в народной рабочей (плотничьей) песне. А что это была за ива - сейчас расскажем.
Действие происходит в древние времена, когда государь ещё сам выезжал с придворными на охоту. Ловчий сокол улетает от сокольничего и устраивается на вершине старой, очень высокой ивы. Посидел, хотел вернуться к охотникам - и не смог: запутался в ветвях. Сокольничие потерять птицу не имеют права; собрались вокруг дерева, решили его срубить, чтобы сокола вызволить. Тут местный охотник по имени Хэйтаро: говорит: «Не губите дерево - лучше я заберусь на вершину и помогу соколу выпутаться». Так и сделал, спас и птицу, и иву.
Прошло несколько лет. Хэйтаро: по-прежнему живёт охотой, кормит старую матушку, молодую жену Орю: и маленького сынка Мидоримару. Откуда Орю: родом, он сам не знает - просто в один прекрасный день попросилась к нему переночевать неизвестная красавица, они полюбили друг друга и поженились.
А тем временем государь у себя во дворце тяжко занемог. Позвали лекарей - без толку; позвали гадателя - тот объяснил: «Растёт близ столицы огромная ива, корни её оплели человеческий череп, а череп этот - не чей-нибудь, а самого нашего Государя в одном из прошлых его воплощений. Если это дерево срубить, выкорчевать и пустить на строительство храма - головную боль у государя как рукой снимет!» И дворцовые лесорубы немедленно отправились к указанному дереву. Ударили топоры - а в доме у Хэйтаро: зарыдала и забилась в муках молодая жена. Потому что была она никем иным, как духом этой ивы, и в благодарность за спасение приняла облик красавицы и вышла за охотника замуж. Собственно, имя её и значит «ива», если соответствующий знак читать на китайский лад. Но теперь спасти её уже никто не может - в слезах распрощалась Орю: с мужем и сыном и исчезла, как не бывало.
Гравюра Тоёкуни Третьего
Срубили лесорубы иву, поволокли в столицу - а она вдруг налилась тяжестью, впилась ветвями в землю, никак не сдвинуть! Подошли Хэйтаро: и Мидоримару, охотник говорит: «Это моя жена хочет с сыном попрощаться, позвольте ему спеть песню». Мальчик, весь в слезах, запел (ту самую старинную песню, вроде нашей «Дубинушки» по содержанию) - и как только он закончил петь, ива содрогнулась и сама пошла к городу. А там из неё сделали главную балку для храмового зала.
2. Вестовые птицы
Чаще всего в пьесах Кабуки ловчие птицы, однако, не охотятся, а носят письма, как почтовые голуби. Одна из самых знаменитых танцевальных пьес, «Вишня госпожи Комати в двенадцати одеяниях» (重重人重小町桜, «Дзю:ни хитоэ Комати дзакура», 1784, стихи Такарада Дзюрай, музыка Тобая Ритё: Первого; чаще её называют по главной сцене «Снегопад любви у входа на заставу» (積恋雪関扉 «Цумори кои юки-но сэки-но то»), тоже не обошлась без такого вестового. Это запутанная (и не очень логичная) история о хэйанских поэтах и царедворцах, о заговорах и чудесах.
Действие начинается с того, как знатный господин, поэт Ёсиминэ-но Мунэсада у себя дома играет на гуслях-кото, а перед воротами его усадьбы сидит под цветущей вишней и попивает из фляги сакэ бравый воин Сэкибэй. К Мунэсаде приходит его невеста, знаменитая красавица-поэтесса Оно-но Комати (о ней мы уже кое-что рассказывали в связи с историей Наруками). Сперва Сэкибэй её не пропускает, но Мунэсада слышит голос невесты и радостно её принимает. А раздосадованный воин, уже совсем пьяный, пока влюблённые мило и увлечённо беседуют, начинает злословить о них. Дальше - больше: Сэкибэй взмахивает руками, и из рукавов его выпадают государевы печати - и большая, и малая, и личная… Это он их украл и припрятал, потому что он - великий злодей и замышляет учинить смуту и захватить власть над всей Японией. Госпожа Комати, однако, замечает его, ловко подхватывает одну из упавших печатей и прячет за пазуху. Сэкибэй требует: «Верни!», дама в ответ: «И не подумаю!», и воин, злобно оскалившись, отступает.
Тут-то и появляется ловчий ястреб Ясусады, Мунэсадиного брата: в клюве письмо, в когтях - окровавленный рукав хозяйского одеяния. На Ясусаду, приняв его за брата, напали воины ужасного заговорщика, поэта Отомо-но Куронуси, замыслившего лишить государя всех верных слуг и захватить власть. Умирающий Ясусада послал свою птицу с письмом, чтобы предупредить брата. Мунэсада расстроен и испуган: у Куронуси есть дополнительный повод ненавидеть их семью, поскольку в руки Ёсиминэ попало драгоценное зеркало, сокровище рода Отомо, и Куронуси считает, что не случайно. Мунэсада просит Комати поспешить к её отцу, поведать ему о заговоре и убийстве и просить помощи. Дама уходит, не успев рассказать жениху про печать; с собой она её не берёт, а оставляет у жениха, завернув в окровавленный рукав. А Мунэсада, поглядев в то самое чудесное зеркало, с ужасом обнаруживает: вместо его собственного лица там отражается Сэкибэй - и его лицо постепенно превращается в лицо Куронуси. Неужели именно он, злодей, подбирался под видом простого воина к своему врагу? Мунэсада не решается в это поверить.
Гравюра Тоёкуни Третьего
Во второй (и гораздо более знаменитой) части этой пьесы птиц уже нет. Мунэсада, отправляясь справлять поминальную службу по покойному государю и заодно - по погибшему брату, не смеет осквернить святого места окровавленным рукавом (потому что кровь - это всегда страшная скверна) и оставляет его у входа под высокой вишней, спрятав внутрь своего кото. Злой Куронуси, всё ещё под видом пьяного Сэкибэя, ищет пропавшую печать. На этот раз он появляется с огромной секирой - потому что замыслил срубить вишню и изготовить из её цветов волшебные благовония, необходимые для его чёрного замысла. Секиру он испытывает на злополучных гуслях - и обнаруживает рукав знакомого одеяния, а в нём - пропавшую печать. Едва он протягивает к ней руку, как печать взмывает в воздух и взлетает на вершину вишни. Разъярённый Сэкибэй набрасывается на дерево с секирой - но топор выпадает у него из рук, и он падает без чувств, заворожённый.
А когда приходит в себя, то видит, как из дупла появляется прекрасная девушка - и узнаёт в ней Сумидзомэ, возлюбленную убитого им Ясусады. Куронуси она давно нравилась, он хочет соблазнить красавицу - она презрительно отвергает «воина Сэкибэя». Тогда злодей открывает не только своё подлинное имя, но и свои честолюбивые планы - но и девушка, в свою очередь, оказывается совсем не тем, чем казалась. На самом деле это - дух вишнёвого дерева, совсем как в пьесе про сокола на иве. В отличие от охотника, Ясусада ничего хорошего для вишни не сделал; но зато он был настоящим хэйанским кавалером дивной красоты, так что девушка-вишня в него влюбилась, приняла человеческий образ, и всё у них было хорошо, пока коварный Куронуси не погубил юношу. И теперь дух вишни собирается отомстить. Они сходятся в бою - цветущая ветвь против исполинской секиры, и в красивом боевом танце Куронуси, наконец, терпит полное поражение.
Гравюра того же Тоёкуни Третьего
3. Разбойник Го:эмон в женском обличии
Вестовых соколов в Кабуки много, но самый знаменитый появляется в ударной сцене пьесы про разбойника Го:эмона. Она имела бешеный успех, и вскоре последовали разнообразные её переделки. Одну из них, «Масаго с побережья красавиц» (けいせい濱眞砂, «Кэйсэй хама-но Масаго»), написал в самом конце 1830-х годов Нисидзава Иппо:. Здесь на месте грозного разбойника мы видим прекрасную даму (такие замены мужских персонажей на женских в Кабуки время от времени бывали). Вот как эта пьеса начинается.
Перед зрителем - великолепные червлёные врата храма Нандзэндзи, давно знакомые по истории встречи Го:эмона и его врага Масиба Хисаёси (исторического Хидэёси). Но на галерее ворот вместо грозного разбойника покуривает трубку красавица-куртизанка по имени Исикавая Масагодзи. На самом деле она - знатная княжна Сацуки, дочь Такэти Мицухидэ (исторического Акэти Мицухидэ), которого Хисаёси разгромил и убил. И, разумеется, похитил семейное сокровище - в виде исключения здесь это не меч, не свиток и не зеркало, а певчая птичка-ржанка. Птичку, впрочем, княжна сумела вернуть (её вообще все птицы любят, и она способна приманить любую), но теперь она собирается мстить за отца. Ради этого она и скрывается под такой неподобающей личиной. Сегодня Хисаёси должен придти в храм, и они наконец встретятся. Правда, есть дополнительная сложность: у жестокого Хисаёси есть нежный красавец-сын Хисаёри, и княжна-куртизанка успела в него влюбиться.
Итак, Масагодзи, подобно Го:эмону, курит и любуется цветущими вишнями. К Го:эмону прилетал белый сокол с письмом от китайского колдуна; к девушке подлетает дикий гусь, птица ещё более поэтическая. Это тоже посыльная птица, и вообще-то летевшая совсем не к ней, а совсем наоборот, к Хисаёри от его возлюбленной с любовной весточкой. Но, как уже говорилось, птицы питают к Масагодзи слабость, и гусь нарушает тайну переписки. Княжна читает письмо, вне себя от ревности комкает свиток…
Гравюра Хасэгава Саданобу Первого
И тут снизу слышится мужской голос: «Даже если иссякнет песок на морском берегу…» Это Хисаёси, переодетый паломником, выцарапывает на опоре ворот стихи. Княжна подхватывает: «…и тогда семена любви не иссякнут!», и стремительно мечет в своего супостата длинную и острую головную шпильку, которую Хисаёси так же ловит черпаком, как кинжал Го:эмона в пьесе-оригинале…
И дальше в том же лирически-пародийном духе. Кончается всё довольно благополучно, как и в образце.
В следующий раз - истории уже Нового Кабуки о соколах и сокольничьих.