Моя философия. Синопсис. - 40
Но война войной - а философия по расписанию. С этой чертовой войной, которую Путин устроил на Украине, я вынужден был прервать изложение моей философии, и теперь самое время к ней вернуться. Смотреть на все это безумие, которое чекисты и советские дегенераты устроили на Украине и в РФ - никаких нервов не хватит, к тому же все об этой войне по существу я уже написал и там в целом все ясно, и мне бы хотелось до отпуска все же закончить мой Синопсис.
Моя философия. Синопсис. - ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18), ( 19), ( 20), ( 21), ( 22), ( 23), ( 24), ( 25), ( 26), ( 27), ( 28), ( 29), ( 30), ( 31), ( 32), ( 33), ( 34), ( 35), ( 36), ( 37), ( 38), ( 39).
На чем мы остановились? Ах, да! Я представил (свел воедино) свое решение проблемы универсалий - одной из наиболее сложных философских проблем, над которой лучшие философские умы Европы (начиная с Аристотеля) бились на протяжении нескольких столетий.
И, как я показал, yниверсалии второго рода ничем не отличаются от универсалий более общего рода, и все они соотнесены с объективной реальностью - давая нам понимание онтологической структуры мира и его эволюции во времени. А именно - той «общей природы», которая существует в единичных вещах: как, например, во всех людях существует общая природа «человека» и «млекопитающего», а во всех домашних кошках - общая природа «домашних кошек», «кошачьих», «млекопитающих» и т.д. Что же касается вещей, созданных человеком, то соотношение понятий общего рода с единичными вещами зависит от того, с какой целью создал человек эти вещи, и какое место они занимают в его человеческом мире. Так, понятие «чашка» означает ряд сосудов определенной формы и бытового предназначения, и вместе с «горшками» и «тарелками» они могут быть объединены в более общее понятие «посуда», а «посуда» - с некоторыми другими вещами быта - например, в понятие «скарб» или «утварь». Здесь многое определяется уже особенностями быта, культуры и языка.
И, таким образом, структура нашего языка и мышления оказывается определенным образом соотнесена с объективным миром вещей и с его объективной онтологической структурой. Как и почему это возможно - то есть как формируются наши понятия на основе наших ощущений и восприятий, и почему наши понятия соотнесены с объективным миром, так что мы с помощью этих понятий и с помощью нашего разума и мышления способны познавать объективный мир - это я очень подробно объяснил в своей гносеологии, разрешив все возникшие до меня проблемы в этой области философии.
Однако важно подчеркнуть, - и я это настойчиво показывал на протяжении всего изложения моей философии, - что наше мышление и наш язык ни в коем случае НЕ тождественны объективному миру вещей и его онтологической структуре. Они лишь определенным образом соотнесены с ними, и по мере нашего познания мира наши понятия и язык могут сильно меняться. Все идеалистические философские концепции - начиная с Пифагора и Платона и вплоть до Гегеля - в которых утверждается такое тождество между нашими понятиями и вещами или в которых нашим понятиям придается некий метафизических характер, являются глубоко ошибочными. Никакой «сущности» у вещей - понимаемой как их «метафизическая природа», которая, в некотором смысле, существует до вещей и отдельно от них - конечно же, не существует. «Сущность» вещи можно понимать только как ее онтологическую природу, которая формируется уже в нашем сущем мире, мире материальном, и которая отдельно от единичных вещей существует только в нашем разуме, а не объективно.
Иначе говоря, «сущность» - понятие онтологическое, определяющее (для нас, в нашем мышлении и языке) природу вещи и ее место в онтологической структуре нашего сущего мира, а вовсе не метафизическое. А метафизических «начал» всего два - Бытие и Материя, и именно через их соединение и существует наш сущий мир с его множеством единичных вещей: как воплощение Бытия в Материю - в материю единичной вещи, или как Материя, которая обрела некое Единство в единичной вещи, а через него - обрела свое бытие (ибо Бытие и есть ни что иное, как Единство и начало всякого единства, и больше ничего).
Так что же? «Вопрос закрыт»? Нет. Только здесь и начинается самое интересное. Ведь помимо того общего в вещах, что мы обозначаем через универсалии и общие понятия, существует сама вещь - конкретная единичная вещь как отдельное бытие, со всеми ее уникальными и неповторимыми свойствами. Сократ есть человек, но Сократ есть Сократ - то есть вполне определенный, конкретный человек, с уникальными свойствами, которые делают его отличным от всех прочих людей. То есть помимо сущности второго, третьего и т.д. рода, существует то, что Аристотель назвал «сущностью первого рода». И именно с этой сущностью - сущностью конкретного Сократа или Платона или других единичных вещей - мы всегда и имеем дело непосредственным образом. А стало быть, нам нужно понять, что есть эта сущность первого рода и как она соотнесена с сущностями (универсалиями) более общего рода.
Надо заметить, что очень-очень долгое время философия не придавала большого значения этой «первой сущности». И понятно, почему - ведь в этой «первой сущности» виделось нечто уникальное, неповторимое, случайное и переменчивое (в отдельном человеке или в лошади или кошке), а потому, как казалось, эта «первая сущность» сама по себе не может дать никакого знания. В самом деле, ведь знание скорее предполагает не познание или знание отдельных людей, со всеми их уникальными особенностями, а знание о человеке как таковом, о человеческой природе. То есть уже нечто более общее, а не знание отдельных людей или вещей. И когда химик проводит свой опыт, смешивая различные вещества - это всего лишь отдельное событие, не имеющее никакой научной ценности, и чтобы получить знание - нужно установить некую более общую закономерность, «закон природы», которому подчинены все вещества данного рода. Или когда физик Галилей кидал шары с Пизанской башни для вычисления их скорости и ускорения падения - то падение одного шара и его поведение во время этого падения еще никакого бы знания нам не дало, и поэтому Галилей кидал множество шаров по несколько раз и разной массы - после чего и сформулировал свой знаменитый эмпирический «закон свободного падения».
То есть для философии - как и для науки - очень долгое время единичные вещи были лишь средством познания более общих оснований и закономерностей нашего мира, а целью философии было отыскать самые глубокие основания (или «начала») нашего мира и самые общие причины всего нашего Мироздания. Единичные вещи - с их уникальной и неповторимой «первой сущностью» - понимались лишь как то, через что проявляются более общие законы и более глубокие основания нашего Мироздания, которые и следует осмыслить через философское познание и мышление. Но сами по себе единичные вещи, как казалось, не представляют для философского познания какой-либо ценности.
Ситуация изменилась лишь с появлением христианства, в центре которого - уникальная историческая личность Иисуса Христа. Личность Иисуса Христа в христианстве занимает центральное положение, и поэтому все, что связано с этой личностью - жизнь Иисуса Христа, Его слова и поступки, малейшие обстоятельства Его жизни, Его смерть и воскрешение - все это является важнейшей частью христианской веры и вероучения, и все это в христианстве тщательно исследуется с богословской точки зрения. И поэтому в христианстве сразу же возник вопрос о том, как в этой уникальной личности Богочеловека Иисуса Христа - прожившего уникальную жизнь в уникальных исторических обстоятельствах - его уникальные особенности соотнесены с Его божественной и человеческой природой. А поскольку Иисус Христос, согласно христианству, есть воплощение второго Лица Бога-Троицы - то возник вопрос также и о том, как эти три Ипостаси Бога соотнесены с их единой природой как Единого Бога.
Я, конечно, сейчас не буду касаться этих проблем христианского богословия (ведь наш предмет - философия, а не богословие), но важно отметить, что лишь с появлением христианства уникальность человеческой личности (а затем - и уникальность и неповторимость всякой единичной вещи) приобрела собственную значимость. А чуть позднее понимание, что уникальность человеческой личности (и единичных вещей) имеет важнейшее значение для понимания нашего мира и бытия, перекочевало и в европейскую философию. И только после этого философия обратила свой пристальный взгляд на эту аристотелевскую «первую сущность» - человека и других вещей.