В погоне за устойчивостью: giovanni1313

giovanni1313

В погоне за устойчивостью

Sep 08, 2016 18:47

We don't need no education
We don't need no thought control
No dark sarcasm in the classroom
Teachers leave them kids alone
Hey! Teachers! Leave them kids alone!
All in all it's just another brick in the wall.
All in all you're just another brick in the wall.
Pink Floyd
Эта история началась… честно говоря, мы не знаем, когда и с чего началась эта история. Нам порой трудно отследить, как возникают современные, «городские» мифы - а ведь многим из них всего-то несколько десятков лет. Что уж говорить, когда миф своими корнями уходит в непроглядную мглу веков…

Итак, мы знаем, что данная история уже существовала на рубеже 3-го и 2-го тысячелетий до нашей эры. Именно этим временем датируются дошедшие до нас глиняные таблички, рассказывающие о легендарном шумерском царе Энмеркаре и (неназванном) владыке (некоей страны) Аратты.

«Энмеркар и владыка Аратты» (фрагмент), ок. 1840 г. до н.э.

Это повествование - полноценный эпос, масштабный, драматичный, с богами, природными катаклизмами, чудесами и непременным триумфом главного героя в финале. Впрочем, надо понимать: для голливудской экранизации шумерский миф пришлось бы адаптировать до полной потери сходства с оригиналом. За те 4 тысячелетия, пока отсутствовала культурная преемственность, контекст был утрачен полностью и, возможно, навсегда. А без контекста даже самый яркий и оригинальный эпос представляет собой весьма унылое специфическое зрелище.

Именно в этом «контекстном вакууме» мы и встречаем так называемое «заклинание Нудиммуда». К нему обращается Энмеркар, когда даёт инструкции своему посланнику в страну Аратта. Вот один из вариантов перевода:

«В стародавние времена змей не было,
скорпионов не было.
Гиен не было, львов не было.
Собак и волков не было.
Страхов и ужасания не было,
В человечестве распри не было.
В те дни страны горные Шубур-Хамази - Восток,
Многоязыкий Юг - Шумер, гора Сутей государевых превеликая.
Ури - Север, гора вседостойная,
Запад - Марду, страна горная,
что безмятежно покоится, -
Вся Вселенная, весь смиренный народ
Восхваляли Энлиля па одном языке.
И тогда государь ревнивый,
князь ревнивый, господин ревнивый
Энки, государь ревнивый, князь ревнивый, господин ревнивый,
Ревнитель владык, ревнитель князей, ревнитель царей,
Энки, господин изобилия, властелин красноречия,
Всеразумнейший попечитель Страны,
Мудрец-предводитель всех богов,
Наимудрейший Эредуга владыка,
В их устах языки изменил, разногласие установил,
Когда речь человечья единой была».

Мало того, что весь эпос «Энмеркар и владыка Аратты» оторван от культурного контекста современного человека, так «заклинание Нудиммуда» еще и оказывается оторвано от контекста самого эпоса, куда оно было помещено. Многие исследователи указывают на чужеродность этого отрывка, полагая, что он был помещен в текст позже создания основной поэмы и/или является своего рода «лирическим отступлением», «авторским комментарием» к событиям эпоса.

В случае с «заклинанием Нудиммуда» мы можем провести аналогию с вирусом: этот мем встроил себя в «генетический код»-текст эпоса, благодаря чему и дошел до нас хоть и в неактивном, но вполне доступном для исследования виде.

Выше я заметил, что представленный перевод является лишь одним из вариантов. Дело в том, что существует иное, довольно распространенное прочтение этого мифа. Разница в том, что описываемые события не произошли в прошлом, а произойдут в будущем. И речь идет не о «смешении языков», а, напротив, о наделении народов одним универсальным языком. В принципе, оба подхода не являются взаимоисключающими. А пресловутая «мгла веков» оставляет мало шансов на однозначные трактовки…

Но раз уж мы взялись вести эту историю в течение 4 тысячелетий, нам придется довольствоваться от «стартовой точки» тем немногим, что там можно найти. Это «один народ, один язык» и менее явные мотивы бесстрашия и амбиций («ревнивые» эпитеты могут быть трактованы и как относящиеся к земным князьям и властителям).

По тому, как именно «заклинание Нудиммуда» встроено в текст, можно предположить, что оно было частью религиозных практик, достаточно известных на время создания эпоса. В свою очередь, религиозные реформы, предпринятые в период третьей династии Ура (когда и создавалась легенда об Энмеркаре), определили облик местных верований на долгие два тысячелетия. Более того, многие содержащиеся в них мемы не потеряли вирусных свойств.

Очередной «жертвой» вирусов стала Тора. Причем слово «жертва» здесь выглядит вполне уместно: в 6 веке до н. э. немалая часть иудеев была депортирована в Вавилонию, в результате чего они смогли приобщиться к местной культуре (гораздо более развитой, заметим). Результаты этих «контактов» оказались довольно плодотворными:

«И был у всей земли один язык и одни слова. И двигались (люди) с востока, и нашли равнину в земле Шинеар, и поселились там. И сказали друг другу: ну-ка, будем делать кирпичи и обжигать в печи, и был у них кирпич камнем, а горная смола была им глиной. И сказали: ну-ка, построим город и башню с вершиной в небесах, и сделаем себе имя, чтобы не рассеяться нам по всей земле. И спустился Господь посмотреть на город и башню, что построили люди. И сказал Господь: вот, один народ и один язык у них у всех, и вот, что начали они делать, и теперь ничего не помешает им сделать все, что задумали. Ну-ка, спустимся и смешаем там их язык, чтобы не понимали язык друг друга. И рассеял их оттуда Господь по всей земле, и перестали строить город. Потому называется (то место) по имени Бавель - ведь там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле».

Преемственность и изменчивость - неотъемлемые свойства эволюции мемов. Тора (фрагмент), ок. 50 г. до н.э.

Пускай язык Книги Бытия начисто лишен красочности шумерского мифа, пускай приведенный вариант тоже скудноват на контекст и мотивацию действующих сторон - зато он всё-таки запускает «цепочку» культурной преемственности, которая протянулась вплоть до наших дней. А главное - события описаны достаточно ясно и четко, чтобы трактовать их вполне однозначно.

С точки зрения нашей темы эта история интересна тем, что она представляет собой одно из наиболее ранних описаний применения когнитивного (или консциентального, как угодно) оружия - более того, отвечающее самым строгим определениям этого понятия. Чтобы достичь своих целей в данном конфликте, Бог решительным и эффективным действием разрушает (или блокирует?) информационные коммуникации противника. Причем достигается такое воздействие не физическими методами, а чисто когнитивными. Общее информационное пространство людей оказывается фрагментированным, дальнейшая работа над проектом останавливается, а само человечество оказывается «рассеянным».

Вавилонская Башня традиционно считается своеобразным символом лингвистики, но мы будем отталкиваться от этой истории, чтобы обратиться к более общим понятиям. Главным образом, это размышления о проблемах информационных коммуникаций внутри социальных систем и о том, как сложно переплетались пути совершенствования коммуникаций и общества.

Однако сначала добавим несколько штрихов к мему о Вавилонской Башне. Недостаток контекста всегда рассматривался не как проблема, а как возможность. Сейчас людей, занимающихся выстраиванием контекста, называют «экспертами» и «аналитиками». Раньше их звали «философами» и «богословами»… но суть процесса едва ли изменилась за прошедшие тысячелетия. Послушаем Иосифа Флавия, который не преминул ввести в повествование политическую составляющую (ок. 94 г. н.э.):

«Спустя немного времени Немврод стал домогаться верховной власти, будучи убежден, что люди только в том случае перестанут бояться Бога и отпадут от Него, если согласятся жить под властною защитою его, Немврода. При этом он хвастливо заявлял, что защитит их от Господа Бога, если бы Тот вновь захотел наслать на землю потоп. Он советовал им построить башню более высокую, чем насколько могла бы подняться вода, и тем отомстить за гибель предков».

Тема тоталитарной власти нам очень пригодится в дальнейшем. Теперь обратимся к «Откровениям Варуха» (ок. 2 века н.э.). Они добавляют в историю с Башней неожиданный аспект научных поисков:

«…И взяв бурав, стали они стараться пробуравить небо, говоря: «Посмотрим, глиняное небо, медное или железное». Увидев это, Бог не позволил им, но поразил их слепотой и разноязычием и оставил их как ты их видишь».

С «железным небом» неизвестный автор «Откровений», конечно, дал маху. Железа шумеры на момент появления эпоса об Энмеркаре знать никак не могли. Простим эту небольшую историческую неточность, благо вышеприведенный нарратив является частью видения и не обязан подчиняться здравой логике.

И вообще, это еще «цветочки» по сравнению с теми безднами смыслов, которые открывают представители одной из самых маститых частей «экспертного сообщества» - в раввинской литературе. Впрочем, даже здесь мы можем почерпнуть кое-что полезное. Так, «Мидраш Танхума» (ок. 5-8 в. н.э.) предлагает несколько иной акцент в мотивации строителей Башни, чем мы видим у Иосифа Флавия:

«Что они <строители> говорили? «После тысячи лет и одного дня плюс 656 лет, на мир надвигается потоп. Затем небеса сотрясутся, и на нас хлынут воды. Но давайте соберемся и сделаем себе πύργοι (т.е. колонны), так, что, если небеса падут, те поддержат их».

Сейчас мы называем это «устойчивым развитием» и «предотвращением природных катастроф». В общем и целом, три указанные темы - устремления власть предержащих, научный прогресс и желание людей обеспечить себе лучшее будущее - будут неизменно присутствовать в последующем разговоре.

Конечно, экспансия мема «Вавилонская Башня» не ограничивается приведенными эпизодами - его «генетический код» распространился по всему культурному пространству нашей планеты, от мифов бирманских народностей до пелевинского “Generation “П”. Однако нам пора сворачивать мифологию и плавно переходить к суровой реальности…

С самых ранних времен существования человеческих обществ их властные структуры стремились отвоевать контроль над публичными информационными коммуникациями. Строго говоря, публичные информационные коммуникации тождественны понятию «власти». Но в ту пору, во мгле веков, сухие абстрактные концепции еще не завоевали всеобщего признания. Тогда власть, точнее, элиты считали себя персонифицированной категорией, и мы вполне понимаем их мотивацию. Тем не менее, реальность постоянно напоминала об иллюзорности «персонифицированных» представлений, и мотивировала власть предержащих всё-таки обратиться к коммуникационному пространству.

«Отвоевать» контроль - не потому, что он был утрачен в результате «смешения языков» и «рассеяния». Более того, «завоевание» предполагало не деструктивные действия, а, наоборот, кропотливую созидательную работу. Однако важность этого процесса была столь велика, что буквально определяла, будет ли социальная система жить или же сгинет в безвременье.

Публичные коммуникации возникли раньше, чем появились первые города. И ровно тогда, когда в управлении обществом стали возникать устойчивые коммуникационные цепочки (т.е. когда между источником и приемником информации появляются промежуточные «элементы»), власть с неудовольствием обнаружила сильное снижение эффективности таких механизмов управления по сравнению с «традиционным» способом - прямым, «лицом к лицу».

Ограничение по эффективности сверху задавал предел сложности коммуникационной системы. В ранних обществах правила, применяемые в прямом общении, попросту переносились на новые коммуникации. Но новая структура коммуникаций была качественно более сложной. Соответственно, прежние правила принципиально не соответствовали новому формату управления.

Wieza Babel. Damian Parlicki

Здесь мы сделаем небольшое теоретическое отступление, которое, в частности, прояснит, почему мы «позаимствовали» у лингвистов символ Вавилонской Башни. Дело в том, что понятие «язык» в кибернетике носит достаточно широкий, но в то же время вполне чётко определенный характер. Майкл Арбиб даёт очень ёмкий вариант: «это систематический способ упорядочивания символов в последовательность с целью выразить смысл». Похожее и более развернутое определение приводит Клаус Криппендорфф. Он подчеркивает важность ограничений, задаваемых правилами синтаксиса, логикой и семантикой.

А можем ли мы, опираясь на эту концепцию, обратиться к коммуникационной системе общества на более высоком уровне? На более абстрактном уровне, где язык как лингвистическая категория сам оказывается лишь инструментом? Полагаю, что такой подход вполне допустим. Ведь здесь всё так же центральным процессом является коммуникация, и существует свой систематический набор правил и ограничений, определяющий форму (синтаксис) коммуникационного взаимодействия, его порядок (логику) и смысл (семантику).

В то же время коммуникационная система обязательно предполагает функциональное наполнение. Публичные информационные коммуникации тождественны понятию власти. И если язык как лингвистическая категория обслуживает сферу смыслов, то более высокий уровень - метаязык - ориентируется на отношения управления и контроля.

Обратившись с такого функционального ракурса к ветхозаветной версии «Вавилонской Башни», мы увидим, что именно управление и, в частности, система целей были мишенью «смешения языков».

Во избежание терминологической путаницы отметим, что понятие «метаязык» здесь употребляется в ином значении, нежели широко принято в лингвистике и логике. И вернемся к ранним обществам. Каким был первый «прорыв» властей в отвоевании коммуникационного пространства?

Таким прорывом стала интеграция божественных, сакральных, сверхъестественных категорий в практику повседневного функционирования институтов власти. Далеко не случайно, что наиболее ранние цивилизации (=города) представляли собой общества, в которых религиозное и политическое руководство было неразделимо слито. Шумерские царства, протогосударства Древнего Египта и Нубии; хронологически более молодые, но возникшие независимо культуры Ольмек и Чавин в Новом Свете - в совокупности очень четко демонстрируют синтез религиозного и политического начал в механизмах управления достаточно большими обществами.

Цивилизация = города. По крайней мере, до наступления постиндустриальной эпохи.

Сакрализация «вертикали власти» и всей общественной жизни не только способствовала усилению социальных связей (за счет закрепления общей системы моральных ценностей). Для коммуникационного пространства введение «божественного» элемента привело к возникновению устойчивой структуры в публичных коммуникациях, органично разделило их на «верхние» и «подчиненные» уровни, внесло безусловную иерархию. Всё это и позволило сделать важные шаги вверх по лестнице цивилизационного прогресса.

Устойчивость - ключевая характеристика для систем управления ранних обществ. Именно устойчивость обеспечивала социальный прогресс, один из аспектов которого - технологический - в свою очередь, через десятки поколений дал элитам еще более мощный инструмент - письменность.

Освоение письменности означало прорывной рост устойчивости в самом что ни на есть буквальном смысле. Отныне акт коммуникации больше не был подвержен ограничениям, которые раньше налагались его сиюминутным характером. Коммуникации смогли покорить время и пространство. Более того, такого расширения возможностей удалось достичь с одновременным ростом в точности передачи информации. Этому сопутствовало сокращение числа звеньев в коммуникационных цепочках. А значит, уменьшался и общий уровень шума в коммуникационном канале от источника к конечному получателю.

Еще один аспект такой возросшей устойчивости коммуникаций - потенциальный рост числа получателей сообщения. Таким образом, письменность обеспечивала рывок не только в качественных характеристиках коммуникаций, но и открывала новые возможности развития структуры коммуникационной системы.

Наконец, отметим, что с возникновением письменности коммуникационная система приобретает полноценное материальное, рукотворное измерение. Оно начинает свой собственный путь, который наша цивилизация продолжает осваивать и сейчас, и будущее которого уходит куда-то за горизонты…

Новая технология довольно скоро доказала свою полезность в сфере управления обществом. Письменность встраивается в систему метаязыка (или, иначе, практики управления); последний быстро эволюционирует, стремясь полнее освоить преимущества, которые появляются вследствие роста сложности коммуникационной системы.

Рост сложности в коммуникациях отражается в росте сложности политических систем. Опять же неслучайно введение письменности в сферу государственного управления совпадает по времени с возникновением устойчивых крупных государственных образований. Таких, как Раннее царство в Египте, Аккадская держава, Шан в Северном Китае, Инка и Ацтек в Америке. Эти государства контролировали территорию до 2 млн. км2 (Инка, 1527 н.э.) и несколько миллионов человек населения. Что как минимум на порядок превышает достижения политических образований дописьменной эпохи. Историки уже называют возникающие государства империями.

Одним из очень ярких примеров новых возможностей, которые открыло освоение письменности, мы видим в экономике данных стран. Центральная власть создает и управляет масштабными, комплексными системами хозяйствования, охватывающими очень широкий перечень сфер общественного интереса. Это демонстрирует нам вполне достаточную сложность используемого на тот момент метаязыка для управления экономической системой, критически зависящей от качества обратных связей.

Хотя письменность позволяет добиться принципиально нового уровня в качестве управления, тема контроля элит над существующим порядком социальной иерархии ничуть не теряет своей актуальности. Поскольку данный этап коммуникационной эволюции является скорее технологическим, чем идеологическим, элиты предпринимают меры, направленные на концентрацию потенциала технологии в руках государства.

Письменность сделала возможной унификацию бюрократических практик и религиозных обрядов по всему государству. Этот инструмент обеспечивает идеологическую централизацию. Общий, единый метаязык, как иллюстрирует миф о Вавилонской Башне, критически важен для устойчивой организации общества.

На практике мы наблюдаем появление института писцов на государственной службе. Аналогично положение резчиков по камню и прочих художественных ремесленников. Только этим людям де-факто положено транслировать в письменном виде нужные элитам идеи. Альтернативные каналы практически отсутствуют.

Несмотря на то, что «тоталитарная» власть жрецов-правителей с появлением письменности только усилилась, мы можем рассматривать эти изменения ещё и как «начало конца» персонифицированной власти. Всё дело в том самом рукотворном, внеперсональном характере, который обретают коммуникации. Отныне само сообщение наделено той же властью, что и его источник. Более того, рукотворные сообщения обладают куда большими способностями по преодолению пространства и времени. Они более устойчивы - а это серьёзное преимущество с точки зрения социальной системы. Письменность позволяет формализовать метаязык в виде законов, позднее - в виде кодексов права. Эта формализация создает надежную структуру для метаязыка, значительно расширяя его потенциал по организации общества. Однако на данном этапе право еще носит подчиненный характер по отношению к персонифицированным властителям.

Rage over Babylon. Ziv Qual
Обязательно стоит добавить, что достижения цивилизационного прогресса не отменяют предыдущие ступени и практики. Скорее их можно сравнить с вершиной постоянно растущей пирамиды. Так, освоение письменности на ранних этапах слабо влияло на внегосударственную часть публичного коммуникационного пространства. Пару слов о последней - дабы у неискушенного читателя не сложилось ошибочного представления, что публичные коммуникации связаны исключительно с элитами и политикой.

Для большинства людей, входящих в ту или иную социальную систему, и пять тысячелетий назад, и два тысячелетия, да и триста лет назад, пожалуй - а кое-где и поныне - личное общение являлось единственным механизмом участия в публичных коммуникациях. Было бы неправильно называть этот механизм «неорганизованным» - напротив, социальный прогресс четко демонстрирует его универсальность для всего многообразия культур и временных эпох. И в качестве наиболее примечательного образца «стихийной» организации мы можем назвать такое явление, как базар.

Легко понять, почему базар стал не только площадкой для обмена материальными ценностями, но и для обмена идеями. Базар концентрировал на небольшом участке земли тысячи и десятки тысяч людей из разных, порой очень удаленных районов. На базаре пространство буквально «сжималось» - а это ключевой фактор для вербального способа коммуникаций. Соответственно, интенсивность коммуникационного взаимодействия резко возрастала.

Такой мощный механизм публичных коммуникаций, безусловно, нес в себе потенциал изменения социального порядка. Базарные слухи (сейчас мы бы назвали их мемами) привели к бессчетному количеству погромов тех или иных общин, убийств представителей элиты разного калибра, а также наверняка поспособствовали падению пары-другой империй. В этом плане мы можем говорить о «неорганизованности» таких внегосударственных публичных коммуникаций с определенной точки зрения: правящие элиты не имели возможностей контроля над ними.

Κυβέρνησος ἐσχατιαί / Горизонты управления
[Список статей цикла]

политика, социодинамика, технологии, медиа, #хэштегом, элита, институты, синергетика