Опубликованные страницы:
1-15,
15-24,
25-34,
35-43,
44-52,
53-61,
62-70,
71-85,
86-94,
95-103,
104-11 2,
113-120,
121-129,
130-138,
139-147,
148-156,
157-165,
166-174,
175-183.
184-192,
193-201,
202-210,
211-219,
220-235,
236-244,
245-253,
254-262,
263-271,
272-280,
281-289,
290-298,
299-307,
308-316,
317-325,
326-334,
335-348,
349-357,
358-366,
367-375,
376-384,
385-393,
394-402,
403-411,
412-420,
421-429,
430-438,
439-447.
Он на всю жизнь остался в памяти молодым, смуглым, среднего роста, с весёлыми искрами в глазах. Неизменная,
447
видавшая виды гимнастёрка, галифе, сапоги …
В редкие часы отдыха увлекался Иван охотой. Было у него ружьишко да охотничьи принадлежности, и частенько досуг свой посвящал он охотничьим тропам, радуясь не столько трофеям, сколько живому общению с природой».
Ивану Дергачёву принадлежат и следующие строки: «Макаров, как писатель, относится к той категории людей, которые в молодости отдавали всю свою энергию познанию и осмыслению жизни, жадно воспринимали всё окружающее, чтобы после сказать своё слово - слово, выстраданное и взятое из сердца, не подслушанное и не поверхностное, а то, в котором концентрировался весь опыт прошлых лет».4
И он же: «Прочтите книгу Макарова («Чёрная шаль» - авт.). Ведь в ней - живой голос нашего земляка, в ней - страницы истории…».5
Николай Орлов (литературный псевдоним «Военный» - авт.), уже знакомый читателю, также рязанский комсомольский и журналистский товарищ писателя-рязанца И. И. Макарова. Участник первой Рязанской окружной конференции РАПП 1929 года. Автор многих рязанских газетных публикаций о писателе. Дружил и переписывался с В.В. Вонлярлярской. Ему подарила Евдокия Ивановна Лаврова фотокарточку с дарственной надписью. В Рязанском областном архиве есть личный архив Н. В. Орлова.6
«Иван Макаров вырос в комсомоле. Был пять созывов членом Губкома. Потел над вёрсткой газеты «Клич молодёжи», там же напечатал свои первые рассказы…».
Или: «Мне вспоминается собрание членов литературного кружка, на котором писатель читал отрывки из своего первого романа «Стальные рёбра», читал превосходно. Его голос, жесты, выражение лица живо отражали переживания персонажей произведения. Особенно запомнился герой романа - сельский коммунист Филипп Гуртов, решивший построить электростанцию в своём селе Анюткине. Кругом косность, невежество, да и сам Гуртов ещё не освободился по-настоящему от мелкособственнической психологии. Временами его одолевают сомнения.
- Слушайте, товарищ Куркин. Отчего дурные мысли в голову приходят? - спрашивает он инструктора укома партии, часто приезжающего в село. Куркин видит отдельные промахи, ошибки Филиппа Ивановича, но поддерживает его, тем более и ему не всё ещё ясно в
448
жизни, вздыбленной ленинскими декретами, закрутившейся в водовороте великих
событий … Коммунистов Макаров называл «большими людьми», вместе с ними боролся, страдал, добиваясь победы…».
Тот же, Николай Васильевич Орлов:
«Книга сопутствовала ему всю жизнь, была его верным другом. Постоянно он призывал своих сверстников учиться, не уставал говорить об этом и нам, рапповцам, пробующем свои силы в литературе».7
Юрий Вадимович Блудов - исследователь жизни и творчества не только С. Есенина, но и И. Макарова, современного времени. Вслед за писателем Станиславом Куняевым, он лично изучил «лубянковские» материалы И. И. Макарова. Автор нескольких публикаций, в
том числе и редких фотографий последних месяцев жизни писателя-рязанца:
«Против Макарова свидетельствовал даже рязанский писатель Незлобин Николай Иванович: «Макарова знал с 1929г., находился в хороших отношениях до 1932 г. Потом обнаружил, что Макаров является злобно антисоветским человеком».
Ю.В. Блудов приводит в одной из газетных публикаций и письменное свидетельство самого И.И. Макарова, арестованного в феврале 1937 года:
«Природа дала мне самый ценный дар - талант писателя. Этот талант развивался в условиях Соввласти, враг столкнул меня, и я упал. Помогите мне подняться, я не обману и не могу обмануть Советскую Родину». (От автора: в своём последнем слове И.И. Макаров не толь-ко признаёт себя виновным, но и говорит о своём желании написать новый роман - «Враги»).8
Владислав Михайлович Шибков - земляк писателя И.И. Макарова и один из исследователей его творчества в начале двадцатого века: «На одном из допросов Макаров заявил: «Партия ведёт политику, рассчитанную на уничтожение чисто русского экономического уклада страны, единоличного хозяйства. Коллективизация является лишь
орудием в руках партии для выкачивания средств из крестьянства и ведёт к разорению страны…».9
Он же, В. М. Шибков - о романе И.И. Макарова «Чёрная шаль»:
«При чтении создаётся впечатление: в романе воссозданы реальные события, происходившие в Ряжском уезде … Ряжск, например, легко узнаётся по одному, существующему до сих пор, районов города - Захупте (за рекой Хуптой). «Очень низкое место, весной заливае-
449
мое, - лучшее у нас у уезде капустное место», - пишет Макаров … Упоминается в романе Фофоновка - пригородная Ряжская Слобода, а также, более десяти населённых пунктов, в том числе и Журавинка ... В романе живут, страдают мои земляки. Их легко узнать по колоритному говору: «Там травинку, там овсинку, в третьем месте - колосок,
и у меня - сена возок» …10
Или:
«Далеко смотрел наш знаменитый земляк. В неоконченном романе «Голубые поля» Макаров как бы вскользь предрекает: на первоначальном этапе колхоз - организм вроде бы растущий, да как бы потом в нём не завелись черви…».
Или:
«При Сталине подъём промышленности произошёл за счёт деревни, но вначале «кровью и железом была вычищена прежняя избяная Русь … Макаров был слишком честен, слишком откровенен в оценке происходящего в стране … Если сегодня читатели сумеют достать произведения Макарова и ознакомятся с ними, они поймут, кого по-
теряла наша литература…».11
Аркадий Первенцев - известный советский писатель, современник И.И. Макарова, младший его литературный товарищ. В 1956 году вошёл в состав комиссии по литературному наследию И.И. Макарова; автор предисловия к рязанскому изданию книги «Казачий хутор», вышедшей в 1962 году:
«Нам, комиссии по его наследству, удалось сделать только первые шаги, постепенно переиздав его основные произведения. И сейчас читатель уже имеет более и менее точное представление, КОГО (так - оригинале - авт.) он потерял … В будущем его талант найдёт простор … И тогда на рязанской земле, на её небосклоне вспыхнет незаслуженно потушенная звезда, равная по глубине и яркости великому поэту России С. Есенину - только в прозе!»12
А как относятся к писателю Ивану Макарову нынешние его земляки - писатели или филологи? Александр Викторович Сафронов - кандидат филологических наук, преподаватель Рязанского Педагогического университета:
«Общая картина послеоктябрьской литературы была достаточно пёстрой: партия уже принялась активно управлять творческим процессом, но ещё существуют направления, течения и кружки самого разного толка - от религиозно-мистических до авангардистских, ещё
450
жива литература «коммерческая». «Пинкертоновщиной» назвали в России в начале ХХ века детективно-приключенческую беллетристику (иногда с элементами мистики и научной фантастики) - в честь американской серии о приключениях сыщика Ната Пинкертона.
Большевики поначалу пытались запретить этот жанр, однако в эпоху НЭПа никакие запреты не помогали, и они стали действовать по принципу «организовать и возглавить».
Из Центрального комитета ВКП (б) были спущены указания придумать своего
собственного «Красного Пинкертона», который бы разоблачал контрреволюционеров и козни мировой буржуазии. Результат - такие, к примеру, книги, как «Месс - Менд, или Янки в Петрограде» Джима Доллара (Мариэтты Шагинян), «Смерть Анны Ор» и «Чемодан из крокодиловой кожи» Марка Максима, «Вулкан в кармане» Б. Липатова и И. Келлера, «Белый якорь» С. Нариманова, «Долина смерти» Виктора Гончарова. Даже вполне серьёзные и, в будущем, солидные авторы отметились на этой поляне: «Иприт» Всеволода Иванова и Виктора Шкловского, «Трест Д. Е. История гибели Европы» Ильи Эренбурга и, наконец, «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого, ставший бессмертной классикой, как отечественной научной фантастики, так и авантюрно-приключенческого жанра.
… И в повести «Рейд Чёрного Жука» мы встречаем приключения, авантюры, погони, перестрелки, рукопашные схватки, тайных агентов и их разоблачение, коварный рейд бандитов-белогвардейцев по Северному Китаю, а затем и по советской территории, под видом отряда большевиков. Но всё это сочетается с глубоким и точным психологическим анализом, яркостью и выразительностью образов, логичной и стройной композицией. Герой повести, он же повествователь-рассказчик, бывший офицер Игнатий Багровский сам себя откровенно и честно характеризует уже на первых страницах:
«Мою лично «идею» я знаю отлично. Во-первых: я иду бороться за «право на леность». Овцы, которых мы угнали из совхоза, дали мне «право» ничего не делать в течение восьми месяцев, а главное, дали мне право грубить Воробьеву и - невыразимое наслаждение! - выгонять вон английского офицера ... Так же хочу я истязать Россию. Я её люблю самой большой любовью и ревную самой страшной ревностью» …
И далее, А. В. Сафронов:
«Багровский достаточно объективно оценивает и своих врагов -
451
большевиков, строящих рай на земле: «Меня поражает огненность их энергии … мне страшно от того, что у большевиков поезда движутся с дьявольской точностью». Это не убавляет ненависти героя к ним. Мастерство Ивана Макарова как писателя проявляется в том, к примеру, что диалоги в повести лаконичны, остры, резки, каждый - словно поединок. Герои всё время в напряжении, ждут либо выстрела в лицо, либо удара ножом в спину - часто так и происходит:
«Но через полчаса Андрей - Фиалка уж дружелюбно философствует с Оглоблиным. Он ему уж рассказал свою теорию «искорененья зла» при помощи сплошных вишнёвых садов. Оглоблин смеется:
- А кто же их сажать будет, сады?
- Кто ... - мычит Андрей - Фиалка.
- Я спрашиваю, кто?
- Люди, мама-дура, и насадят.
- А как их заставят? - Оглоблин хохочет.
- А кто твои колхозы сажать будет?
- Голова, колхозы сами мужики создают, под руководством нашей партии, а пролетариат машин даст. А вишни?.. А вишни?..
Андрей - Фиалка долго молчит. Потом глухо и сердито спрашивает:
- Вишнёвые сады, дура-мама, не надо?»
Тот же А. В. Сафронов продолжает:
«В двадцатые годы наметилось такое явление, как интертекстуальный диалог литературы и кинематографа. Советское кино уже явило себя и «Броненосцем «Потёмкиным» Сергея Эйзенштейна, и «Необычайными приключениями мистера Веста в стране большевиков» Льва Кулешова, и «Красными дьяволятами» Ивана Перестиани.
Вследствие этого взаимообогащения в повести Макарова каждый эпизод, а то и каждая фраза воспринимаются как описание кадра из фильма: чередуются общие и крупные планы, камера то застывает, то движется, меняется точка, с которой оператор ведёт съёмку:
«Холодный, белый рассвет. Но наступления всё нет и нет. А это парализует и меня, и моих людей. С крутого ската пади я гляжу в бинокль и никак не могу открыть противника. Рядом лежат цыган и Ананий - адская машина. Он неотступно следит за мной. Поле совсем пустое … Внезапно слева, шагах в двухстах от нас, точно из-под земли выныривают два всадника. Одного я узнаю: это джени-китаец, убежавший от нас. Он в той же, в «нашей», одежде и всё время сме-
452
ётся. Меня поражает, что прежняя улыбка, которая не изменяла неподвижности его лица, похожего на маску, исчезла и теперь на лице у него одухотворённость… ».
В повести «Рейд Чёрного Жука» Иван Макаров продемонстрировал зрелое писательское мастерство, умение соединять революционный романтизм с фактологической достоверностью, верность идее и тонкий психологизм; авантюрность и увлекательность текста он создавал при помощи самых новаторских приёмов своего времени. Наш вывод: в Иване Макарове был не только огромный потенциал; его романы и повести - яркий пример новой, пролетарской волны русской литературы 20-х годов прошлого века, образец синтеза литературы «высокой» и литературы «массовой».
Уже знакомый читателю поэт Валерий Самарин в своём очерке 2017 года, «Жалейка Ивана Макарова» 13 , о той же повести «Рейд Чёрного Жука» напишет так:
«В повести «Рейд Чёрного Жука» есть один эпизод, когда главный герой говорит:
- Я вновь пощадил своего врага, и, значит, я не обречён. Только обречённые не щадят искусства...».
О рассказе Ив. Макарова «Остров»:
«Начало коллективизации … Над его островом нависает угроза обобществления. И хотя Фёдор Михайлович выигрывает тяжбу с посёлком, который замыкает остров, в душе предчувствует нечто другое. Кажется, живность острова, высокий старый дуб, который отде-
лился от леса и который как бы утверждает Фёдора Михайловича на земле, проникаются его настроением. Ему «показалось, что никогда уж не распуститься дуб в своей могучей и тяжкой силе».
… Говорят о влиянии Достоевского на прозу Макарова. Доля истины есть. Но о влиянии, вероятно, надо говорить в том смысле, что и Достоевский, и Макаров хорошо знали жизнь. Один душой переменился на каторге, другой, я думаю - когда участвовал в гражданской
войне. Например, семнадцатилетний Макаров валит гипсовый бюст Александра Второго в своём родном селе Салтыки … Но это не тот Макаров, который впоследствии сердечно напишет рассказ «На повороте» о маленьком тунгусе Илько».
Валерий Самарин напишет и о повести писателя Ив. Макарова «На земле мир»:
«Мне думается, когда писал Макаров эту повесть, он каким-то об-453
разом уже предчувствовал свою судьбу. Всё творчество Ивана Макарова я назвал бы большой «Жалейкой». Первоначальный и красивый звук её раздался в селе Салтыки, на его родине…».
… Но что же это за «Жалейка», спросит читатель? Пастушья дудочка? Свирель? В повести Ивана Ивановича Макарова «На земле мир» есть примечательный юноша - поэт; как и остальные заключённые, он приговорён к смерти. Юноша-поэт очень хочет, чтобы написанная им песня - «жалеечка» сохранилась:
«Авось перед самым концом придёт мысль, что «Жалеечку» эту мою кто-нибудь и прочтёт как раз. Поэтому я её и поправлял, и переписывал заново не раз. Поправляешь, а сам думаешь, что и никогда ты не умрёшь и даже вовсе умереть не можешь. «Жалеечка» живёт, и ты вроде мыслью отделяешься от самого себя, вот от такого, каким я есть сейчас, а становишься невидимым и неслышимым и уходишь таким лёгким, несуществующим, как сновидение, уходишь навсегда, уходишь в жизнь. В жизнь уходишь!».
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
1 Н. Плиско. Иван Макаров. Тенденции творчества. - Октябрь, 1930, № 4.
2 А. Низовцев. Путь Ивана Макарова. - Земля советская, 1931, № 3.
3 С. Титов. Его звали Иван Макаров. - Рязанский комсомолец, 25 марта 1959.
4 Вл. Шибков. Слово, взятое из сердца. - Рязанские ведомости, 16 июля 2008.
5 И. Дергачёв. - Рязанский комсомолец, 1970, № 131.
6 ГАРО, Р. - 5039, оп. 1, д. 26, св. 2. Личный архив Н.В. Орлова.
7 Н. Орлов. Вышли мы все из народа. - Приокская правда, 30 октября 1970.
8 Ю. В. Блудов. Мимо его нельзя было пройти и не заметить… - Рязанские ведомости, 5 августа 2005.
9 Вл. Шибков. Слово, взятое из сердца. - Рязанские ведомости, 16 июля 2008.
10 Вл. Шибков. Чёрная шаль. Родная правда. - Рязанские ведомости, 17 июля 2007.
11 Вл. Шибков. Слово, взятое из сердца. Рязанские ведомости, 16 июля 2008.
12 Ю. Веденин. Вл. Шибков. Время читать Макарова. Рязанские ведомости, 30 октября 2004.
13 В. Самарин. Моя судьба ни на чью другую не похожа. - Р. Узорочье, 2018, с. 284 - 292.
454