Моя философия. Синопсис. - 75
I. В ПОИСКАХ ФИЛОСОФСКОЙ ИСТИНЫ, ИЛИ ПЕРВЫЕ ПРОБЫ ПЕРА.
1. Моя философия (16 постов). (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15), (16).
2. Критика «Критики чистого разума» еще более чистым разумом (14 постов). (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14).
3. О «тождестве бытия и мышления» и о безумной философии сумасшедшего Гегеля (15 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15).
4. Что есть наше рациональное познание? (6 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6).
5. Что есть объективное Ratio? (8 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8).
6. Что есть вещь-в-себе? (12 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12).
7. Что есть материя и бытие единичных вещей? (14 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14).
8. Что есть форма и бытие единичных вещей? (15 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15).
9. Что есть субъектность и субъективность? (4 поста): (1), (2), (3), (4).
10. Пространство и время для философии как "объективная реальность" (16 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15), (16).
11. Что есть пространство-время как гравитационно-инерционное поле? (8 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8).
12. Как возможен синтез философии Аристотеля и философии Канта? (17 постов): (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15), (16), (17).
13. Синтез "мира вещей Аристотеля" с "миром сознания Канта" (8 постов): ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8).
14. Ошибка Канта в его представлениях о природе пространства и времени (14 постов): ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14).
15. Проблема солипсизма в философии (17 постов): ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), (16), ( 17).
16. Что есть познание объективной реальности? (18 постов): ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18).
II. МОЯ ФИЛОСОФИЯ. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ ТРИНИТАРНЫЙ РЕАЛИЗМ.
1. (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10), (11), (12), (13), (14), (15), (16), (17), (18), (19), (20), (21), (22)
2. Проблема пространства и времени: (23), (24), (25), (26), (27), (28), (29), (30), (31), (32), (33), (34), (35), (36), (37), (38), (39).
III. МОЯ ФИЛОСОФИЯ. СИНОПСИС.
Моя философия. Синопсис. - ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18), ( 19), ( 20), ( 21), ( 22), ( 23), ( 24), ( 25), ( 26), ( 27), ( 28), ( 29), ( 30), ( 31).
IV. МЕТАФИЗИКА ВЕЩЕЙ И ЭВОЛЮЦИЯ СУЩЕГО.
1. Проблема существования «вещей одного рода», которую Платон и Аристотель решили через метафизические сущности - идеи-формы: ( 32), ( 33), ( 34),
2. Мое решение проблемы универсалий («вещей одного рода») в рамках моей философии - как проблемы онтологической, но не метафизической: ( 35), ( 36), ( 37), ( 38), ( 39),
3. Постановка проблемы «человеческой личности» и ее соотношения как «индивидуального начала» с «природой человека», общей для всех людей: ( 40), ( 41), ( 42), ( 43), ( 44),
4. Проблема Метафизического Жида как гипостазирование «природы человека» в качестве универсальной и тотальной идентичности для всех людей: ( 45), ( 46), ( 47),
5. Проблема «личности человека» в России и русской культуре. Понятие «соборность» в русской философии как ключ к решению «проблемы человека» в рамках русской православной культуры, а через нее - и других проблем философии. Почему русская философия не состоялась: ( 48), ( 49), ( 50), ( 51), ( 52),
6. Уточнение моей метафизики и определение понятия «первой материи» (она же «первое бытие» и «первое сущее»): ( 53), ( 54), ( 55), ( 56), ( 57), ( 58), ( 59), ( 60).
7. Проблема эволюции. Почему Аристотель не принял идею эволюции живой природы. Решение проблемы эволюции в рамках моей философии и метафизики: ( 61), ( 62), ( 63), ( 64), ( 65), ( 66),
8. Цель эволюции. Философская категория «цели» как «целевой причины». Теория эволюции живой природы. Почему человек является «венцом природы». Решение проблемы «цели эволюции» в рамках моей философии и метафизики: ( 67), ( 68), ( 69), ( 70), ( 71), ( 72),
9. Моя космология. Соединение Бытия и Материи. Природа Пространства и Времени в моей философии: ( 73), ( 74),
Что ж, идем дальше! Таким образом, по своим философским взглядам - в том числе и прежде всего, в своих взглядах на природу Пространства и Времени - я довольно долго был убежденным кантианцем. В то время я еще учился в одном, далеко не последнем в России техническим ВУЗе, где было очень-очень много математики и физики, и меня всегда удивляло, почему все эти дифференциальные уравнения, комплексные числа, геометрические представления и прочие математические объекты и построения - которые явно брались из нашей головы (а вовсе не из опыта) и в основе которых лежали наши совершенно абстрактные представления о числах и об идеальном геометрическом пространстве - тем не менее, так успешно применялись в физике и инженерных науках, - так, словно бы природа и вещи были хорошо знакомы со всеми этими нашими математическими и геометрическими представлениями и спешили им по возможности соответствовать наилучшим образом. И философия Канта давала мне вполне ясный и убедительный ответ на эти мои вопросы и недоумения - гораздо более ясный и убедительный, чем любая другая философия.
Однако чем лучше я узнавал и понимал философию - тем больше у меня возникало вопросов к самому Канту и к его учению о Пространстве и Времени. И прежде всего, меня - как и многих других философов до меня - смущала эта странная и непонятная кантианская вещь-в-себе и последовательный агностицизм Канта. Что такое эта вещь-в-себе? Откуда Кант знает о ее существовании, если он сам же на протяжении всей своей «Критики чистого разума» убеждает нас в том, что мы не можем (и не должны) выходить за пределы нашего опыта (то есть за пределы нашего сознания и разума)? Каким образом эта существующая объективно вещь-в-себе воздействует на наши чувства, порождая в нашем сознании ощущения? И, быть может, самое главное: какой смысл в нашем познании эмпирического опыта, если мы в этом познании, согласно Канту, познаем не объективный мир и объективную реальность (то есть «вещь-в-себе»), а только наши же собственные ощущения в наших же формах сознания?
И все эти вопросы в итоге вынудили меня существенно пересмотреть учение Канта о Пространстве и Времени, как и всю кантианскую гносеологию. «Да, безусловно, - размышлял я, - Кант был прав в том, что для того, чтобы мы могли что-то воспринять в нашем сознании, все формы такого восприятия уже должны находиться в нашем собственном сознании (то есть уже должны существовать в нашем сознании до всякого опыта). Чтобы мы могли воспринять в нашем эмпирическом опыте нечто как «красное» или «зеленое» в наших зрительных ощущениях или чтобы мы могли воспринять нечто как «горькое» или «сладкое» в наших вкусовых ощущениях - наше сознание уже должно быть способно воспринимать «красное» или «зеленое», «горькое» или «сладкое» до всякого опыта. А следовательно, все наши формы восприятия должны быть априорными. В том числе - и здесь Кант также был совершенно прав - такие априорные формы восприятия должны существовать в нашем сознании и для восприятия пространства и времени».
«Однако, - продолжал размышлять я, - эти наши априорные формы восприятия нам нужны вовсе не просто для того, чтобы наше сознание могло выстроить для нас некую единую и связанную «картинку внешнего мира», приятную для нашего вкуса и радующую наш глаз своими цветами. Эта «картинка внешнего мира» должна давать нам вполне адекватные представления о том, что есть окружающий нас мир объективно, то есть давать представления об объективной реальности. Объективно мир бесцветен, и это наше сознание «окрашивает» окружающий нас мир в различные цвета. Объективно в мире нет никаких запахов или вкусов, и это наше сознание придает вещам запахи и вкусы. Но за всеми этими нашими восприятиями и ощущениями, данными нам уже в формах нашего собственного сознания, должны стоять какие-то объективные свойства вещей, которые наше сознание и пытается нам передать на своем «языке», в своих собственных формах восприятия».
В самом деле, ведь физики утверждают, что объективно никаких цветов не существует, а существуют лишь электромагнитные волны, которые наш глаз и наше сознание «окрашивают» в различные цвета в зависимости от длины волны света. И никаких звуков объективно в нашем мире тоже нет, а есть лишь колебания воздуха или воды, которые воздействуют на мембрану нашего уха, после чего это чисто механическое колебание мембраны нашего уха преобразуется нашим сознанием в наши звуковые восприятия - то есть, собственно, в звуки, различной громкости и высоты. И примерно так же, с помощью наших органов чувств и априорных форм нашего сознания, в нашем сознании формируются вкусовые или обонятельные ощущения. А следовательно, полагал я, и за нашими восприятиями пространства и времени должна стоять какая-то вполне определенная объективная (физическая) реальность. Причем, - учитывая, что пространство и время являются наиболее важными нашими восприятиями, в которых и через которые нам даны все прочие наши восприятия, - эта физическая реальность должна иметь какой-то фундаментальный объективный характер, и лежать глубже, чем колебания воздуха или химическое воздействие вещей на наши вкусовые и обонятельные восприятия.
Что же может быть такой объективной физической реальностью, которую мы воспринимаем в нашем сознании как пространство и время?
Для тех, кто когда-либо изучал физику, ответ на этот вопрос кажется вполне очевидным. Современная натурфилософия (то есть современная физика) началась с Галилея, который ввел в рассмотрение инерциальные системы отсчеты. Затем у Ньютона существование таких инерциальных систем отсчета постулируется как «первый закон Ньютона», и тот же Ньютон открыл т.н. «закон всемирного тяготения» (закон гравитации), в котором гравитационная масса тел постулируется тождественной (эквивалентной) инертной массе тел. Наконец, Эйнштейн в своей ОТО не только снова постулирует тождественность (эквивалентность) гравитационной и инертной массы, но и прямо связывает гравитационное поле с пространством-временем - так что причиной гравитационного поля, согласно ОТО, является искривление пространства-времени вблизи массивного тела.
И из всего этого напрашивался вывод, что пространство и время каким-то образом тесно связаны с силами гравитации и инерции. И поэтому я решил, что - примерно так же, как за нашими субъективными цветовыми восприятиями стоят колебания объективно существующего электромагнитного поля или как за нашими субъективными звуковыми восприятиями стоят колебания объективно существующей вещественной среды (воздуха или воды) - вот примерно так же за нашими восприятиями пространства и времени лежит какое-то объективно существующее физическое гравитационно-инерционное поле, близкое или тождественное тому, что физики называют «гравитационным полем».
Такой мой взгляд на природу пространства и времени, с одной стороны, позволял мне сохранить все то самое важное, что было в гносеологии Канта: ведь пространство и время по-прежнему понимались как нечто, чего объективно не существует, и что существует только в нашем сознании. А значит, это по-прежнему позволяло мне объяснить, как и почему мы можем применять наши математические и геометрические знания к познанию эмпирического опыта, а через него - к познанию объективного мира. А с другой стороны, в отличие от философии Канта, такой взгляд уже не рассматривал пространство и время (как и все прочие наши восприятия) как нечто, полностью оторванное от объективной реальности и к этой реальности не имеющее почти никакого отношения. Ведь вместо кантианской вещи-в-себе у меня уже находилась вполне определенная объективная физическая (материальная) реальность, которая уже воздействовала не на нашу «душу» или напрямую на наше сознание, а на наше тело и наши органы чувств, давая нам - пусть и в наших субъективных формах восприятия - вполне адекватные представления о том, что есть окружающий нас мир объективно.
И это «открытие» так меня обрадовало, что я решил сформулировать свои философские взгляды в виде последовательной философской системы, в которой бы гносеология Канта вполне гармонично сочеталась бы с метафизикой Аристотеля (также мною несколько модифицированной и исправленной). И эта философская система мне представлялась в целом уже настолько ясной, что, признаться, именно это и сподвигло меня начать ее излагать (точнее сказать, формулировать более точно и детально) в моих философских записях в этом журнале.
Однако чуть позже - уже когда я начал уточнять и излагать свою философию в этом журнале - я находил в ней все больше слабых мест. Первая проблема - которую я вполне ясно осознавал с самого начала и которую я надеялся разрешить по мере более детальной разработки моей философии - состояла в том, что та объективная реальность, которая, согласно моей гносеологии, стоит за нашими восприятиями (электромагнитное и гравитационное поле, колебания воздуха), в самой физике понималась и описывалась как реальность, которая уже существует в пространстве и времени как в чем-то объективно существующем. В моей философии, повторюсь, пространство и время по-прежнему - как и у Канта - понимались только как субъективная реальность, существующая только в сознании людей (и, возможно, также в сознании некоторых других животных). Объективно у меня существовали не пространство и время, а только некое физическое (материальное) гравитационно-инерционное поле, которое воздействует на наше сознание и порождает в нем наши представления о мире, существующем в пространстве и времени. Но даже в ОТО пространство и время существуют вполне объективно, независимо от нашего сознания - как они существуют объективно и во всей современной физике. И пусть Эйнштейн и современная физика и не могут толком объяснить, что такое это пространство-время и как они существуют, и чем они отличны от материи, или почему они, не будучи материей, тем не менее, каким-то образом взаимодействуют с материей - но, повторюсь, для физиков пространство и время есть нечто существующее объективно.
Поэтому физики вполне могут, на вполне «законных основаниях», использовать пространственно-временные величины и свои представления о пространстве и времени для описания объективно существующего физического мира. Как и почему они при этом могут использовать математику и геометрию - этого физики объяснить не могут, но это и не входит в их задачи - дать такое объяснение должна философия. Но, признавая, что пространство и время есть нечто объективно существующее, физики поэтому имеют полное право описывать объективный мир как мир, который существует в столь же объективно существующем пространстве и времени. А вот я - в рамках моей гносеологии - делать этого уже не мог, так как пространство и время я по-прежнему, как и Кант, не считал чем-то объективно существующим. И поэтому и ссылаться на все достижения и представления современной физики (например, на существование некоего электромагнитного поля или на колебания воздуха в пространстве и времени) я, строго говоря, тоже уже никак не мог.
А вторая проблема - которая не была столь очевидной и явной, как первая, но на которую моя философская интуиция указывала как на проблему очень серьезную - состояла вот в чем. Из моей гносеологии следовало, что - поскольку пространство и время не существуют объективно, а существуют только в нашем сознании - то и перемещаемся мы объективно не в пространстве-времени, а только в некоем гравитационно-инерционном поле. И что означает перемещение и всякое движение в этом поле - оставалось совершенно непонятным. Из наших наблюдений мы видим, что мы сами, другие люди, другие животные и прочие вещи все же движутся и перемещаются - и весьма уверенно - в некоем пространстве. Наше сознание формировалось для того, чтобы дать нам адекватные представления об окружающем мире, и наши перемещения и ориентация в пространстве настолько для нас важны (как и для других животных), что было как-то очень странно думать, что наше сознание дает нам в этом важнейшем для всего нашего существования аспекте только какие-то знаки и обозначения, которые к объективной реальности имеют мало отношения.
Если бы в нашем зрительном восприятии мира мы вместо того, что мы воспринимаем как «красное», воспринимали бы как «зеленое», или наоборот - для нас мало бы что изменилось. Даже если бы мы воспринимали мир черно-белым - это все равно давало бы нам вполне адекватные представления об окружающем нас объективном мире (как черно-белая фотография дает нам вполне адекватные представления о том, что на ней изображено - в этом смысле мало уступая цветной фотографии). Здесь не так важна та конкретная цветовая форма, в которых мы воспринимаем мир - важно лишь, чтобы между нашими зрительными цветовыми восприятиями и той объективной реальностью, которая стоит за этими восприятиями (то есть объективными свойствами вещей), было бы адекватное и однозначное соответствие. Точно так же если бы мы в своих вкусовых ощущениях воспринимали то, что мы воспринимаем как «сладкое» или «горькое», как-то иначе (как несколько другие вкусовые ощущения) - для нас так же изменилось бы мало, важно лишь, чтобы эти вкусовые ощущения позволяли нам отличать пригодную пищу и напитки (как нечто приятное на вкус) от непригодного.
Однако о пространстве и времени мы подобного сказать уже не можем. Ориентация и передвижение в пространстве имеет для нас настолько важное значение, что наше субъективное восприятие их должно давать нам представления об объективной реальности максимально точно и адекватно. Тем более, что наше восприятие пространства и времени не строится, как верно заметил Платон, на каких-то определенных ощущениях, а строится на интегральном едином восприятии всех наших прочих ощущений. И поэтому полагать, что объективно существует только некое гравитационно-инерционное поле, которое существует сильно иначе, чем то, как для нас существуют пространство и время, было бы странно.
Наконец, в-третьих, еще один момент в гносеологии Канта, который с самого начала (с того момента, как я прочитал «Критику чистого разума») вызывал у меня наибольшие сомнения. И это время. Я вполне допускал, что пространство есть лишь субъективная форма нашего сознания, которая позволяет нам воспринимать внешний опыт как опыт в пространстве. Но мысль Канта, что и время также является только априорной формой нашего сознания - то есть что время, так сказать, порождается самим нашим сознанием (уже для восприятия всякого вообще опыта - как внешнего, так и внутреннего) и объективно не существует, мне казалась весьма спорной. И, как показало дальнейшее развитие философии, наделение нашего сознание такими феноменальными способностями ведет философию в тупик солипсизма. Нет, сам Кант, конечно, не был солипсистом (он даже специально в своей «Критике чистого разума» приводит свое опровержение солипсизма, то есть доказывает, что объективный мир все же существует), и в этот глухой тупик солипсизма европейскую философию завели англичане и жиды (вполне сознательно и злонамеренно, как я полагаю), но то, что гносеология Канта дала очень хорошую почву для этой злонамеренной деятельности англичан и жидов - это несомненно. И неокантианство сыграло в этом далеко не последнюю роль (наряду с позитивизмом и феноменологией).
В общем, гносеология Канта - даже в той исправленной форме, которую я ей придал - по-прежнему не казалась мне достаточно убедительной. И в какой-то момент я был вынужден признать, что пространство и время таки существуют не только как субъективные формы восприятия в нашем сознании, или как только некое объективное физическое гравитационно-инерционное поле, но и вполне объективно. Они существуют, и это правда. И нам придется «с этим как-то жить» и нам нужно будет это как-то объяснить.