За показанным
в прошлой части Мургабом Памирский тракт идёт на такой высоте, на которой в годы его постройки без лишней надобности не летали даже самолёты. Там и Акбайтал - высшая точка тракта (4655м) и всех постсоветских дорог, и руины царских постов, и Каракуль - холодное солёное озеро с духом Арктики, на берегу которого мы заночевали у киргизов.
О том, как я прибился пятым к компании из двух немцев (Симеон и Сабрина) и двух украинцев (Арсен и Наташа), и о том, как джипы Мургаб-Ош день набирают пассажиров, а стартуют на утро, я рассказывал в прошлой части, с фотографией заправки по-памирски. За 1000 сомони (7500 рублей) на всех нам дали джип с молодым и улыбчивым, но не говорившим по-русски киргизом, которого начальника с "пятака" проинструктировал на весь маршрут сразу. От Мургаба до Оша этнические киргизы обеих стран могут ездить без ограничений, по внутренним документам, так что и населённое киргизами памирское высокогорье уже и не воспринимается как стопроцентный Таджикистан, а скорее какая-то зона совместного пользования. Но проложенный в 1933-37 годах Памирский тракт от Мургаба превратился фактически в боковую дорогу, а настоящий Памирский тракт с 2004 года вливается за перевалом Кульма в Каракорумское шоссе, связуя Душанбе и Кашгар. От Мургаба до кыргызстанского Сары-Таша какое-то движение есть утром и вечером - одни едут в Мургаб из аилов, другие начинают или заканчивают суточные путь до Оша. В середине дня же памирский тракт станет станет девственно пустым, и не то чтобы даже попутную, достаточно дальнюю и имеющую свободные места, а просто какую бы то ни было машину здесь можно ждать часами.
2.
Утро на Высоком Памире - это призрачный холод, пронзительный ветер, постапокалиптически яркое солнце. Мы едем чуть ниже 4 километров над уровнем моря, а окрестные горы сравнимы с Главным Кавказским хребтом или Заилийским Алатау, но только большая часть их высоты скрыта в толщах памирского плато. Равнина на многокилометровой высоте - где ещё такое бывает? Навскидку могу вспомнить лишь Тибет и Альтиплано...
3.
А мимо то и дело проплывают странные горы. Например, похожие на чёрные терриконы - как напоминание о том, что средневековые горняки в поисках серебра обустраивались ещё выше советских (см.
в конце позапрошлой части). А вот спит дракон, выглядывая из склона шипастой спиной:
4.
Заброшенные посёлки советских военных или геологов:
5.
Одинокие кладбища, вечные пристанища кочевых киргизов:
6.
И попадающиеся то и дело посты Памирского погранотряда царских времён. Здесь явно не то место, где ожидаешь увидеть наследие дореволюционной России, хотя я ведь уже показывал
церковь в Хороге и крепость
в Лянгаре.
7.
От Мургаба мы едем по долине реки Акбайтал, чьё название можно было бы перевести как Белокобылица:
8.
Кочковатые луга, скорее мшистая горная тундра, напоминают о вечной мерзлоте. На речках - то выстывший за ночь лёд:
9.
То соль, похожая на снег:
10.
У дороги не то чтобы часто, но всё же порой попадаются яки, деловито хрюкающие, стоит нам остановиться близ них. Гораздо ближе я видел яков в Киргизии и написал
о них тогда отдельный пост. На плато Памира этим косматым быкам скорее жарко, чем холодно:
11.
На кадре выше виден и пограничный забор. Но если
афганская граница - открытый берег Пянджа, то китайская граница проходит за горами в нескольких километрах отсюда, за широкой и безлюдной режимной полосой. Где-то до сближения с границей я проглядел поворот к ещё паре горных озёр Шоркуль и Рангкуль, за которыми находятся ещё и скалы Мата-Таш и Чирок-Таш. Вторая в переводе - Лампа-камень: в ней есть пещера с окном в потолке, при взгляде издалека создающим иллюзию горящего в гроте светильника. В пещере Мата-Таш же, по легенде, спрятаны сокровища: якобы, давным-давно мимо шёл караван, застигнутый врасплох ранней зимой. Караванщики отнесли всё ценное в пещеру, соорудив лестницу древним и кровавым, но не раз испатанным на Памире способом - резали животных и делали ступени из мяса, на морозе твердевшего и примерзавшего к скале. Но сами караванщики не пережили зиму, мясные лестницы по весне отмёрзли и упали, а путь к сокровищам не знает с той поры никто. Там же, у озёр, стоит кишлак Рангкуль, где киргизы держат столь неожиданных в горах верблюдов. Мы могли заехать туда, но не заехали, и я кажется даже не уговаривал спутников - всё одолевала усталость. Как водится, за
фотографиями озера Рангкуль отсылаю к
frantsouzov, за
фотографиями кишлака - к
vvtrofimov, а
за историей и легендами - к
galyagorshenina.
А по тракту чаще машин колесят на велосипедах туристы, и за плечах у них могут быть тысячи вёрст:
12.
В какой-то момент дорога слегка набирает высоту - это и есть Акбайтал, перевал выше любой из вершин Алтая и лишь на пару сотен метров уступающий Монблану и Ключевской Сопке.
13.
А над окрестным плато он поднимается немногим выше сыртов над заволжской степью:
14.
Конечно же, мы остановились на его седловине:
15.
Попутчики бывали в Гималаях гораздо выше, а вот я на такой высоте оказался впервые, и более того - не очень представлял, где икак дорога заведёт меня выше. Поэтому 4655 метров мне показалось мало, и забыв о том, что я вообще-то страдаю здесь от горной болезни, я полез вверх на сыпучий склон. Снежники на нём исправно пережили лето, и до новых снегов им оставалось продержаться считанные недели:
16.
Добраться я решил вот до этих чокуров (то же, что кекуры) - думаю, высоты 4700 метров я всё ж таки достиг:
17.
Над перевалом с обеих сторон - пятикилометровые вершины, и здесь 5 километров - это "всего лишь":
18.
Акбайтал (с названием которого связана своя легенда про гордого киргиза, коварных китайцев и верную белую кобылу, что его спасла) обычно называют вторым по высоте перевалом на международных трассах - после
Худжерабского перевала (4683м) Каракорумского шоссе у границы Китая с Пакистаном, и разница-то их меньше 30 метров. Но это слишком условно: до 1991 года Памирский тракт не был международным, а в нынешнем Китае есть
железнодорожный (!) перевал Тангла высотой 5072м, ещё несколько железнодорожных станций выше Акбайтала с 1870-х (!!!) годов действует в Перу и Боливии, а Книга Гинесса самым высоким в мире проезжим для транспортом перевалом называет
Кхардунг-Ла (5602м) в индийском Ладакхе выше Акбайтала почти на километр. Логичнее, что здесь была высшая точка мировых дорог, особенно удивительная в Стране великих равнин, на момент постройки - первая "полуторка" прошла Акбайтал в 1937 году. Львовяне Арсен и Наташа отказывались верить, что большевики могли построить самую высокую в мире дорогу, и убеждали меня, что
Каракорумское шоссе прокладывали ещё англичане. На самом деле оно строилось в 1966-86 годах, когда Пакистан и Китай стали дружить против Индии, и на строительстве его погибла без малого тысяча рабочих. Через
Кхардунг-Ла же дорога прошла и того позже, в 1976-88 годах.
Пока я лазал по склону, на седловину Акбайтала приехал минивэн с пожилыми чехами, и "сдав" им перевал, мы поехали дальше.
19.
А за перевалом снова речка Акбайтал - их две, расходящихся в разные стороны. На берегу Северного Акбайтала мы увидели руины постройки из дикого камня - самую крупную и хорошо сохранившуюся из "царских казарм" Памира:
20.
Более того, на дореволюционной фотографии 1902 года она часто фигурирует в статьях как Памирский пост, хотя традиционно последний
локализуют то в Мургабе, то в селе Кони-Курган близ него. Сравните - горы на заднем плане ведь те же:
20а.
Путь к этим русским форпостам на Крыше Мира тогда был лишь верховой и вьючный. "Памирский пост живо напоминает военное судно. Стены - это борта корабля, необозримая открытая Мургабская долина - море, крепостной двор - палуба, по которой мы часто гуляли и с которой в сильные бинокли обозревали отдаленнейшие границы нашего кругозора, на котором по вторникам появлялся одинокий всадник. Это джигит-курьер, возящий желанную почту из России. Прибытие его составляет настоящую эпоху..." - так писал о жизни русских гарнизонов на Памире шведский путешественник
Свен Гедин.
21.
«Скучно и однообразно тянулись дни на Памирском посту. Работы по сооружению улиток, заготовка терескена на зиму и другие приготовления занимали большую половину дня. Почта приходила раз в неделю, и все с жадностью хватались за письма и газеты, читая в них новости, совершившиеся полтора месяца тому назад. Наконец прибыл и начальник гарнизона, капитан Генерального штаба П.А. Кузнецов, произвел смотр - и все опять втянулось в старую колею. В начале октября вдруг выпал глубокий снег… закрылись и перевалы … и памирская зима разразилась со всеми своими вьюгами и метелями. Ежедневно на ближайшую высоту высылался наблюдательный пост на случай появления противника. Были отправлены разъезды в сторону афганцев, но все было тихо, никто не появлялся, да и кому бы в голову пришло двинуться теперь в поход, когда из юрты носа высунуть нельзя, а если выходить на воздух, то только разве по службе. Хлеб пекли хороший, суп с консервами или щи из сушеной капусты были великолепны, баранина имелась своя, водка, вина и коньяк были - чего же лучше? Даже книги и карты, всегдашние спутники офицера в походе, и те имелись и разнообразили длинные скучные вечера» - а это служивший здесь тот самый Василий Зайцев, что
привёз пианино в Хорог (см. пост о Хороге).
22.
И хотя речь идёт о местах по ту сторону Акбайтала, теперь эти слова уместнее вспомнить у подлинных руин, на мой взгляд ничуть не менее ценных, чем любая древняя крепость. Но сейчас, кажется, большинство туристов на них просто не обращают внимания:
23.
Чуть поодаль - советская застава, такая же брошенная. А может быть и не застава, а например база геологов, метеостанция или городок строителей тракта?
24.
Едем дальше. Озерцо у дороги:
25.
За спиной - грандиозные снежные пики и бесконечный забор границы, и лишь по тому, как он сливается в черту, виден масштаб памирского пространства:
26.
А впереди, за безжизненной плоской землёй синей полосой лежит Каракуль - крупнейшее (примерно 33 на 23 километра) и высочайшее (3910 метров над уровнем моря) озеро Таджикистана в метеоритном краете, выбитом порядка 200 миллионов лет назад.
27.
Название Каракуль в переводе значит Чёрное озеро, но днём вода его неимоверно синяя:
28.
На восточном берегу у тракта стоит небольшое село Караарт - впрочем, это название я узнали лишь из советской карты, а в жизни все без исключения называют аил так же, как и озеро - Каракуль. И кажется, это самый высокогорный населённый пункт постсоветского пространства, причём не самый маленький - "на глаз" тут живёт несколько сотен человек:
29.
Погранзастава за дорогой выглядит заброшенной, но вроде бы действует, да и солдатик у входа покрашен::
30.
У въезда в село голосовал молодой белорус в красно-зелёном костюме, и мы бы наверняка взяли его с собой, тем самым создав в машине восточно-славянское единство (не считая немцев), но мы сворачивали в село, собираясь задержаться на озере до утра.
31.
Тем более в селе есть несколько очень дешёвых и очень примитивных гостиниц, где за 10-20 сомони (а то и меньше) к услугам путника будет крыша над головой и курпач на полу.
32.
Но глядя на постаревшие от пыльных холодных ветров и колючего солнца лица хозяйских детей, я понимаю, что бОльшего здесь ждать не стоит - оно местным попросту не понятно:
33.
На самом деле киргизы тут выглядят по-разному, и в помещении младшая девочка вполне миловидна. По-русски она не знала ни слова, но всячески пыталась с нами заобщаться: крутилась, хихикала и что-то объясняла нам жестами.
34.
Когда нет иностранцев, здесь ночуют и пассажиры запоздалых джипов Ош - Мургаб, разложив курпачи на полу. Санузел здесь "памирского типа" - не помещение, а весьма просторный дворик за высокими стенами. Воспользоваться умывальником во дворе - целое дело, ибо мокрые руки жжёт невыносимый холод. Там же, во дворе, свален терескен - наряду с кизяком основное топливо. Но хотя бы электричество здесь, в отличие
от глухих боковых долин Бадахшана, есть и никуда не пропадало - может потому, что не дошла сюда гражданская война:
34а.
Оставив вещи, мы разбрелись гулять по аилу. Над его плоскими крышами, на которых сушася всё те же терескен и кизяк, нависает пологой сопкой четырёхтысячный пик Артёма (4174м):
35.
В центре села - мечеть, грубая и самодельная, но тем красивая:
36.
При всей мрачности пейзажа, что здесь, что в Мургабе, что в Аличуре впечатляет потрясающая выбеленность стен, чистых и слепящих глаз:
37.
Я не знаю, есть ли в мире обитаемые места, менее пригодные для жизни, чем Высокий Памир, этот Крайний Верх мира. Здесь холода и ветра, как на Крайнем Севере, но Север богат водой и жизнью, а на Памире - пустыня. Его земля пропитана солью, дождь чрезвычайно редок, реки и озёра бедны рыбой, а плато и горы - дичью. Но киргизы - живут там, где выжил бы не всякий чукча или ненец, и живут вполне по-человечески:
38.
Отпустившая к вечеру горная болезнь продолжила одолевать меня здесь, и снова - больная голова, озноб и слабость. И мечта скорее слезть с Крыши Мира.
39.
Каракульский берег усеян солью словно снегом, и в холоде легко поверить, что это правда чуть подтаявший снег:
40.
Вода потрясающе чиста, прозрачность Каракуля достигает 9 метров. Но вода здесь горько-солёная и потому почти мёртвая:
41.
Лишь мелкие козявки кишат в лужах рядом с берегом - они такие же солёные, но хотя бы немного теплее:
42.
Птицы у озера, однако, водятся, а стало быть тут есть, чего ловить. Птицы - это
тибетский ворон (как звучит!) и
буроголовая чайка, живущая на высокогорных озёрах, в постсоветских сранах чуть ли не только на Каракуле.
43.
Озеро делят пополам полуостров и остров, отделённый от берега парой узких проливов, и к аилу обращена меньшая часть. Но легко ли поверить, что эти острова - пики-четырёхтысячники? Высота же ледяных вершин вокруг Каракуля - чуть больше или чуть меньше 6 километров. В пейзаже Каракуля есть что-то безмерно арктическое, я похожим образом представлял себе заливы Шпицбергена, Гренландии, Элсмира...
44.
На берегу меня догнали Арсен и Наташа, и втроем мы шли неспеша, кидали камни. Наташин отец мастерски умел кидать их "лягушкой", передал это умение дочери, а та научила мужа - и у Наташи, и у Арсена камни делали на воде по десятку (!) прыжков. Мне они советовали кидать "под острым кутом" - это было единственное украинское слово, промелькнувшее в их речи, хотя Арсен говорил, что в долгом путешествии, начиная с Закавказья, русский язык понадобился ему впервые в жизни. О путешествиях мы в основном и говорили, и я наверное производил впечатление классического "росiйського имперца", постоянно ругавшего местные нравы и этику, в которых видел много лишнего пустословия, вместо того чтобы принимать чужой уклад как есть. Из посещённых стран более всего Арсену и Наташе понравился Иран с его гостеприимством, а Таджикистану они отдали второе место пополам с Грузией. Их всюду встречали куда радушнее, чем меня, и секрет того был прост: "Надо улыбаться первым!".
45.
Затем мы разошлись - они уединились у озера, я пошёл к заброшенным ангарам, видневшимся поодаль:
46.
Вернее, виднелся-то один, а ещё от двух остались лишь фундаменты. Из темноты ангара я услышал голоса, и понял, что это не киргизская речь, а не не столь жёсткая немецкая. Конечно же, там оказались Симеон и Сабрина.
-Whot's it?
-I think, - ответил, - ruins of Soviet militari object, - забыл слово "ангар", - mmmm... home of aircraft.
47.
Отсюда мы вернулись в гостевой дом и уснули - сначала я, потому немцы, потом львовяне. Мне было холодно спать, но не хватало сил проснуться и взять ещё один курпач, чтоб им укрыться. И всё же вечером я снова вышел к озеру, и как ни странно, вечера и ночи на Памире теплее, чем день, потому что с заходом солнца стихает злой ветер:
48.
Вечерний Каракуль не столь зрелищен, как дневной:
49.
А глядя на киргизских детей, жителей Крыши Мира, я испытывал то странное, не имеющее названия в русском языке чувство, объединяющее разом жалость и уважение.
50.
Как кто-то заметил в комментариях к прошлой части, "Памир прочищает мозги". Так же, кстати говоря, как Арктика или Великая Степь. С Крыши Мира видно далеко...
51.
Потом была тяжёлая ночь и холодный рассвет в апатии:
52.
И вот мы снова продолжаем путь, огибая озеро. Размером оно примерно с треть Москвы в пределах МКАД. С севера хорошо видны и делящее озеро острова. Восточная часть (слева) шире, на короче, и в целом меньше более узкой и длинной западной (справа) примерно в полтора раза. Куда больше впечатляет разница глубины - в восточной части, что у аила, она едва дотягивает до 23 метров, зато в западной до дна 238 метров. Но даже озёрное дно лежит выше Мургаба, не говоря уж обо всём, что я показывал до него.
53.
И хотя Каракуль лежит на сотню метров выше Титикаки,
до высочайших озёр мира, как аргетинское Охос-дель-Саладо (6891м) ему очень далеко. Что в общем и логично: выше по Памиру уже не озёра, а ледники.
54.
Караарт-Каракуль - последнее, самое дальнее от Душанбе село в Таджикистане. Прямая и пустая дорога ведёт на границу. Пора покидать этот завороженный мир рядом с небом:
55.
Про Кызыл-Арт и спуск через Алайскую долину с Крыши Мира - в следующей части, заключительной о Памире.
ТАДЖИКИСТАН-2016
Обзор путешествия и
другие посты о нём (оглавление).
Перелёт Москва - Душанбе и получение регистрации.
Таджикистан в общем. География и реалии.
Таджикистан в общем. Быт и колорит.
Душанбе и Гиссарская долина (Районы республиканского подчинения) - см. оглавление.
Хатлонская область (Южный Таджикистан) - см. оглавление.
Согдийская область. - см. оглавление.
Каратегин. Гарм.
Памирский тракт
Западный Памирский тракт
Начало тракта. Душанбе - Калаихумб.
Дарваз, врата Бадахшана.
Бадахшан в общем. Природа, культура, люди.
Бадахшан в общем. Афганистан за рекой.
Язгулям. Долина Искандера.
Рушан и Шугнан. Центр Горного Бадахшана.
Хорог. Город под Крышей Мира.
Ваханский коридор
Горон и его гейзеры.
Вахан (Ишкашим). Наматгут и путь в Биби-Фатима.
Вахан (Ишкашим). Биби-Фатима и Вранг.
Вахан (Ишкашим). Лянгар и Ратм.
Восточный Памирский тракт
Лянгар - Мургаб. По карнизу Крыши Мира.
Мургаб. Крайний Верх.
Каракуль и высокогорье.
Кызыл-Арт и Старый Памирский тракт.
Так же:
Узбекистан-2016. Обзор и оглавление.