33 года. Женат. Увлекается историей. Владеет арабским, маа и суахили.
В свои годы Джаред увидел больше стран, чем любой из нас. Некоторые из этих стран сегодня лишь немного доступнее, чем столетие назад. Джаред готов обратить это в свою пользу. Для Джареда не существует государственных границ. По большому счету, он признает право существования далеко не за всеми государствами. И государствам лучше прислушиваться к его мнению. Джаред знает, что государство - это всего лишь государство. У него есть более грозные силы. Ты. Я. Мы все. Дерзкий, воодушевляющий подход. Джаред знает, как изменится наш мир в будущем. И он приложит все усилия, чтобы осуществить эти изменения. Джаред изменит нашу жизнь - и ни твоего, ни моего согласия он спрашивать не будет.
И всё-таки, кто такой Джаред Коэн?
Для ответа на этот вопрос придется, видимо, начать издалека. Джаред Коэн вырос в респектабельном Уэстоне, штат Коннектикут (небольшой городок, 96% населения - белые, медианный доход в четыре с лишним раза выше среднего американского). Парень из хорошей семьи. Его отец - врач, мать - художник-иллюстратор. Сам Джаред тоже писал неплохие картины. Отлично стоял на воротах школьной футбольной команды. Достаточно спокойный бэкграунд, не правда ли? Но уже тогда Джареда не особо прельщали спокойствие и солидность Уэстона. Родители предпочитали проводить отпуск в местах, весьма нехарактерных для обычного американского туриста, - таких, как Марокко и Египет. И парень буквально влюбился в яркую экзотику африканского континента. Свою первую самостоятельную поездку - в Танзанию - Джаред совершил, еще будучи старшеклассником. Суахили он выучит немного позже - упросив семью нанять ему репетитора.
Потом было поступление в Стэнфорд - один из лучших университетов США (да и всего мира). Африка остается приоритетной темой. И следующие академические поездки - в общей сложности он посетил 21 страну - только подогревали его тягу к миру, мало напоминающему американское благополучие. Африка была, пожалуй, прекрасным местом для Джареда - открытая, волнующая и честная в своей простоте. Сам Коэн воспринимал происходящие с ним истории как «приключения». Не знаю, достаточно ли уместно это слово для описания реалий африканского континента - гражданских войн, беззакония и беспросветной нищеты… Из этих поездок получится дипломная работа Коэна, посвященная международному аспекту геноцида 1994 года в Руанде. Позже на ее основе автор напишет свою первую книгу - "One Hundred Days of Silence: America and the Rwanda Genocide". Книга увидит свет в 2006, Джареду тогда было 25 лет. Глубина диплома была отмечена университетской премией Хайнса, но сам автор начал осознавать, что академические изыскания ему не так интересны, как интересно само общение с людьми. Да и в поездках, изначально планировавшихся как этнографические, на первый план выходят социальные и политические вопросы.
Между тем, под грохот рушащихся небоскребов круто меняла курс внешняя политика его страны. Коэн, один из самых перспективных студентов одного из первых вузов Штатов, да еще и со специализацией в политологии, получает стажировку в Госдепартаменте. И с этого самого момента неуёмное любопытство и энтузиазм молодого Джареда оказываются очень тесно, порой неожиданным образом переплетены с интересами его страны и его общества.
Внимание Госдепа в то время было почти целиком сосредоточено на Большом Ближнем Востоке. А для амбициозного Коэна наибольший интерес представляло самое сложное в политическом плане государство - Иран. Надо сказать, что Исламская Республика, разорвавшая дипломатические отношения с США более 20 лет назад, да еще и в условиях нового витка напряженности по поводу ядерной программы, меньше всего была настроена видеть у себя американского еврея, связанного с госаппаратом. Однако фантастическое упорство (и везение) Коэна сработали - и он летит в Тегеран. Кrовавый rежим аятолл чуть было не срывает цель поездки - Джаред намеревался собрать материал для диссертации по иранскому обществу и американо-персидским отношениям путем интервьюирования местных диссидентов, чему местная «охранка» явно не обрадовалась. Однако Джаред с честью нашел выход из положения. В конце концов, мы же хорошо знаем по нашему опыту, что диссидентура совершенно нерепрезентативна по отношению к обществу в целом. И Коэн обращается к тому, чем он спонтанно занимался во время своих путешествий по Африке - поиск новых знакомых, обычных сверстников, и разговоры о том, что их волнует. Разве что на этот раз у такого общения были более конкретные мотивы, нежели простое любопытство и новые впечатления. Мало того, что этот подход оказался очень продуктивным - так Джаред еще и умудрялся совмещать приятное с полезным, превратив академическую командировку в Иран в командировку в Иран с блэкджеком и кокетками. Нельзя не отметить, что блэкджек, кокетки и самогон в суровых условиях Исламской Республики гораздо лучше подходят под определение «приключений».
Потом были поездки в Ливан, Сирию, Ирак, Афганистан, Пакистан и другие страны. Коэн старался увидеть изнутри жизнь молодежи Ближнего Востока, ее взгляды, устремления и заботы. Он хотел познать местное пёстрое, лоскутное сообщество как можно шире - от университетских профессоров до кочующих бедуинов, от завсегдатаев ночных клубов до боевиков Хезболлы и ФАТХа. Последнее, отметим, в силу национальной принадлежности Коэна требовало недюжинной смелости. Несмотря на то, что Джаред провел в этой культурной среде не так уж много времени, его открытость, наблюдательность и острый ум помогли получить уникальный опыт и глубокое понимание социума.
В сентябре 2006 Коэн, успевший к тому времени пройти стажировку еще и в Пентагоне, получает должность в Штабе по планированию политики при Госдепе США. Этот орган, занимающийся аналитикой и стратегическим планированием, часто называют «государственным think tank». Коэн оказался самым молодым экспертом за всю 60-летнюю историю Штаба. Он занимался темами, связанными с Ближним Востоком и экстремизмом. В первое время о результатах его работы слышно было мало - вероятно, сказалась работа над первой книгой и затем второй, «Children of Jihad», описывающей ряд его ближневосточных поездок. Возможно, всё это так и осталось бы запоздавшим на век «Grand Tour» с экзотическим окрасом… …Если бы не масштабные протесты против FARC в Колумбии, прошедшие в феврале 2008 года. Особенностью демонстраций был не только их масштаб (оценки разнятся от нескольких сотен тысяч до миллионов участников), но и тот факт, что организованы они были в немалой степени при помощи Facebook. Коэн был буквально восхищен этими событиями. Несмотря на то, что ни Колумбия, ни гражданские протесты как таковые не относились к сфере его тогдашней компетенции, начальство дает ему добро на командировку в Южную Америку. Именно тогда Джаред Коэн по-настоящему осознает колоссальный потенциал, который заключен в новых платформах социальных коммуникаций. Овладение технологиями влияния на миллионы людей из самых разных уголков земного шара в самой динамично развивающейся среде стало смелой идеей, завладевшей вниманием Коэна. И он начинает работу в этом направлении.
Результатом стал проект «Alliance of Youth Movements» - «Альянс за молодежные движения». Проект преследовал две цели. С одной стороны, в его рамках формировалась тактика действий активистов в киберпространстве. С другой, проект задавал идеологическую матрицу сетевых активистов и выстраивал необходимые связи между модераторами молодежных движений - тогда в первую очередь подразумевались западные негосударственные организации (НГО) - и «исполнителями» на местах.
Коэн отлично понимает важность молодежи в деле изменения политического ландшафта не слишком развитых государств. Он любит повторять, что более половины населения земного шара еще не достигли возраста 30 лет. В мусульманских обществах эта доля составляет 61%. Демография нового времени сталкивается с устройством традиционного общества. Молодежь в нём обладает невысоким социальным статусом, ей пренебрегают институты и масс-медиа. Вкупе с психологическими особенностями молодых людей это делает их прекрасным инструментом в борьбе за чью-нибудь идею. Добавим сюда открытость к новым технологиям, и мы получим идеальный объект приложения сил в интернет-эпоху.
После удачного старта Джаред решает значительно расширить новые идеи. «Альянс» уходит на второй план, зато успехи в последующем начинании позволят считать его одним из важнейших достижений Дж. Коэна. Речь идет о "21st Century statecraft". "21st Century statecraft", или «Государственная политика в 21 веке» - это стратегия действий правительства в мире, неотъемлемой частью которого стали Интернет и цифровые устройства. Стратегия была поддержана главой Штаба по планированию политики Энн-Мари Слотер и активно принята госсекретарем Хиллари Клинтон. Джаред Коэн заложил основу "21st Century statecraft", определив основные направления и вызовы новой политики. Его роль в определении новой инициативы подчеркивает тот факт, что он оказался одним из немногих сотрудников Госдепа, оставшихся на своих постах с приходом нового секретаря Клинтон. В дальнейшем идеи «21st Century statecraft» были доработаны и оформлены Алеком Россом и Беном Скоттом.
Хотя концепция создавалась для США, ее главные положения справедливы для большинства современных правительств. Одним из важных постулатов является ориентированность на негосударственные институты в проведении политики, традиционно рассматриваемой как прерогатива государства. Уменьшение роли традиционного правительства видно достаточно отчетливо. В свою очередь, различные формы равноправного партнерства (с сообществами, некоммерческими организациями и корпоративным сектором) призваны повысить эффективность работы. Стратегия задает функции правительства не столько как субъекта действий, сколько в качестве брокера, координирующего деятельность неправительственных агентов. Соответственно, это формирует сетевые государственные структуры в противоположность иерархическим (см., кстати, программную статью Э.-М. Слотер «Преимущество Америки»; в переводе опущен подзаголовок «Power in the Networked Century»). В то же время концепция призывает отказаться от узкого традиционного подхода к средствам проведения государственной политики в пользу широкого набора инструментов, которые предлагают новые информационные технологии. Это позволяет достичь как большей гибкости, так и большего охвата объекта управления. Технологии сами по себе становятся проводниками ценностей и социальной модели страны-субъекта в менее развитых обществах. Именно технологический аспект новой государственной политики Джаред Коэн считает ключевым. Власть коммуникационных технологий нового поколения на порядок сильнее, чем предыдущих медиа. И здесь у государства есть отличный шанс - оно обладает самыми большими ресурсами для того, чтобы изучить новые возможности и использовать их в своих интересах.
В более широком смысле «21st Century statecraft» означает новый этап развития политики «мягкой силы». «Мягкая сила» становится краеугольным элементом «жесткой» государственной политики. Культурная составляющая маргинализируется, и на первый план выходит технологическая экспансия коммуникационных платформ и инкорпорация в новые медиа. При этом «мягкость» подкрепляется гораздо более чёткой фокусировкой мнений - во многом за счет политической (и даже идеологической) тематики транслируемой информации.
Для Коэна новая парадигма означала не столько теоретизированные построения, сколько возможность направить свою кипучую энергию на построение реальных межгосударственных и межинституциональных связей, воплотить своё видение в конкретных шагах и конкретных результатах, фактически возглавить новый курс американской политики. Для этого Джаред Коэн придумал новую форму международного взаимодействия - «технологические делегации». Делегации состояли из топ-менеджеров технологических компаний, главным образом из Силиконовой долины, и представителей официального правительства США. С апреля 2009 по июнь 2010 он организовал целый ряд таких мероприятий: в Ираке, Мексике, Конго, Сирии, Колумбии и России. Я рад, что у моей страны в этом списке такие замечательные соседи; однако представьте, насколько убедительными были аргументы Коэна, чтобы собрать «больших дядек» ИТ-индустрии и закинуть их в эти «белые пятна» земного шара. Потому что целью этих делегаций было решение исключительно социальных вопросов. Образование, наука, медицина, информационная среда, культура, преступность, благотворительность и т.п. Никакой очевидной коммерции или, упаси Боже, политики. «Мягкая сила», 21-ый век.
Однако активность Коэна, в том числе, видимо, и результативность его «технологических делегаций», была не по душе консервативно настроенной части политического истеблишмента Штатов. Очевидно, что по старым меркам Джаред уже безнадежно «перерос» свою официальную позицию советника в Штабе по планированию политики. Сам Коэн, вполне в духе стратегии «21st Century statecraft», называл Штаб уже «think/do tank», т.е. «фабрикой мысли/действия». Несмотря на формальное принятие новых инициатив госсекретарем Клинтон, инерция (вкупе с разумной осторожностью) госаппарата сильно сковывали буйный энтузиазм Джареда Коэна. У скептиков были свои доводы. В июне 2009 года Коэн засветился в первом крупном скандале. Во время разгорающихся беспорядков после выборов в Иране он упросил своего друга Джека Дорси, одного из директоров Твиттера, отложить запланированные технические работы и не приостанавливать функционирование сервиса. Скандал случился не из-за того, что инициатива Коэна как-то противоречила интересам Вашингтона в Иране или методам внешней политики США. Проблема была в том, что решение было принято самим Коэном, без каких-либо консультаций с начальством или ответственными департаментами. Проблема была в том, что Обама официально объявил о позиции невмешательства Америки в отношении этих выборов - и демарш Коэна сводил на нет весь официоз. Проблема была в том, что у США были определенные планы, стратегия действий в отношении Исламской Республики, и такие «вольности» могли их серьёзно попортить. Проблема была в том, что Коэн брал на себя слишком много. Он знал, что берет на себя слишком много. И ему это нравилось…
Джаред - плод своей эпохи. Его политические взгляды формировались в среде доминирующего неоконсерватизма, он работал в Госдепе над воплощением этих идей в жизнь, для него это было притягательной возможностью повлиять на наш мир. И с приходом Б. Обамы и Х. Клинтон дискурс внешней политики США едва ли сильно изменился. Наверное, самое значительное расхождение между неоконсерваторами и либеральными «ястребами» - лишь в том, что первые опираются на идеи государственности, а вторые благоволят негосударственным и надгосударственным субъектам. Естественно, Коэну последний вариант должен нравиться гораздо больше. Хотя бы в силу его личного мировоззрения.
Если отвлечься, этот вектор политики Соединенных Штатов, эта устремленность вовне в конечном счете приведет к тому, что серьезные проблемы окажутся незамеченными внутри страны. Возможно, это будет стоить США международного лидерства. А может быть, эта ставка на глобализацию сыграет и сделает понятие «международного лидера» лишенным особого смысла…
Летом 2010 года Дж. Коэн решает, что настало время для дальнейшего шага в осуществлении созданной им концепции новых средств политики. Как обычно, действовать должен он сам - кто же еще? Только в этом случае « следующий шаг» означал уход Джареда из Госдепартамента. Один из создателей «Государственной политики в 21 веке» покидал государственный пост - чтобы иметь больше свободы для ее реализации. На правительственном фронте за стратегию остался отвечать Алек Росс - плотно сотрудничавший с Джаредом в организации «технологических делегаций». Взяв за основу «делегации» и «Альянс за молодежные движения», он создал новый формат миссионерской деятельности - TechCamps. Эти мероприятия характеризовались более конкретизированной тематикой и скромным составом иностранных «гостей», что дало возможность поставить «ТехКэмпы» на поток (тут «Суть Времени» разоблачает козни империалистов). Сам же «Альянс» потерял актуальность (возможно, в связи с компрометацией в событиях египетского переворота 2011).
А для Джареда новым местом приложения сил стал… Google. Вот они, неожиданные плоды «технологических делегаций»: Эрик Шмидт зажегся идеями Коэна, и «нетрадиционные институты политики» из идеи стали реальностью.
Возможно, для вас Google - это лишь удобный инструмент для поиска информации. Ну еще весомый игрок на рынке операционных систем. Но отдадим должное Эрику Шмидту: он смотрит в будущее. И в будущем Google - это не просто корпорация с прибылями и убытками, биржевым тикером и десятком тысяч инженеров на зарплате. Это не так важно. Важно, что в будущем Google будет менять мир. И архитектором этих изменений будет Джаред Коэн. Свой новый проект - Google Ideas - Коэн теперь уже с полным правом может называть «фабрикой мысли/действия». Джаред довольно заявляет, что в новой организации он будет работать ровно над теми же проблемами, над которыми работал в Госдепартаменте. Сфера интересов подчеркнуто неконвенциальна: вопросы государственной политики, «несостоявшиеся государства», радикализация, терроризм, преступные сообщества. Повестка, характерная для неправительственных организаций - и не имеющая ничего общего с «традиционными» корпоративными интересами. Но один аспект - то самое «действие» в определении - ставит его совершенно в иное положение даже в сравнении с имеющимися институтами.
Джаред объясняет, что Google Ideas не пытается своими силами решить определенные проблемы (разумно - для этого нужен совсем иной масштаб ресурсов). Вместо этого проект нацелен на создание технологий, способных «доказать ту или иную концептуальную возможность». Такой осторожный, «отстраненный» подход сочетает в себе активную работу по созданию инструментов «новой политики», в противоположность аналитической/синтетической и коммуникационной функциям традиционных НГО, и в то же время не создает лишних помех работе профильных государственных субъектов. Тематика крупных саммитов, проведенных Google Ideas, - если смотреть на вопросы более глубоко - оказывается исключительно важной для будущего развития технологий «непрямого управления». Первый саммит SAVE 2011 собрал несколько десятков человек, которых объединяла одна черта: в прошлом они были членами радикальных группировок. Бывшие исламисты, повстанцы-революционеры, расисты, гангстеры и т.п. - обсуждали вопрос: как оградить молодежь от попадания под влияние экстремистов. Но за фасадом этих начинаний стоит более общая идея. Это задача управления ценностной ориентацией молодежи, создание всепроникающих средств, которые смогут достичь даже самых убогих уголков планеты (без интернета тут не обойтись, понятно), формирование самодостаточной среды, перехватывающей личности у традиционного окружения. Коэну очень нужна пассионарная молодежь. К сожалению или к счастью, задача эта в современных условиях невыполнима. Но все еще впереди.
Вообще, интерес и даже какая-то тяга Коэна к радикалам легко объясняется особенностями его характера. Джаред по духу гораздо ближе к этим экстремистам, чем может поначалу показаться. Случись ему родиться не в зажиточной американской субурбии, а где-нибудь на пыльных задворках арабского мира - и харизматичный, амбициозный, проницательный и в то же время бесстрашный парень сейчас возглавлял бы мощный отряд боевиков-фундаменталистов. Если, конечно, он бы не был убит на пути к этому…
Следующий саммит, INFO 2012, был посвящен средствам борьбы с преступными сообществами. Борьбы, естественно, ведущейся автономно от государственных правоохранительных институтов. Опять же, если отвлечься от внешних благообразных формулировок, речь идет о поиске методов противодействия сетевым организациям - поскольку с организационной точки зрения между наркоторговцами и каким-нибудь «GREENPEACE» различия не такие уж и большие. Расширение доступного арсенала с помощью распределенных механизмов; кибер-герилья против децентрализованных структур - едва ли можно представить более серьезное и более актуальное направление.
Впрочем, несмотря на масштабные устремления, публично представленные результаты работы Google Ideas - те самые конкретные технологии - выглядят более чем скромно. Да и в наличии непубличных достижений приходится сомневаться. Возможно, что традиционный коммуникационный аспект работы института оказался более значимым, чем инструментальный. Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что после SAVE 2011 Дж. Коэн несколько охладел к своему новому проекту - однако он и не собирался ограничиваться этими рамками. Это означает, что у Джареда были более интересные занятия…
…Которые, к сожалению, не могут порадовать особой публичностью. Единственным, кто упоминал про активное участие Дж. Коэна в египетской революции 2011 «по горячим следам», был Константин Черемных. Через год англоязычный “al-Akhbar” подтвердил, что шлем из фольги - не всегда удачный повод для шуток, раскопав релевантную переписку в WikiLeaks. Впрочем, утечки дают лишь богатую пищу для домыслов. Во тьме, окутывающей эти события, нам остается только отмечать странные детали и задавать риторические вопросы. Например, как именно нашли друг друга революционеры из «Движения 6 апреля», «Партии Демократического Фронта» и PR-директор ближневосточного отделения Google Ваэль Хоним, по совместительству являвшийся куратором протестов оппозиции? Участие лидеров «Движения 6 апреля» в саммите ««Альянса за молодежные движения» - факт, который никто не отрицает. Другой постоянный участник саммитов, Маджид Наваз, активно поддерживал «6 апреля» во время переворота. Наконец, одна из основателей «Движения 6 апреля» Эсра Абдель Фатах была лично знакома с Ваэлем Хонимом. Был ли у Хонима доступ к «специфическим» материалам саммитов «Альянса», и если был, каким образом он его получил? Знание Хонимом технологий объясняло бы высокую эффективность подготовки начальной фазы восстания - поскольку одной профессиональной компетенции PR-директора в таких «деликатных» материях могло и не хватить.
Или возьмем упорную «близорукость» компании Google в отношении политической активности своего служащего. Некоторые назовут Ваэля Хонима пассионарием, но обратной стороной этого являются весьма заметные э… эксцессы. Хоним настолько посвятил себя борьбе с «кровавым тираном» Мубараком, что его жена собиралась уйти от него - потому что ни на жену, ни на детей у Ваэля времени уже не оставалось. Сомнительно, что на рабочем месте Хоним хладнокровно разыгрывал из себя Штирлица. И когда PR-директор собрался в Египет, его коллеги должны были хорошо представлять, зачем он туда направляется. Да что там, лучший друг Ваэля, которому он наказал действовать в случае собственной пропажи, тоже работал в Google!
Ну и самые распоследние сомнения в роли Хонима должны были бесследно развеяться после его встречи с Джаредом Коэном. Тем не менее, уже после ареста Хонима Google, поднимая «бучу», ни словом не обмолвился о политической подоплеке. Казалось бы - такой шикарный случай прижать Мубарака и на весь мир раструбить о «жестоких репрессиях»! И вряд ли они могли подставить Хонима - парень явно не был похож на агента 007, и египетские спецслужбы уже должны были выпытать из «фэйсбук-революционера» всё, что им требовалось… Но, очевидно, Google знал, и знает больше, чем мы сейчас - и он не торопится делиться этим знанием.
Сама встреча Коэна и Хонима, безусловно, заслуживает пристального внимания. Как Джаред в свой первый же день нахождения в Египте находит ключевую фигуру в организации восстания? Сам факт нахождения Ваэля Хонима на своей родине не был секретом, но почему Коэн вместо кого-то из многочисленных сотрудников Google, работающих в Египте, выбрал человека, который год прожил в ОАЭ и поэтому, по идее, вряд ли ухватившего суть стремительных событий на Тахрире? Еще более сомнительным выглядит поведение самого Хонима. В ночь на «Пятницу Гнева», 28 января - критическую дату для дальнейшей эскалации протестов - он решает вместо штурмовой онлайн-подготовки потратить время на посиделки в ресторане с каким-то влиятельным американцем. И это при том, что до этого Хоним якобы буквально «послал» представителей одной международной НГО, предложивших свою помощь. Мол, мы и без «руки Вашингтона» прекрасно обойдемся… Однако важнее всего может быть то, о чем именно говорили в этот вечер Коэн и Хоним. Конечно, PR-директор прибыл в страну буквально на днях, но исключать вероятность прослушки того разговора египетскими спецслужбами не стоит. Более того, если спецслужбы хоть как-то контролировали контакты Хонима, они знали о его предстоящем рандеву с американцем. И, конечно, чекисты знали, кто такой Коэн - так, 24 января, за день до начала беспорядков в Египте, Foreign Affairs опубликовало весомое интервью, в котором Джаред с большим знанием дела рассказывает про механику тунисской «Жасминовой революции». Трудно представить более важную с точки зрения спецслужб встречу - а значит, особисты должны были предпринять всё возможное для того, чтобы подслушать беседу двух сотрудников Google. В таком случае добытые сведения хорошо объясняют быстрый арест Хонима сразу после встречи.
Самый заметный и неудобный, хоть и неоднозначный аргумент - упрямое молчание обоих участников того ужина. Если бы не WikiLeaks, история осталась бы внутри узкого круга высокопоставленных функционеров Google - откуда, вероятнее всего, и выцепил ее Stratfor. Впрочем, такое нежелание огласки может означать, что в дело были вовлечены ребята из Госдепартамента США - то есть одним Гуглом дело не ограничилось. Вице-президент Stratfor по вопросам контр-терроризма (в какой-то степени коллега Коэна) Фред Бёртон задался тем же вопросом. Однако его источники не располагают конкретикой и говорят лишь о собственных «ощущениях» и «подозрениях» в том, что активность Дж. Коэна координируется некоей группой из Белого Дома. В письме, написанном, скорее всего, Марти Левом, директором Google по безопасности, видна растерянность, непонимание и тревога. Лева пугают все эти революционные дела, борьба с диктаторами и радикальная политизация корпорации. Лев - человек с устаревшим складом ума, не способный осознать великую миссию Google в нашем светлом будущем…
Впрочем, многие топ-менеджеры компании тогда разделяли его консервативные взгляды. Коэну запретили планировавшуюся поездку в ОАЭ, Азербайджан, Иран и Турцию и вообще порекомендовали «не высовываться». Вскоре случились известные события в Ливии, затем в Сирии - и политическим элитам США пришлось пересматривать свои представления о «прогрессивных» твиттерных революциях. Что-то, надо полагать, усвоили и в странах с автократиями. Как бы там ни было, об участии Джареда Коэна в серьёзных политических событиях мы больше не слышали. И вряд ли оно было необходимым. Кому, как не Коэну, знать, что в нынешнюю эпоху знания и технологии - гораздо более сильный инструмент, чем личное действие. И эти знания стоят того, чтобы поговорить о них отдельно...